Владимир Павлов : Голодные стены (Продолжение)

С той ночи прошло чуть больше месяца, но Иванову казалось, будто пролетел год, – настолько все переменилось.

Сестры не смогли уехать: у Сони началась слабость, и она слегла. Доктора разводили руками и ссылались на расстройство нервов. Все это Иванов узнавал от полковника, потому где-то с неделю не ходил к ним, боясь, что не совладает с собой, хотя Платон Григорьевич передавал приглашения. Весть о его внезапном неслыханном богатстве, мгновенно облетевшая весь санаторий, не могла не дойти и до нее, и это было еще одной причиной, почему он, не хотевший, чтобы его любили за его состояние, сдерживал себя. Воспоминание о том, что им пренебрегли, каждый раз заставляло его вздрагивать и краснеть от стыда, он пытался забыть о Соне, погружаясь в пучину новых дел. Он не думал о ней, нет, но в нем постоянно жило ощущение исходившего от нее внутреннего света, наполнявшее всю его жизнь смыслом. Что бы он ни делал, он бессознательно делал это для нее. Когда Иванов, думая о постороннем, чтобы не потерять смелости, вошел в комнату сестер и увидел Соню, сердце его мучительно сжалось: такой худой и бледной она показалась ему. Когда они остались одни, она спросила со страхом:
– Вы на меня не сердитесь?
– Нет, что вы… Я постоянно о вас думал.
По особенному радостному блеску, вспыхнувшему в ее глазах, и по невольной улыбке, которую она поспешила спрятать, он понял, что чувство его взаимно.
Иванов восстанавливал купленный у государства особняк Богатурова, где они с Соней решили поселиться, и, когда все было готово, предложил Ане переехать на время к ним, пока она окончательно не поправится.
– Я должна съездить в Москву и встретить одного мецената из Норвегии, который интересуется нашим благотворительным обществом, – ответила она, нахмурившись и, видимо, делая трудный для себя выбор. – Но я вернусь через пять дней.
На новом месте с Соней сделалась страшная перемена. Она почти ничего не ела, таяла на глазах, замкнулась в себе, не выходила из своей комнаты и сутками лежала в кровати, стала раздражительной; каждое действие превращалось для нее в целый ритуал. Перед едой она могла десять раз помыть руки, словно не доверяя памяти и сомневаясь, что она это уже делала. Если он что-нибудь говорил, когда она садилась за стол, она вскакивала и кричала:
– Ты не понимаешь, что мешаешь мне сосредоточиться! Теперь придется заново садиться. Чтобы сесть на стул, мне нужно представить, из чего он состоит, как его делали, убедиться в том, нет ли на нем изъянов, сосредоточиться на этом действии и не допускать посторонних мыслей, чтобы прием пищи был идеальным!
Читая какую-нибудь книгу, она искала в словаре каждое незнакомое слово, просила разъяснить непонятные места, читала биографию автора и критику этого произведения, и все это делалось вовсе не из-за перфекционизма, а от угрюмой навязчивой идеи завершить прежнюю, неправильную жизнь, и начать новую, в которой все будет идеально.
Аня своим появлением рассеяла мрачную атмосферу, установившуюся в доме.
– Необыкновенно красиво, – восхищалась она с порога, рассматривая антикварную мебель красного дерева и старинные картины, украшавшие стены. – Я будто попала в девятнадцатый век…
Ее тело словно изнывало без движения. Стоя возле какого-нибудь предмета, она переносила вес тела с одной своей крупной ноги на другую, делая это не от усталости, а от избытка здоровья и энергии.
– Мне захотелось воссоздать здесь все, как было, – говорил Иванов, невольно взглядывавший на Аню украдкой. – Эта ваза 1898 года, медь… Это диван графа Васильева…
Соня, оживившаяся по приезду сестры, скоро вернулась в свое отрешенное состояние, запираясь в своей комнате или слоняясь в одной ночнушке по дому, как привидение.
– Я пойду, посижу с ней, – прерывала разговор Аня с легкой досадой, когда они с Ивановым заговаривались допоздна. – Она боится засыпать одна, говорит, в доме кто-то живет.
Иванов не хотел себе признаться, что ему хорошо в ее присутствии, что ему лучше, когда Сони нет и они одни.

Дожидаясь в беседке Аню, кормившую сестру, Иванов вспоминал все это и не верил, что прошло чуть больше месяца с той ночи.