Кузницин Олег : Моя прабабушка - палач

О том, как прабабушка переодевалась в мужика, о ее работе палачом, а также о ее единственном сожалении перед смертью.

В детстве, больше всего на свете, больше японских фломастеров, больше «Птичьего молока» и даже больше мамы и папы я любил свою прабабушку.
Вспоминаю, как я боялся, а вдруг она умрет, что я буду делать? Наверное, я тоже умру. Нежная, милая, трогательная. Не было большего наслаждения, как забраться к ней в кровать, обнять ее толстенькое тельце и так и заснуть с ней в обнимку.
Моя прабабушка Вера Ивановна Щипачева во времена гражданской войны сбежала в красную армию, переодевшись в деревенского паренька Володю Холкина. Свердловский писатель Семен Шмунцевич посвятил ее подвигу книгу «Серебряная звездочка», которая вышла в свердловском областном издательстве в 1948-ом году.
Замужем она так никогда и не была. Как говорила королева Елизавета, замужем за Англией, то есть замужем за Лениным. (Если конечно Ленина воспринимать не как человека, а как идею.)
Мой дед родился незаконнорожденным от комиссара Хряпунова. Семейная легенда гласит, что Хрянунов изнасиловал мою прабабушку прямо во фронтовом окопе. Лишь только раскусил, что она не смазливенький паренек, а девица.
Впрочем, Хряпунов жестоко поплатился за свой поступок. Когда прабабушка добилась известного положения в красной иерархии, она арестовала Хрянунова, собственноручно пытала его, подвесила на дыбу и так и оставила умирать без еды и питья.
Мой дед конечно спрашивал, где его отец. Прабабушка не юлила (это было не в ее привычках).
- Твой отец, — говорила, — был хуже царя Николая, хуже Керенского, хуже Столыпина, даже хуже Деникина и Колчака.
Резюмировала историю ее коронная фраза «Собаке собачья смерть». И еще у нее была любимая фраза (которая появилась намного позже, в семидесятые) – слова Маленького принца: «Мы в ответственности за тех, кого приручили».
Когда моя прабабушка в 1919-ом году сбежала из дома в форме красноармейца, ее мать (моя пра-пра-бабушка) долго не могла придти в себя. Даже потеряла память и перестала узнавать своих близких. Когда прабабушка вернулась с гражданской, приняла дочь за сына. И называла ее Володей вплоть до самой своей смерти в 1979-ом году в возрасте 102-х лет.
В 1935-ом Иосиф Виссарионович Сталин прислал прабабушке именную правительственную телеграмму с благодарностью за перевыполнение плана по древесине. Прабабушка в тот момент была председателем сельсовета станции Ляля Свердловской области. Она вставила телеграмму в рамку и повесила на стену, как самую дорогую реликвию. Впрочем, как гласит семейное предание, прабабушкина подруга, председатель леспромхоза, видимо приревновав к вождю, однажды выбросила телеграмму в мусорку. Разразился страшный скандал. Прабабушка написала донос в НКВД, подругу арестовали и сослали на Колыму. Раскаявшись в истеричном поступке, прабабушка в течение пятнадцати лет каждый год ездила к своей любимой вымаливать прощение. Было получено прощение или нет и как дальше сложилась судьба подруги – неизвестно.
Активная участница красного террора. После возвращения с фронта в 21-ом, участвовала в карательных операциях губчека в должности командира особого батальона. Всегда перед расстрелом словно заклинание повторяла: «Собаке собачья смерть!» Враг съеживался в клубок (мне об этом прабабушка сама рассказывала), выглядел жалким как настоящая собака. Прабабушка делала несколько выстрелов в упор и один контрольный в голову.
Подавила несколько крестьянских мятежей. Не щадила ни женщин, ни детей. А попов перед смертью подвергала жесткому допросу. И непременно спрашивала: «Ну где ваш боженька? Позови. Или мне самой его позвать?» Пыталась убедить попов, что бога нет. Но даже если поп под страхом смерти отрекался, все равно его утилизировала.
Мне маленькому постоянно рассказывала на ночь одну и ту же сказку Демьяна Бедного про Бегляночку. Дополняла ее романтическими историями борьбы с врагами советской власти. И так мне нравилась эта сказка, что я постоянно клянчил: «Расскажи, бабуль, про Бегляночку». Прабабушка ложилась рядом, обнимала меня и шепотом рассказывала. А еще она рассказывала, в каком замечательном мире мне предстоит жить. Сама-то она к сожалению не доживет, но вся ее жизнь посвящена этой цели: чтобы мы, молодые, жили в самом справедливом государстве.
А какие она пекла пирожки. Мм! С картофельным пюре, с творогом, с малиновым вареньем…
Утром будит меня: «Вставай поднимайся рабочий народ!» А вставать, ох, как не хочется. Проходит минут десять. Прабабушка кричит с кухни: «Олеженька, пирожки остынут». А я все нежусь. Тогда она приносит кастрюлю с пирожками мне в кровать и укоряет: «Эх ты, барчук». И с такой теплотой она произносит это свое «барчук», что я упиваюсь блаженством, ухожу с головой под одеяло и представляю, будто я в кабине космического корабля.
Иногда перед сном рассказывала мне жуткие истории про попов и глупых верующих.
Ненавидела церковников всеми фибрами своей души. Ее воинствующая безбожность компенсировалась кристальной честностью и бессеребрянничеством.
В начале пятидесятых, на закате сталинской эпохи, работала председателем горисполкома маленького уездного городка. Зарплата тогда у представителей власти была мизерной, меньше чем у рядового рабочего местной шахты. За попытку дачи взятки прямо у себя в кабинете из именного нагана расстреляла начальника заводской столовой.
Выйдя из тюрьмы через шесть лет, поступила на должность директора дома культуры завода имени Чкалова. Организовала заводскую театральную студию. Поставила спектакли: Ревизор, Клоп, Что делать и другие.
Ненавидя Мейерхольда за преступления против народа, тем не менее была ярым адептом его революционной театральной школы.
Успешно сочетала творческую и полицейско-партийную работу. Параллельно с руководством актерской студией работала в местном КГБ в звании полковника.
В 1975-ом году к прабабушке приезжал будущий президент России Борис Николаевич Ельцин. На тот момент секретарь Свердловского обкома. Их дружба продлилась вплоть до повышения Ельцина в 1985-ом году.
Когда я родился, основное бремя по уходу за мной легло на бабу Веру. Мама заканчивала Гнесинку и эта помощь оказалась очень кстати. До пяти лет я воспитывался в ортодоксальном духе. Этот внедренный идеологический фундамент и определил все мое детское существование.
Хотя был момент. Однажды я, дошкольник, чуть ли не по дессидентски взбунтовался. Отмечалась очередная годовщина со дня рождения Великого Ленина. Мы находились на даче. Прабабушка напекла своих фирменных шанешек, а по маленькому телику «Юность» шел какой-то очередной «Ленин в октябре». Прабабушка наверное в сотый раз смотрела как впервые.
Вдруг я подбежал к телику и переключил канал; один, второй и везде – Ленин с Лениным беседует в духе «С кем я разговариваю? – Сама с собой. – Значит все в порядке? – В порядке».
Я закапризничал: Почему везде один Ленин!!!
Прабабушка потребовала по-детски: Верни фильм, щас самое главное — Фанни Каплан будет стрелять в нашего дорогого Ильича!!!
А я капризничаю: Надоел твой Ленин!!!
Сие богохульство конечно было воспринято жестко. Прабабушка меня отлупила.
- Только пожалуйста, не говори маме. – Взмолился я.
Но принципиальная прабабушка конечно ничего не скрыла. Мама приехала вечером, обо всем узнала и вместо праздника поставила меня в угол.
Но несмотря на ортодоксальность в идеологических вопросах, в семидесятые баба Вера словно прозрела. Дух победившей сытости (насколько это было возможно в совке) вдруг подавил бессеребрянничество. И стала баба Вера гоняться за румынской стенкой, за чешским хрусталем и прочими радостями мещанского быта. Все время записывалась в какие-то очереди, воевала со спекулянтами, разоблачала нечестных работников торговли. Однажды в «Мурзилке» напечатали ее письмо про хапуг-пионеров, спекулирующих жвачками.
Однако желание обладать хрустальной люстрой было слишком великО. И пошла баба Вера на компромисс.
Через боевых подруг вышла на директора комиссионки. Директор торговал дефицитом из-под полы. Пришла к нему в орденах и медалях. А директор долго всматривался в бабу Веру и вдруг напомнил их давнее знакомство.
Оказывается, семидесятилетний король дефицита пересекался с бабой Верой еще в гражданскую. Он чудом выбрался из ямы, в которую прабабушка сбрасывала расстрелянных врагов.
- А ты ведь меня тогда не насмерть замочила. – Сказал директор. – Но кто старое помянет, тому и глаз вон.
Бабу Веру эта ситуация тронула до глубины души. А директор отдал ей люстру бесплатно.
Лишь сказал: «Бери и знай, кто теперь хозяин положения».
Баба Вера плюнула ему в лицо, но люстру все-таки взяла. Пришла домой и обо все рассказала.
Через десять лет грянула перестройка, которую прабабушка восприняла одновременно и с энтузиазмом, и с грустью. Строчила письма в «Прожектор перестройки», которые так и остались без ответа. На почве фрустрации обострился диабет. Прабабушка скончалась в 1988-ом. За десять минут до смерти сказала моему деду (своему сыну): «Единственно, о чем жалею в жизни, что за последний месяц не уплатила партвзносы».