Maksim Usacov : Тоскливые миниатюры.

18:53  19-11-2004
Шляпкозакидательство.

Вот странно, почему наши барышни не любят шляпки?
По городу барышню в шляпке не встретить.
Из тысяч – хотя бы одна!
Неужели не понятно, что барышня сняв шляпку, сразу превращается в женщину.
В лучшем случае в девушку.
А бывает и в бабу.
Идет барышня в шляпке,
снимаешь оную –
баба,
надеваешь –
барышня.
Снимаешь –
опять баба!
Как приятно было бы, если бы в магазине нас встречала барышня в шляпке.
На базаре – барышня в шляпке,
Да и везде.
Я уверен, даже грязный застиранный халат цвета чем-то неуловимо напоминающий белый может выглядеть благородно, если обладательница его наденет шляпку.
Мужчины!
Я считаю, мы должны нашим девушкам, женщинам, бабам дарить шляпки.
Буквально задарить.
Я бы даже сказал – закидать ими.

Тело.

Вот брат, дело какое.
Встретил в поезде одно тело.
Тело согласное чтобы его раздели, помяли, уложили и употребили.
И все равно в каком порядке.
Но.
У меня главное этот процесс в душе отклик нашел,
а в организме нет.
Организм не откликнулся.
Забил организм на тело.
И вопрос у меня к тебе брат.
Слушай:
Это я что моральноустойчивый такой?
Да?

О гадостях.

Страсть как гадости говорить люблю.
Особенно в комментариях к чужим произведениям.
Читаешь что-то, а гадости так и прут.
Так и лезет паскудство.
Не сдержать ни как.
Вот бестолочь!
И знаю же что гадости говорить нельзя.
Не хорошо это людям гадости говорить.
А вот прочту и все равно напишу:

«Гениально! Просто восхитительно! Все жизнь мечтал ТАК написАть…»

О критике.

Некоторые критики боятся.
Другие обижаются.
А СМЫСЛ?
Зашел человек, увидел, как сильно ты нагадил в родной язык, оценил.
Радоваться надо, что указал где насрано!
Может даже уберешь до того, как затвердеет на холоде.
Потом не отдерешь.
И не будешь ходить засранцем.
И боятся не надо.
Когда срал не боялся?
А теперь вдруг в кусты?
Раньше кусты искать надо было!
Опорожнил свое естество на виду общественности, вот теперь и страдай если общественность укажет…

Сам я срун еще тот.
Мечтаю вот. Зайдет ко мне самый главный критик и скажет: Ну, вы батенька и насрали! Красиво!

Челобитная.

Хлопотать о жалении буду. Холоп я. Смерд литературный. Поднапрягши скромный разум, о милости молить буду. Бестолково миловать всяк может, а чтобы барин-редактор по справедливости изыскал милость – это уже шалишь. Это уже разумение должно быть. . . о ходе литературного процесса. Вот так. Да.

И хотя черств хлеб барский, но и притеснений много творится злодейских. Вот Боярин заведующий рубрикой почем зря нас сирых и убогих плетью гоняет, ребятят, которые только лопотать научились, заумными словами язык коверкать заставляет, а уж что с совсем бессловесными творит, то и словом печатным молвить боязно.

И нету главное управы на барскую эту вольницу! Творят в своих волостях злодейство, а глаза цепкого да руки крепкой над ними и нет! Коли это задумка твоя, Боже, так пущай так и будет! Может не уразумел я замысла твоего, тогда сирость моя виной, не казни, помилуй.

А коли это так, по упущению Твоему, вышло, тогда Идею, Боже, хорошую на рассмотрение твое имею. Для присмотра пущего, а назначь меня, Боже, самым главным барином, чтобы присмотр за вольницей на мне был. Чувствую силы во мне велики и способности не малые, чтобы дело это вести и только перед тобой ответ держать. Снизойди милостью на холопа твоего верного, а уж я. . .

Колыбельная. Белочке.

Подушка это символ политкорректности – она мягкая имеет две стороны, четыре угла и не занимает на кровати определенной позиции. Простыня – идеал божественного всепроникающего присутствия. Она везде. Одеяло – перводвигатель раздора. Его всегда мало, его не хватает, каждый норовит увеличить пододеяльное пространство. Кровать – это весь мир. Мир, покоящийся на четырех ножках и линолеуме.
Мы с тобой – два желтых листочка акации ветреным октябрьским вечером, заброшенные на простыню в синий цветочек, на одной подушке, под двумя одеялами, жмемся друг к другу… Приятных снов любимая.

Диалог о сути вещей.

Умерьте пыл. Я сейчас буду целовать ваш туфЕль.
Вот теперь, здравствуйте, Машка! Что Вы мне руку в рот суете? Я туфлю облизал? Облизал. Все, хватит.
Рассуждая о жизни, вынужден заметить, что восторг это только транзакционный акт общения, при котором одна сторона поощряет другую, неумелым преувеличением достоинств и постулированием ложного оптимизма. Забудьте. Давайте мыслить здраво. То что я рад Вас, Машка, видеть, еще не повод обманывать ту добрую скромную доверчивую женщину, которая в Вас безусловно скрывается. Я скажу прямо.
Машка, Вы шлюха!
Зачем Вы спите с Сергеем? Он Ваш муж? Глупо! Не ищите оправдания. Не прячьте за мещанскими идеалами семьи свою сущность. Вы шлюха. Лучше осознайте правду, какая бы бессмысленной она не была. Перестаньте плакать!
Вы что заплатили прорву денег, чтобы весь сеанс психоанализа прореветь?

Педагогический тупик.

Мальчик с мамой идет по пляжу. На голове мальчика панама, в сумочке у матери пособие для родителей «Пойми его».
Наперерез бежит парень. Спотыкается об ноги толстой тыквы в зеленом купальнике, и растягивается перед мамашей с ребенком.
- Хуй в пизду назгульской кобыле. – Говорит спокойно парень, встает и убегает.
Ребенок с открытым ртом внимает.
Мамаша красная.
Неловкая пауза.
Затягивается.
Потом мамаша нагибается к мальчику. Мамаша читала книги, она знает, как надо общаться с маленькими детьми.
- Дядя сказал плохие слова. Ты знаешь, что эти слова плохие?
Мальчик кивает.
- А что они означают?
Мальчик в недоумении мотает головой. Мама рада. Но просто уйти, когда на тебя смотрит эта противная тетка в зеленом купальнике, стыдно. Она решает воспитывать мальчика.
- А хочешь, поиграем в игру? Когда эти слова воспитанный мальчик не будет говорить.
Мальчик мотает головой с отвращением.
- Почему? – мама в шоке.
- Я не снаю сто такой насгуський…
Мама тоже не знает что такое «назгульской». Она не читала Толкиена.
Педагогический тупик.