Микульчик Елена : Плохой пациент

Стоматолог-терапевт Ирина Сергеевна Радзивиллова влетела в кабинет, будучи в крайнем гневе. Каждую частичку ее тела, казалось, распирает злое возмущение: ее серые глаза полыхали холодным огнем, реденькие пергидрольные волосы, уложенные в спиральки, пружинисто тряслись, краснота неровными пятнами залепила лицо и шею.

Этот кабинет она занимала вместе с коллегой Серовой Натальей Владимировной, рассудительной женщиной средних лет с приятной внешностью.

Не обращая внимания на то, что Наталья Владимировна была занята пациентом, Радзивиллова, остановившись посреди кабинета, выпалила:

- Меня достал этот колхозник! Быдло!

Серова округлыми от изумления глазами, глянула на коллегу, прекратив манипуляции инструментами во рту у пациента - пенсионера с блестящей лысиной. Зная, что Радзивиллова вернулась из кабинета заведующего отделением, и, боясь, что та неосторожно упомянет имя их начальника, попросила:

- Ирочка, успокойся, здесь же пациент…. Да и саму тебя ждут пациенты: нельзя работать в таком состоянии.

- Да?! Вчера у меня было спокойное состояние, и что? Есть мнение, что я чуть ли не угробила зуб своего пациента! Это было бы смешно, если бы не было так дико!

Ирина Сергеевна начала ходить по кабинету, нервно перебирая свои длинные пальцы с неброским синтетическим маникюром. Медсестры, две юные симпатичные девицы, вжались в стулья, надеясь остаться незамеченными для разъяренного врача.

- Этот наш… грамотей, который забыл, как выглядят больные зубы, потому что зарылся в никому не нужных бумажках, обвинил меня в непрофессионализме. Поняла? Непрофессионализме!

- Да что случилось-то? - спросила Наталья Владимировна. - Только прошу тебя: без определений и особых подробностей. Возьми себя в руки.

- Я уже в руках! В ежовых рукавицах! - взвизгнула Ирина Сергеевна. – Он гаденьким таким тоном пообещал заняться мной, взять меня в ежовые рукавицы. Каково?

- Да уж… - ответила на это Серова.

Наталья Владимировна не любила скандалы и решила поддерживать разговор по минимуму, надеясь, что Радзивиллова скоро угомонится и расскажет свою историю позже, когда они останутся в кабинете вдвоем. Серова углубилась в заботы лечения своего пациента. Зажужжала бормашина, и Ирина Сергеевна подошла поближе к коллеге, желая быть услышанной. Она все-таки овладела своими чувствами, поскольку прекратила обзываться и довольно внятно продолжила свой необычно начатый рассказ.

- Вчера, ты помнишь, он вызвал меня к себе в кабинет и со всеми возможными дифирамбами в мой адрес попросил взяться за лечение чье-то там то ли друга, то ли брата, то ли я уж не знаю кого. Понимает, ведь, что я не могу ему отказать, хотя, и загружена работой по макушку. Пришлось лечить, но, Боже мой, как я не люблю иметь дело с всякими важными людьми! А у этого… ты не представляешь, что за зубы, - она закатила глаза, выражая предельную степень неудовольствия состоянием полости рта пациента, и продолжила: - Не старый еще, ему лет пятьдесят, из приличных слоев, но с деснами его творится что-то особенное. Я корпела над ним, как проклятая, а сегодня, оказывается, он вернулся с жалобой, что у него всю ночь болел зуб, и обвинил меня в непрофессионализме.

- Так я не поняла, кто обвинил тебя в непрофессионализме: пациент или… ну, ты понимаешь, кто? – отвлеклась от работы Серова.

- Оба! Пациент заявил, что сомневается в моем профессионализме, что раньше подобного с ним не было, а тот, - сказала Радзивиллова с нажимом на слове «тот», – на это смолчал. Как это расценивать, по-твоему?

- По-моему, он просто не хочет ввязываться в конфликт, - пожала плечами Наталья Владимировна.- А по поводу «ежовых рукавиц» - он просто пошутил. Ты же знаешь, он любит шутить…

- Да! Да, он любит шутить! Говоря это, он подмигнул мне. Но ведь было не смешно!

При произнесении этих слов физиономию Радзивилловой перекосило от негодования. Она готова была опять отправиться в свой нервный путь по кабинету, но в этот момент в дверь постучали и открыли ее, и Ирина Сергеевна, с ловкостью клоуна, за секунды меняющего маски, повернулась к визитеру с лицом почти радостным. Только алые пятна на белой коже выдавали внутренний разлад, спрятанный за фальшивой улыбкой.

- Проходите, Сократ Вениаминович,- хриплым от волнения голосом обратилась Радзивиллова к посетителю, - присаживайтесь в креслице.

Пациент Сократ Вениаминович Карпенко был долговязым, сутулым, но седовласую голову с крупными чертами держал высоко, как это умеют делать люди надменные, гордые или большие начальники. Одет он был по молодежной моде в фирменные голубые джинсы, замысловатый серый свитерок и фисташкового цвета мокасины. На плече висела небольшая спортивная сумка.

Он неторопливо положил на стол свою медицинскую карточку, поставил на специальный стеллаж сумку и, пройдя к креслу, устроился в нем, как можно удобнее.

Ирина Сергеевна за это время успела обдумать свое положение и окончательно определиться, как вести себя с этим ябедой-пациентом. Мысли ее были просты. Первое. Сократ Вениаминович пришел «не с улицы». Второе. Она, как врач, должна лечить любого злыдня. Итог. Следует придержать свои негативные эмоции, и сыграть добрую зубную фею.

Радзивиллова заботливо засуетилась возле Карпенко.

- Откройте рот, Сократ Вениаминович, - участливо предложила она, взяла инструменты и приступила к осмотру.

- Какой же зуб вас беспокоит? – заинтересованно спросила Ирина Сергеевна и, не удержавшись от похвалы себе, дополнила: - Не представляю, какой зуб из залеченных мной вас может беспокоить, так все хорошо я вычистила, запломбировала. Ну-ка, ну-ка…. Внешне – все хорошо….

- Вот этот,- ткнул Карпенко пальцем в один из зубов.

- Гм… гм…, – поправила голос врач, которая вдруг поняла, что не сможет выдержать роль невозмутимого профессионала, беспокоящегося только о здоровье пациента: слишком много злости накопилось в ней от несправедливой оценки ее работы.

Перестав разглядывать зубы Сократа Вениаминовича, Радзивиллова произнесла вкрадчиво:

- Я не хочу вас расстраивать, и не хочу вас обидеть, просто считаю, что как врач, должна вам сказать: у вас плохие десны, у вас гингивит. Прежде, чем лечить зубы, надо было позаботиться о лечении гингивита.

- Я это знаю, поэтому прошел уже ряд соответствующих процедур, - сказал Сократ Вениаминович, как показалось Ирине Сергеевне, с насмешкой.

- Где же вы прошли эти процедуры? – недоверчиво полюбопытствовала она.

- В вашей поликлинике, заплатив, кстати, немалые деньги. А вы смотрели в карточку? Там же это есть….

- Кхе… кхе…, - прокашлялась врач. – Да, припоминаю что-то…. Знаете ли, я - хороший врач, обычно мои пациенты не жалуются на плохое лечение.

- Обычно врачи не жалуются на мои плохие зубы, - без паузы парировал Карпенко.

- Если бы вы приняли вчера антибиотики…

- А я должен был это сделать? Вы же мне не назначили антибиотики…

- Для того, чтобы не было воспаления - да. Мне кажется, я вам рекомендовала …

- Это вам кажется. И в карточке этого не будет, потому что этого не было.

- С вами невозможно разговаривать, - вспыхнула Радзивиллова. - Вы все время задаете мне вопросы и перебиваете…

- Я вообще не вижу причин для разговоров. Мне, по-прежнему, болит зуб, я хотел бы, чтобы вы исправили свою ошибку.

- Но дело не в ошибке! Что вы все заладили: ошибка, ошибка! - взорвалась врач.

- Вы опять хотите сказать, что все дело в моих плохих зубах? – с сарказмом спросил Сократ Вениаминович.

- Нет! Это невозможно! – вскочила со стула Ирина Сергеевна, но, сообразив, что мчаться от плохого пациента некуда, плюхнулась опять на свое место.

Тишина в кабинете повисла образцовая. Медсестры, не отрываясь, старательно, как маленькие трудолюбивые эльфы, беззвучно писали что-то важное в документах. Серова застыла с инструментами в руках, а ее пациент, у которого был открыт рот, но не было в нем инструментов, повернул голову и внимательно обозрел окружающую обстановку.

- У вас дрожат руки,- заметил Сократ Вениаминович в адрес Радзивилловой, нарушив этот нереальный покой.

- Конечно, дрожат. Все от нервов. Так тяжело работать с людьми,- сообщила ему Радзивиллова. - Вы вот говорите: «Зубы! Зубы!»… А я вам на это могу сказать: у вас – зубы, у меня нервы…

- Подождите! Но у меня тоже нервы! Я сегодня ночь не спал, мучился от боли после вашего лечения. Пришел сюда, и вместо того, чтобы решить свою проблему, должен думать про ваши нервы?

- Врач, наверное, считает, что зубы можно поменять, а нервы свои не заменишь, вот и ценит свои нервы больше ваших зубов,- не скрывая иронии, вмешался в разговор пациент Серовой, которому, наконец-то, разрешили закрыть рот.

- Что вы ерунду говорите? Кто вас просит вмешиваться? – огрызнулась на этот неожиданный выпад Радзивиллова.

- Не вмешивайтесь, пожалуйста, Иван Васильевич, - миролюбивого попросила Серова своего пациента. – Сейчас еще минутку потерпите, и мы с вами закончим.

- Хотя, знаете что? Вы правы,- обратилась Ирина Сергеевна к Ивану Васильевичу. - Правы в том, что нервы заменить нельзя. Когда это произойдет, люди превратятся в киборгов!

Заявив это, Радзивиллова посмотрела на пациента Серовой так, словно у нее уже были не глаза, а два лазера – достижение робототехники.

- Некоторые и без того, по-моему, стали киборгами,- не смутился Иван Васильевич.- Живут без души по схеме: я и мои проблемы это важно, ты – это твои проблемы – это неважно, потерпишь.

- На меня намекаете? – недобро прищурилась Ирина Сергеевна.

- Решайте сами,- ответил он и отвернулся к Серовой, которую сердечно поблагодарил за лечение.

После этого он взял у медсестры квитанцию на оплату и, прежде чем выйти из кабинета, сочувственно сказал Сократу Вениаминовичу:

– Не повезло тебе, братец! Деньги заплатил, помощи нормальной не получил, еще и виноватым сделали…. Беги ты от этого доктора с ее нервами и самомнением куда подальше…

Карпенко проводил Ивана Васильевича взглядом до двери и произнес в раздумье:

- А ведь он прав…

Сняв с груди белую салфетку, которую пристроила ему Радзивиллова, готовясь к лечению, Сократ Вениаминович поднялся с кресла.

- Куда вы?- забеспокоилась она.

- А вы как думаете?

- Жаловаться?! Вы идете жаловаться?! На что? Я же не отказываюсь вас лечить! Стойте! Извините меня!

Она вскочила со своего стула и протянула к нему руки, будто не просто хотела удержать его в кабинете, а заключить в свои объятия.

Однако Сократа Вениаминовича не тронула эта сцена. Карпенко, презрительно морщась, забрал со стола свою карточку, взял сумку и вышел из кабинета искать другого врача.

Радзивиллова в изнеможении уселась обратно на свое место. В ней все поникло и потухло, как у электронной чудо-куклы с перегоревшими батарейками. И только сожаление осталось в опустошенной эмоциональной бурей голове. «Каков негодяй! Эх! Надо было смолчать...»,- думалось ей снова и снова.