Отшельник литер А : Рождение поэта

Утром после распада вновь собранный Лёва Стукачкин понял,
что теперь он никогда не будет тем прежним Лёвой, терзаемым совестью
и воспоминаниями о венгерском горошке. Его обновлённый разум
жаждал воспринять мир по-новому, принципиально другим.

Лёва уже два часа пытался выйти из комнаты, начиная подозревать тайные силы
в коварном противодействии его устремлениям. Он ковырял замок зубной щёткой,
а на тебе! Дверь-то и не закрыта. Он прошёл по коридору, открыл одну дверь,
другую и вышел в сад.
В саду в седых кудельках, выбивавшихся из-под корон из пластиковых стаканчиков
сидели на пластмассовых ажурных скамейках идиотки с айпадами, вколачивая
в них катрены одним пальцем. Никого младше шестидесяти среди них не было,
и это оскорбило новый разум Лёвы. В центре идиоток восседал в кресле вчерашний незнакомец и читал «Майн каф» на немецком. Это насторожило Лёву.

«А, любезный друг, ждём, ждём вас на новые чтения.
Вы придумали себе литературный псевдоним?» - Спросил незнакомец,
изящно покидая кресло.
«Вот, например, у нашей ведущей поэтессы ник - «литовский снайпер», -
сообщил он, указывая на старушку с трясущейся головой –
« а у поэтессы, там, у дерева, - «епучий адольф».
Лёва опять насторожился.

Начались чтения.
На этот раз верлибром и в «столбег» подробно описывали процесс высера
кала для вечерних анализов. Некоторые для убедительности и реализма
принесли остатки в стаканчиках своих корон, некоторые многозначительно
трясли обосранными памперсами. Новый разум Лёвы был терпеливее прежнего,
и поэтому, несмотря на воздушный коктейль из вонючего амбре, Лёва
никого не прервал, но когда литовский снайпер выстрелила поносом
не только из слов прямо на тапки, Лёва не выдержал:
«Епал я членом австралийских животных ваши высеры,
даже немецкие оккупанты в листовках против советских партизан так низко не падали».
И когда епучий адольф уже было потянула к нему восторженно
ручки с запашком, Лёва умело вывернулся и мощными прыжками австралийского
кенгуру покинул сад. Оказавшись в своей комнате, он пододвинул кровать к двери
и стал писать жалобу главному врачу по надзору за психами, сначала выпив трамадолу
для тоски.

Он перечёл жалобу и заплакал:
«Кто я им всем, кто все они мне?»