Глеб Федоров : Ракеты падают.

1.
- Гнездо, как слышно?
- Пошел нахуй! – деревянная пробка выстрелила рядом с микрофоном.
- Подтверждаю отсоединение последней ступени!
- Заебись! – провизжало под звон бокалов.
- Двигатели не срабатывают! Не могу продолжать движение!
- Катапультируйся, блять!
На другом конце судя по звуку кто-то рухнул под стол со смеху… Не мудрено: инженер Сабалин из первой резервной группы уже около часа отрабатывал старт, рапортуя по мобильнику из сортира ЦУПа.
- Пять минут полет нормальный! – инженер менял фабулу трагедии на свое усмотрение, по настроению, хотя некоторые фразы просто хорошо ложились под размягченный водкой язык.
- Пожарная тревога!
- Уточните локализацию? – подыгрывали в ЦУПе.
- Гор-рит иллюминатррр!
- Рекомендуем выбить иллюминатор ногой, как поняли?
- Вас понял. Приступаю!
Не меняя сидячего положения, Сабалин уперся ногой в дверь сортира и толкнул. В дверях оказался дважды Союза, седовласый, но горячий, космонавт Кравченко.
- Наблюдаю неизвестную форму жизни. Прошу разрешить контакт? – успел доложить инженер.
- Нам похуй. Приступайте! – подтвердил Центр.
Будто удивляя девушку извлеченным из-за спины букетом, Кравченко выхватил огнетушитель.
- Ну, если Центр дал добро, казачок… - и принялся усмирять фантазера газом.

2.
Очередной запуск не удался. Сибирь теперь курорт, а нравы как в пансионате. Туда мильярд, сюда – не важно. Доедать не обязательно. Кравченко тогда все предельно надоело. От досады даже звезду погнул, чуть не плача под мониторами.
«И как эти пидорасы могут?» - недоумевал летчик. А потом ушел к себе в кабинет. Полчаса крутил пальцем глобус звездного неба, мял запястья, положил рамку Гагарина лицом вниз, оскалился на портреты на стене, снял зачем-то огнетушитель и пошел по коридору, вальяжно раскачивая приспособление. Чего греха таить: решил им уебать первого встречного.
Коридоры назло пустые. Но чувствуется странное затишье и где-то слышен шум. «Никак в центре?» Открыл двери – и правда. Очередная пьянка на костях разбитого спутника.
- Долбоебы! – выкрикнул летчик торжественно.
За общим шумом не был услышан и понят.
- Долбоебы… - опустил голову Кравченко и вышел вон.
По пути в мужской уборной ему послышался голос. Космонавт вошел внутрь и увидел за дверями одно из клозетов туфли. Кравченко спрятал огнетушитель за спиной и встал напротив. Двери распахнулись.

3.
Из обмороженной углекислотой башки Сабалина текла кровь.
- Контакт не состоялся. Пришелец проявил агрессию. В пизду его… - подытожил инженер.
Кравченко отбросил баллон в сторону и потащил космического путешественника в сторону ЦУПа.
По пути раненый стремительно погружался в царство сна. Мобильник не переставал хохотать по громкой связи, то и дело справляясь как у инженера дела:
- Капитан Сабалин, вас не слышно. Прием? Приказываем сделать тактильный замер температуры за бортом. Как слышно? Ослабьте ремень, приспустите штаны, так чтобы зад был в точности напротив иллюминатора и произведите его разгерметизацию – вырвите подушку, которой вы его заткнули после возгорания. Прием? Пиздец, его накрыло походу…
- Походу! – двери отворились ударом ноги, и в проходе появился заслуженный летчик
Кравченко осмотрел аудиторию и сбросил небрежно трофей с плеча. Сабалин покорно рухнул на пол и как жилец доверия не вызывал. Женщины принялись повизгивать. Но когда тело разразилось затяжной отрыжкой, дамы повторили реакцию, а мужчины испытали чувство облегчения.
- Дорогие друзья, коллеги! – так радушно начал свое обращение космонавт Кравченко к многочисленной аудитории ЦУПа, - я с самого раннего детства болел космосом. Смешно сейчас вспоминать, но мать постоянно меня журила, когда я тайно наблюдал за звездным небом допоздна, потому что с утра я ленился вставать в школу! Мама… Тогда мы жили в Баку. Там прекрасное небо часто бывает. И небо там не изменилось до сих пор. Я знаю – был недавно с делегацией. Так вот дорогие коллеги, что я вам могу сказать. Свою любовь к небу я пронес сквозь всю жизнь. Я оказался в Центре подготовки, когда Юра уже был майором и успел пожать ему руку. Успел застать Королева, который лично отобрал меня в летную группу.
На последних словах радостное лицо Кравченко переменилось, на глазах проступили слезы, кожа чуть покраснела, он вскинул вверх подбородок и продолжил:
- Так вот, друзья, коллеги! Неужели вы думаете, что вот эти глаза, которые видели главного конструктора СССР, не знают и не помнят, что такое самоотверженный подход и истинное понимание сути процесса? Неужели вы хоть на миг можете себе представить, что вот эта ладонь забыла теплоту рукопожатия настоящего героя и многих других ему подобных? Неужели вы считаете, что мое сердце смогло забыть красоту неба моего детства, и, вновь увидев его, я не смог убедиться, что прекрасное вечно? Так скажите мне, сволочи, с какой стати своим блядским поведением, вы смеете проявлять неуважение к чужой истории, труду и мечтам в них воплощенных? Какого черта вы тут жрете, пиздитесь и калечите друг друга? Потому что вам проще? Конечно! Обеспечить старт на этапе проектирования куда сложнее, чем уебать обидчика в пьяной ссоре бутылкой по голове. Так вот, идиоты, блять, перед всей вашей пиздобратией торжественно клянусь: после каждого бездарного пуска обещаю вылавливать по одному-двум мудоебам из вашей кампании и безбожно пиздить подручными средствами. Попомните слово героя…
Кравченко скинул пальцем со щеки застывшую слезу и покинул ЦУП.

4.
Герой не смог сдержать обещанного. Напряжение превысило запас прочности летчика, и уже десятый день он не покидал постели. Все виделось туманным, аппетит почти иссяк, едва хватало сил добраться до туалета. Грусть от обиды бывает куда страшней печали утраты.
Дочь сегодня заменила жену и, сидя на краю постели, стыдливо плакала, зная, что отец этого не любит. Не в силах терпеть Владимир Сергеевич предложил ей прогуляться до магазина:
- Анюта, милая, чего-то мороженого хочется. Принеси мне пломбира, только в вафельном стаканчике…
В комнате стало совсем тихо. Кравченко отвернулся в сторону окна. Оскудевшая без листвы ветвь березы царапала жестяной отлив. Последние птицы ненадолго присаживались на гибкие фаланги дерева, но не в силах выдержать напор ветра с обидой срывались, сопротивляясь его порывам.
Старик почувствовал движение у бедра и повернул голову. Рядом сидел неизвестный в военной форме без знаков отличия. Судя по выправке, стати и крою мундира – высокий чин. По несоответственно молодому возрасту можно было сделать вывод, что регалии заслужены во внеочередном порядке.
- Лежите, лежите, Владимир Сергеевич, - успокоил гость.
- Кто вы?
- Не утруждайте себя разговорами. Я по делу. Буду краток. Все что вам обо мне нужно знать, так это то, что я состою в специальном летном батальоне. Владимир Сергеевич, нам больно наблюдать за вашими переживаниями насчет космической промышленности России. Знайте, все это напускное. Это секретная программа правительства, направленная на сокрытие реальных достижении космической индустрии нашей страны. Видите ли, не все так гладко в верхах и руководство считает половину из них агентами зарубежья. Именно этим продиктована необходимость создания информационного щита. Поэтому ракеты падают. Но не стоит переживать. Базу на луне сдадим к Сочи! Есть у некоторых мысли встретить праздник спорта вдали от Ясной Поляны! - военный неожиданно рассмеялся сквозь кашель себе в кулак и огляделся, - Владимир Сергеевич дорогой, вы нас простите, пожалуйста, что сразу не ввели в курс дела. Вы все-таки величина международная, черть его знает, столько связей за рубежом.
Старик встрепенулся, но гость обхватил его плечи.
- Не стоит, не стоит! Всем батальоном смеялись как вы того инженера потушили. Этот урод хоть и блатной, но к вам претензий не будет – берем на себя. А вы, главное, поправляйтесь! И не думайте ни о чем. Пока ракеты падают – враг дремлет!
В прихожей заскрипела дверь. В комнату вошла дочь, жена и пару боевых товарищей. Раздался смех, все угощались мороженым. Один стаканчик Аня протянула отцу.
- У нас там в пакете еще парочка найдется, попроси, если захочешь, – дочь села рядом, наблюдая за появившееся при виде друзей улыбкой на лице старика.

5.
Вечер закончился на кухне. Кравченко сам не свой травил перед семьей и друзьями байки. От былой слабости не осталось и следа. Но вот сон теперь никак не удавался. Он то ворочался, то при малейшей дреме его бросало в жар. Кравченко еще долго вытирал мокрый лоб рукавом пижамы, пока волнение не отступило, и старик не заснул.
Во сне Владимир оказался в своем детстве. Там не было никаких лишних путешествий. Он сразу оказался на высокой гибкой березе, как та у окна спальни, но эта была рядом с футбольным полем, где часто они с друзьями гоняли мяч. Была ночь. Огромная луна в чистом небе освещала все вокруг. Дерево медленно раскачивалось на легком ветру, но здесь у макушки тонкий ствол был более податлив, амплитуда становилась больше и дерево, что есть сил, раскачивало Володю в ночном небе. Мальчик всматривался в него, считал звезды, разглядывал поверхность Луны и видел множество взлетающих вдалеке ракет, ни одна из которых за все время не упала.
- Это для них ракеты падают, говорю же, - послышался голос знакомого военного снизу, - нет причин для беспокойства, Владимир Сергеевич!
Мальчик посмотрел на гостя, потом обратно на небо и какое-то время наблюдал.
- Владимир Сергеевич, мне приказано исполнить тайное поручение и сопроводить вас в наш батальон. Негоже истинным патриотам в неведении дел Отечества находиться. Слазьте, пора нам с вами на Луну отправляться.
Мальчишка вскрикнул от радости и мгновенно слетел с дерева. Военный взял его за руку и повел вдаль по широкой аллее, освещенной желтыми фонарями.