max_kz : Марк Шагал

Ноябрь грустный месяц, чаще всего жидкий, как вся наша жизнь. Любое событие имеет привкус горечи. Покупки, выходные, встречи – всё с оттенком серого, и никогда не приносит стопроцентной удовлетворенности. И время в ноябре бежит слишком быстро. Более того, время в ноябре – нелинейно.
Шел дождь. Весь месяц с неба лилась вода. Она впиталась в землю, заполнила выбоины в бетонных фундаментах домов, пространства кирпичной кладки, ямы асфальта. Вода была растворена в воздухе с содержанием девяносто девять и девять десятых процента. Но не было холодно. Месяц был аномально теплым, стрелка термометра ни разу даже не приближалась к нулевой отметке. Безветрие, лишь капли стучали по карнизам всю ночь. С утра стояли туманы. Люди, путаясь в паутинах фар встречных автомобилей, бегали, спотыкаясь о грязь и лужи к остановкам общественного транспорта. Фонари освещения светили куда-то в стороны, как будто инопланетяне прилетели на своих летающих тарелках. Не убравшиеся восвояси звезды ухмылялись, и венчала данный оксюморон утренняя луна.
Я люблю путешествовать, это занимает мой разум хоть на некоторое время. В субботу суббот судьба занесла меня в Витебск. Я интересуюсь живописью, хотелось получить свою порцию счастья в этом, утонувшем в осеннем дожде мире. Мире, где счастье подвержено самой большой инфляции. В Витебске имелась неплохая коллекция картин Марка Шагала, постоянная выставка его творчества. И более того, свой Путь мастер начинал именно в этом городе. Ничто так не интересно, как самые ранние работы будь то художника, писателя или поэта. Через них видно, с чем он приходит в этот мир.
Облаченный в осенние одежды, подняв воротник, с зонтом-тростью я шел по мосту через Западную Двину. По направлению к центру города. Людей не было, никого, даже на набережной. Путешествовать в одиночестве – моветон. Около ратуши меня должна была встретить Вика, обещала показать город.
Витебск современный европейский город, не потерявший уюта. Мощеные улочки, извилистые, как судьбы людей, православные храмы в западном стиле, аккуратные скамейки, манящие горячим глинтвейном ресторанчики. Ветер немного разогнал тучи, хоть на какое-то время избавив от дождя и неловкой ситуации прятаться под зонтиком едва знакомым людям…
Марк Шагал родился в Лиозно, в Витебске учился в художественной школе, работал. Выходец из бедной еврейской семьи: костюм не в размер, первая любовь, отсутствие материальных благ и уйма свободного времени. Умный, с творческим восприятием действительности, юный человек попадает в контекст обыденности. Назревает конфликт между тем, что было написано в книгах и тем, что есть. Естественно, хочется в прямом смысле слова улететь от обыденности. Иным образом избавиться от нее невозможно. Да, мы видим его картину «Влюбленные. Прогулка, 1917». Герои этой картины парят над ноябрьским серо-фиолетовым Витебском и с их лиц не сходит улыбка. Юный максималист не хочет превращаться в обыкновенного члена общества, он отрицает привычный ход вещей, отрицает каноны существующей школы живописи.
В начале века тон задавали импрессионисты, школы современной живописи располагались в Париже. При первой же возможности молодой художник туда и поехал. Жил в общежитии, плохо питался, перебиваясь случайными заработками, творил. Огромное количество картин было написано им в парижский период. Пристрастия первой любви, отъезд из родного города и даже из страны – все это ложится в основу картин. Юность охраняется памятью, и взросление обратно пропорционально счастью. Опыт позволяет «устроиться» в этом мире, но никогда не дает полноты бытия. Это похоже на то, как в детстве строишь с друзьями снежную крепость, и пока строишь – интересно, пока испытываешь вдохновение от процесса – живешь. А когда построил – не знаешь, что с ней и делать, интерес пропал.
Мы сидели с Викой в ресторане и ели суши, запивая темным пивом. Совместное употребление пищи лучший катализатор знакомства. Она рассказывала о реалиях жизни последней диктатуры Европы, современной Белоруссии, о государственном языке и трудностях перевода. Рассказывала о национальных блюдах (драниках, свекольнике, сбитне), конечно же, мечтая угостить меня всем этим. Благодаря ее описаниям, сама Западная Двина превращалась у меня в сознании в борщ.
Вика не сразу согласилась быть моим гидом. Я обещал, что «расшевелю» ее:
- Суши, плюс пиво, или глинтвейн, что даже больше подходит к ноябрьской погоде. Если ты совсем безнадежна, то вино!
- Я очень безнадежна! – отвечала она.
- На крайний случай, сходим в кино и просто помолчим!
Но темного, хорошего качества, разливного пива оказалось вполне достаточно, чтобы «проснуться», снова очутиться на набережной Западной Двины, которая, на этот раз, была похожа на уходящий вдаль Эридан. По извилистой брусчатке, сквозь россыпь желтых листьев мы дошли до арт-выставки. Это был трехэтажный аккуратный кирпичный домик. Разделись и заплатили за вход.
Я опирался на зонтик-трость и заглядывал в картины Шагала. Мы ходили по этажам. Как истинный праведник, как истинный грешник, я искал, когда краски начнут петь именно для меня. Искал, когда «включится» мозг. Я был немного пьян темным пивом и красивой девушкой, что меня сопровождала. Мы делились впечатлениями и вместе пытались разобраться в представленных полотнах, были похожи именно на тех, кто ищет настоящего искушения, а, значит, и настоящего счастья во времена его безудержной инфляции. Картины Марка Шагала – это ноябрь, это неудовлетворенность и от этого еще более Поиск. Сочетание холодных тонов Витебска или ярких красок Парижа – это импровизация и всегда часть нелинейной системы, только большей, чем нам представляется, размерности.
Наконец, я остановился, оперившись на свою импровизированную трость. Нашел те самые краски, которые пели именно для меня. Я испытал вдохновение. «20 век. Посвящение Марку Шагалу». И в одно мгновение стали понятны коллекционеры, тратящие миллионы долларов за то или иное произведение. Я стоял, опираясь на трость, с отсутствием желания идти куда бы то ни было дальше. И рядом с этой картиной моё «Я» готово было поглотить и Вику, и Витебск, и Эридан.
Позже мы расстались с моей спутницей на железнодорожном вокзале. Чтобы оставить о себе приятное впечатление, я подарил ей цветы… Но уезжать не было необходимости. И я спрятался в одной из недорогих гостиниц. Никогда не почувствуешь город до конца, если не проведешь в нём хотя бы ночь. Может быть, я хотел продлить время невдалеке от того полотна, рядом с которым испытал вдохновение.
В шесть утра меня разбудили стоны за стенкой. Кто-то «жарил» тёлку целых сорок минут. Отличная слышимость межкомнатных перекрытий не оставила шанса воображению. В голове возникали яркие картины утреннего секса с незнакомой и от этого особенно красивой особой. Огни рекламы и холодный ветер, проникающий сквозь рамы окон, уносили меня в начало двухтысячных, в студенческое общежитие, в его закономерную «неустроенность» и мимолетность приятных мгновений. В самое начало. Когда многое еще не перепробовано, и от этого в сто крат слаще. Когда жив еще был «дух первооткрывательства», пусть даже и простых бытовых истин. Когда осенний порыв ветра и желание тепла ведет тебя к новым знакомствам, к новым отношениям, к новым городам. Многие не любят вспоминать трудности или события, сопряженные с этим. Для меня же они были катализатором в поиске вдохновения, или, как сейчас говорят, «драйва». Сегодня я ни за что бы ни встал в шесть утра и не лег в три ночи – тогда же я стремился насытиться жизнью, спать было некогда. И уж тем более спать «наяву». Этот утренний секс (путь даже и не мой) в неприметной гостинице разбудил того настоящего меня, о котором я уже давно грустил, по которому давно скучал…