Глеб Федоров : Охуел!

- Что-что?
- Так, попизди мне! Нахуй его! Кто следующий, - старый, лысый, задроченный вечной, как бытие, бюрократией ангел судит на распутье.
Кругом вертятся его коллеги помоложе и черти. Последние стараются понимать указания буквально. Вот и сейчас где-то впопыхах достают раскаленного каменного истукана с залупой вместо головы, вставляют вновь прибывшему в жопу и, звеня от радости, спихивают его под гору, чтобы катился вниз – в пекло.
Климов стоит в русскоговорящей очереди уже пять лет. Все это время – зевания и скука. Но, когда ты стопятидесятый по счету, уже имеешь возможность слышать и видеть процесс на КПП.
Здесь, за триста метров от потрепанного воина света, во всех проникает волненье. Решения ангела принимаются оживленно и пересуды шепотом, как отклик Божьего Суда, растекаются по стоящим цепочкой грешникам.
- Ебал кур… - многозначительно зачитывает из личного дела старик, потом, зачем-то расправив левое крыло, переводит на него усталый взгляд и отдергивает желтое разболтавшееся перышко.
Пока то падет вниз, он пролистывает личное дело. Толстые страницы пергамента с шумом падают набок, отбивая с поверхности пюпитра пыль.
- Понятно. Значит … ебал кур?
- Та, че ты, ну пару раз, хуле?! Птица ж блять, она это, ёба, ну четы?! – пытается формулировать грешник.
Старик убирает крыло, закрывает дело, опирается на том локтями и заговорчески манит пальчиком мужчину, а затем произносит ему на ушко по слогам:
- И-бань-ко! – после молниеносно сбрасывает том вниз и обращается к чертям, - Ну, слышали, что ли? И этого дебила греться!
Климов подмечает в толпе усиление волнения. «Не уж-то грешок популярный?» - думает про себя (в смысле - не озвучивая).
Один не выдерживает и кается соседям, что имеется грешок насчет коз. Другой иронично подмечает ему, что это – абонемент, и зря тот так долго ждал очереди и предлагает уже сейчас кинуться под гору.
Вот и следующий робко подходит. Крылатые молодчики тащат очередной неподъемный томик. Бросают его на скрипящий пюпитр. Но тут, у ног судьи звонит старый телефон, со съемным черным ушком с кудрявым проводом, и старец многозначительно поднимает вверх руку, ставя на очереди паузу.
- Да, привет… Ага. Ну…И?...Так…Угу…И…Итак…Что-то?...Миша,… Миша, дорогой…Так, Миша, послушай, я тебя давно люблю и не меньше уважаю, но скажу тебе сейчас то, что очень давно хотел… Нет, не угадал, поебень это… Ты вот послушай, Миша, ты – охуел! Охуел и сделал это бесповоротно! … Бля, молчи и слушай… Они меня за-е-ба-ли! Мало того, что европейцев стали слать! … И хули с того, что они русский язык знают!? НЕ ЕБЕТ! Француз? Тогда либо в свою очередь либо, в ад сразу… С хуя?! Да иди ты нахуй! Какие, блять, индусы? Вы ебнулись там?! И что, что кадров не хватает, там зато у каждого рук - не ебаться, штук по восемь! А потому что ими не дрочить нужно, а дело делать. Что?.. Так, больше не звони! Кого в толпе замечу – Божьей карой охуячу! – и нервно бросил трубку.
Крылатый старик покраснел. Ему жарко. От эмоций перья: одни дыбом, другие – осыпаются. Он ослабляет ремень на белом халате откуда виднеются зеленые семейники в белый горошек.
Очередь опять движется. Ангел явно огрубел и очень резво шлет всех нахуй. Черти радостно поддерживают. Теперь всего одного из десяти поднимают на крыльях вверх. Стоящие в очереди напряженно прикидывают варианты.
Климов задумался и стучит соседу в спину. За все это время таки и не спросил его о грехах. Тот спокойно оборачивается:
- Вовик, ну, а ты про себя что думаешь, как жил, какие шансы?
- Да, хуй знает. Я детей ебал…
- Ну, ты сука!..
- Вот-вот…
Климов сделал шаг назад: «Пять лет в очереди с этим демоном, надо же!»
- Гандон! – решительно добавляет Климов.
- Ну, а че теперь. Не бранись сосед, за тебя все скажут и так.
- Гандон! – настаивает Климов. Лицо его принимает осуждающую гримасу, потому нижняя губа закрывает верхнюю и выпячивается вверх.
Тут очередной гость старика поднимает шум. Обвиняет в предвзятости и нежелании ни в чем разбираться. Сует в ебальник хлипкому чертенку и валит прочь. Климов с соседом-педофилом четвертый и третий по счету соответственно. Они в гуще. Обоих валят с ног. На них куча из недовольного грешника, визжащих чертей и гарцующих сверху в полете ангелов.
Старому судье на все это уже похуй. Он успевает принять еще двух. И видит выбравшегося первым из кучи-малы Климова. Перед стариком падает тяжелый том и он, не листая, произносит: «Подойди».
Климов не правильно понимает, и думает: ангел хочет разобраться по этой драке, мол, узнать ну, как там, все целы? Видно: старик совсем устал, глаз замылен, работа заебала. Но ангел уже судит. Климов доверчиво идет вперед и произносит:
- Здрась..ствуйте!
- А ты знаешь, что с детишками оно не хорошо?
- Че?
- Детей ебешь, падла?!
«Ой. Бля! Ну, как же так? Хуле ж это я, а? Поспешил-то так не к стати»- а сам онемел, ни ответить, ни пальцем показать, принял вобщем Климов пиздец этот.
- Да то ж, вон он, че вы, мне же….
- Молчать, сука! Пока - читаю.
Климов если б мог, то обоссался. Но тут уже давно и не хочется и не можется.
- Партитуры? Музыкант что ли?
Слесарь Климов в ответ моргает, гримасничает, но от этих его «слов» ни согласия, ни противоречия осуждаемого не понять.
- Лауреат, многократный… Ух ты бля, и фонд «Соединение» основал? Ну, колись, бабло-то пиздишь небось? Да, ладно, все пиздят! У меня и так все тут записано. Вот, и правда: пизданул три миллиона на строительство отеля, заебенил на деньги фонда кабриолет. Хотя, сука, и детский дом построил. И просто школа, и школа музыки, пансион «Малыш», для малолетних бездомных…. Там и поебывал… Бля, ну не всех же триста? Сука, че с тобой делать? – старик опирает щеку на кулак и пристально смотрит в глаза слесаря.
Климов бледный. О чем думать – не знает. Да и мыслей нет.
- Так скажу тебе Владимир Брин: живи, работай, возвращайся! Детей, знаешь ли все ебут, из кого на живых пальцем ткнуть – так даже у меня волосня на мудах шевелится. Это – плохо. Все остальное – что ты делал, хорошо. Тут для меня явный перевес! Знаешь почему? А остальные не делают ни хуя, зато за совесть свою хлопочут! А это, поверь, нам тут в хуй не впилось. За тобой по списку слесарь какой-то идет, так мы этого пидора-пьяницу сейчас всеми пинками вниз покатим. Он жену пиздил, жить нормальных людей по пьяни учил, ну, так и мы ему ликбез захуярим! Да, ладно. Вернешься с грешком еще раз – мы тебя конечно выебем. А пока – релаксируй наверху. Скоро обратно!
У Климова ноги отнялись, но помощники старика успели его подхватить и понесли вверх. Он лишь успел увидеть, как только выбравшийся сосед-педофил предстал, старик ему начал зачитывать и многозначительно показывать на улетающего Климова. Брин в ответ принялся орать: «Да вы как можете, что за профанация! Ты охуел, старый!» - но веселые черти уже что-то начинали делать с его жопой.