Отшельник литер А : Поэт и Муза. 5.

Лёва гладил айпад, как бы проверяя - не иллюзия ли он.
Айпад послушно от прикосновения включился, выманивая
Лёвины воспоминания в светящийся экран. И они, забетонированные
новым разумом, казалось бы намертво, вдруг стали выхаркиваться
комкообразными образами. Он вспомнил старуху-проценщицу, приютившую
его на первое время, и цветной картинкой увидел её уши с невероятно
длинными жёлтыми мочками, с которых свисали каплями крови рубиновые серьги.
За кров и еду Лева ухаживал за садом старухи и изображал охранника
перед её клиентами, в основном наркоманами с краденным.
Старуха была цинична и отвратительна настолько, что Лёва был
согласен с Раскольниковым – такие твари не должны жить на планете Земля,
но на убийство Лёва не решился бы даже в мыслях, в душе он был – гуманист.
Но старуху всё-таки тюкнул, прострелил в сорока местах и утопил в мешке в Эльбе
юный немецкий наркоман, вряд ли читавший Достоевского,
пока Лёва ходил за новыми граблями в ОБИ.

Лёву выгнали на улицу. Сначала он собирал бутылки из-под кока-колы,
получая за них монетки из автомата-приёмщика, потом какой-то сердобольный турок
пристроил его в розовый квартал уборщиком гандонов. И именно там, он возненавидел женщин, особенно румынок. О, эти невыносимые высокомерные взгляды на Лёву
румынок с немытой задницей от спермы, на него, на научного сотрудника, хоть и младшего!
Лёва вспомнил всё это и заплакал. И муза, гладя его по голове, взяла его ослабленную от воспоминаний руку и наколотила средним пальцем:
А я плюю на ваши кафельные плитки,
как тело мёртвое, омытые шампунем,
расстреливает зомбосклеп ваш хлипкий
мой громкий смех серебряными пулями.