Ромка Кактус : Марк Твен, папа

- Кто такой Марк Твен?
- Политик?
- Фантаст…
- Что он написал?
- …
- Космооперу.

Макс покачал головой. Брат Теодор возвращался домой после пятнадцати лет, проведённых в Европе; дети его никогда не видели, а он видел их только на фотоснимках, но теперь встреча была неминуема. Макс думал о том впечатлении, какое Стивен и Хельга произведут на своего дядю, он думал о том, как брат посмотрит на него самого, допустившего катастрофу в детском образовании, думал о том, почему так мало времени уделял сыну и дочери, но ни одну из этих мыслей не додумал до конца и не сделал для себя никаких выводов по причине лени.

Макс переключил телевизор на музыкальный канал, убавил громкость и смежил веки в полуденной безмятежной дрёме. Во сне Максу открылась величественная панорама Вселенной, развёрнутая от Сотворения до Конца Света, крошечные человечки в хрупких скорлупках ракет бестолково бороздили межзвёздную пустоту, исполинский Марк Твен наблюдал за этим копошением из-за ближайшей туманности и, усмехаясь в усы, строчил очередную космооперу.

Кто-то потрогал Макса за большой палец правой ноги. Макс нехотя покинул гротескную Вселенную ради гостиной дома на Рэйнбоу Хиллс.

- Вот, нашла, - сказала Хельга, глядя в экранчик купленной за сотню долларов приблуды. – Настоящее имя Сэмюэл Клеменс, родился в тысяча восемьсот тридцать пятом, умер в тысяча девятьсот десятом, американский писатель…
- Кто?
- Марк Твен, папа.

Макс зевнул и потянулся.

- А почему ты мне это говоришь?
- Ты же спрашивал, папа, - Хельга смотрела на него как на выжившего из ума старика.
- Да, но почему ты не сказала сразу и сама?
- Но я не знаю… Зачем вообще это нужно, когда можно в любой момент просто взять и посмотреть?

И Макс собрался было заговорить о том, что он знал: о человеческом невежестве и его взаимоотношениях с историей, о Гегеле и Второй Мировой войне, - но посмотрел на дочь и сына, хихикающего в углу комнаты над комиксом, и передумал: пусть всё идёт своим чередом… возможно, Америка – это планетарный полигон, на котором народы и культуры соединяются, чтобы однажды возник человек будущего, чья глупость будет совершенно безвредна и для него и для окружающих… Этакий Билли в белых непачкающихся штанах со встроенным калоприёмником… вот он разглядывает морскую ракушку, застенчиво улыбается и приветливо пускает слюни… Билли никогда не нажмёт на красную кнопку ядерного чемоданчика… в мире Билли нет таких чемоданчиков, но есть много морских ракушек и других интересных штук…

В дверь позвонили. Макс поднялся с дивана и пошёл открывать. На пороге стоял высокий худой мужчина в сером костюме и старомодной шляпе, какую когда-то носил Генри Миллер. Мужчина поднял голову, и Макс Курц узнал своего старшего брата Теодора.

- Сколько лет, сколько зим!

Братья сердечно обнялись. Теодор поднял чемодан и вошёл в дом, следом вошёл Макс.

- Ну, как ты, рассказывай.

Теодор говорил о немецких родственниках, о семейном кладбище в Лейпциге, о курсах писательского мастерства, о дзен-буддизме, Сэлинджере, искусстве бонсай, о тысяче вещей. Макс почти его не слушал, разглядывал лицо, на котором только глаза остались глазами мальчишки, и вспоминал то, что было когда-то важно им двоим и больше никому на всём белом свете.

Макс вспоминает построенный на дереве во дворе наблюдательный пункт: там они проводили лучшие часы, наблюдая, болтая, споря, строя планы на будущее, много читая. Их любимцами тогда были Том Сойер и Гекльберри Финн, и они часто играли, подражая кумирам. Макс был Томом, Теодор – Гекльберри. Мальчишки как бы перенеслись в будущее, в котором существовала ядерная опасность со стороны русских, поэтому главным их приключением было устройство убежища на случай войны.

- Гек, - неожиданно для самого себя сказал Макс.

Теодор посмотрел на него с каким-то странным выражением лица, в котором удивление и радость узнавания были окрашена в болезненные тона – или это могло быть что-то совсем другое.

- Тебе всегда удавался Гек, - продолжил Макс, придвигая лицо к лицу Теодора. – А ведь это не так просто… Лень и невежество у него всегда сочетались с потрясающей изобретательностью, и ты блестяще…
- Макс!
- …блестяще…
- Макс, прошу, остановись!
- Ты блестяще играл его роль… Нет, не так… ты не играл, ты как бы становился им!

Тут только Макс заметил, что в мальчишеских глазах брата появились слёзы. Теодор смахнул их небрежным жестом; он смотрел себе под ноги.

В комнату вошли и остановились у входа Стивен и Хельга. Они смотрели на гостя с тупым безразличием.

- Здравствуйте, дядя Теодор.
- А это, должно быть… - Теодор поднялся с места.
- Это Стивен, старший, и Хельга, младшая, - сказал Макс, тоже поднимаясь.
- Привет, - сказал Теодор.

Все молчали. Теодор попытался улыбнуться, но какая-то судорога прошла по его лицу. С головокружительной скоростью завертелся потолок, воздух, сухой и колючий, сделался непригодным для дыхания. Высокий худой незнакомец дрожащей рукой схватил шляпу, нацепил на голову и вышел в открытый космос. Далёкие холодные звёзды слабо мерцали, просвечивая сквозь стены.

- Что это с ним? – голос мальчика.
- С ним всё в порядке. Просто он наконец-то дома, - голос мужчины.

Курцы склоняются над поверженным телом человека. Их силуэты, полупрозрачные, расслаиваются, переливаясь немыслимыми красками. Становятся видны гибридные конечности; они оплетают плоть; они проникают внутрь.