Кузьма Востриков : Большие числа

Каспий Альбертович был немолодым человеком. Всего навидавшись в видах, он переступил за шестой десяток и имел 69 лет. Это был взъерошенный и худой старик с дублённой, как перчатки, кожей, слегка выпученными глазами, съезжающимися к оси симметрии, подпрыгивающей на модуль юнга одной ногой, и уверенной слегка нервной пластикой тела, подчёркивающей особый дар Каспия Альбертовича сохранять молодость, невзирая на кванты времени, ищущих для каждого подходящее место в земной коре. С детства Каспий Альбертович отличался слабым здоровьем и рос общипанным цыплёнком в очках, пропуская школьные завтраки. Единственный талант, которым обладал Каспий Альбертович - это способность критиковать чужие дела. За это он был одарен глубоким одиночеством, которое привело его к мудрости, быстрой ходьбе на улице и одиночеству с книгами, которые он никогда не читал. Понемногу расходуя свою физическую данность на протяжении протяжающейся жизни, Каспий Альбертович не растратил свою чахлость к своему юбилею в 69 лет и производил впечатление не только ясного умом человека, но и ясного своим пружинистым стальным телом весом в минус дам соврать килограмм. Так иногда изоляция и злословие на мир очень хорошо служат человеческому развитию. Каспий Альбертович жил без женщин ведя случайное домашнее хозяйство, которое помогало ему позволять себе случайные мысли. В один из дней такая мысль неожиданно посетила Каспий Альбертович, когда он зашёл в Банк, чтобы снять со своего счёта проценты, позволяющие не экономить электричество в лампочке туалета. Тем более других электрических приборов у него в доме не было, потому что с детства он боялся проводов и выключателей, так как его отец, электрик, погиб на токонесущем столбе, когда неосторожно схватился за провод. Каспий Альбертович жил при свечах и иногда ходил в Банк за пенсией. В этот зимний день перемен ничто не предвещало, и обычная дорога из чёрного снега необычно привела Каспий Альбертович к обновившемуся зданию государственного учреждения. За месяц отсутствия Каспий Альбертович на улице произошла крупнейшая в районе сторйка и небольшой канцелярский филиал выдачи денег превратился в дворец по приёму у населения налогообложения, которым были обложены красивые ступенечки, зеркальная крыша и золотистые ручки на двери. Войдя внутрь, Каспий Альбертович, ничего не понял, как будто вернувшись с великой отечественной. Вокруг него были какие то кабинки или окошки с красными табло, на которых загорались цифры по распределению Релея-Джинса. Вместо Тамары Михайловны, последние тридцать лет принимавшей платежи у населения, и делившейся государственной пенсией с негосударственными пенсионерами в окошках сидели совсем милые по виду женщины разных возрастов, начиная где-то от 19 лет и заканчивая двадцатью. Все они были в брюках и на груди (через грудь?) булавкой имели прикрепленную табличку с именем, чтобы, придя на инкассаторское пастбище, не быть перепутанными их боссом и чтобы все пенсионеры убедились, что работницы обладают таким же именем, отчеством и фамилией, как и все остальные люди. Необщительность Каспий Альбертович развила в нём очень хорошее видение людей и желание общаться с ними. Каспий Альбертович познал женщин в юности, но сейчас он был более всего способен рассматривать их через свои выздоровевшие глаза. Он был мальчиком на самокате, въехавшим в эту позолоченную дверь, чтобы посадить себе на заднее сиденье одну их них, тех, что по ту сторону коммунально-пенсионной дисфункции. И поскольку Каспий Альбертович сразу засторонился новой обстановки, инстинкт позвоночника привёл его к самому крайнему неотапливаемому окошку у стены. За аккуратно прорезанным стеклом потустороннего мира за ним с самого его появления в финансовом пространстве следила пара влажных и маленьких глаз. Альвина была самой безумной и грустной кассиршей вокруг , и это нельзя было заметить, потому что грусть не входила в обязанности банковского работника, а недостатки на службе принято не замечать. Альвина родилась в Иркутске в диаспоре зимних дворников. С ранних лет она отличалась необычайно высоким ростом и обычайно заманчивой молчаливостью. У неё были изогнутые, как кольца френеля, длинные ресницы, за которые она быстро попала в Москву и стала кассиршей в одном из банков на окраине. Но самое примечательное в Альвине то, что ей было всего девять лет от роду. Когда мать родила её, Альвина весила восемь килограммов и все доктора Иркутска сошлись во мнении, что ребёнок не выживет из-за диспропорций организма. Но Альвина оказала сопротивление жизненному опыту медицины и осталась жить. Уже в шесть лет девочка была метр шестьдесят в высоту и училась в четвертом классе. Медицинскому миру случаи выживания таких детей были неизвестны, и никто не решался сказать, сколько девочка протянет по эту сторону добра и зла. Физического здоровья у неё не было, и она то и дело жаловалась на боли в сердце, а несколько переливаний крови сделали её вконец медлительной и бледно-красивой, как надгробную плиту. Тем не менее, работа в банке не требовала от сердца излишка сокращений, а сидячий образ жизни пошёл только на пользу душевному состоянию девушки. В восемь лет у Вины начались менструации, и она стала полноценной девушкой. Удивительная по красоте и юношескому очарованию девушка ходила по улицам, смотря себе под ноги. Она словно бы искала в земле ту часть, которую ей недодали девять лет назад и без которой она никогда не сможет раскрыться жизни. Но отшельнический и непонятный образ девятилетней девочки заставлял оборачиваться почти каждого второго мужчину на улице, а парализованные инвалиды почти вставали с колясок и тянули к ней руки, как к Ра. Когда подошла очередь Каспий Альбертович , он неожиданно услышал за спиной шушукание двух усталых женщин - "Маш, представляешь, вот этой кассирше всего лиш девять лет, дааа, она в соседней квартире в нашем доме живет!" Каспий Альбертович остолбенел и несколько секунд не мог предпринять никакого действия. Уже недовольные женщины начали напирать его, а он будто замешкался и искал что-то в кармане руками, а на потолке глазами. Неожиданно Каспий Альбертович вышел из очереди и направился к пишущему столику. Переведя дух и собираясь с мыслью, он написал следующее:

"Альвина! Ваше имя так же известно мне, как Вам мой адрес: улица Рубина, дом 4, квартира 33. Каспий Альбертович . Сегодня вечером."

После чего Каспий Альбертович сгустил брови и наверстал пропущенную очередь. Девушка говорила что-то о том, что наличные деньги сегодня задержали в головном банке, поэтому банк был закрыт в первой половине дня и все неразочарованные закрытыми дверьми люди пришли под вечер. "Чтобы попытаться удлинить очередь и закрыть от меня твои глаза, Альвина", - подумал Каспий Альбертович . Она нервно пересчитывала бумажные знаки и неестественно пристально смотрела на Каспий Альбертович . Сколько таких ситуаций он пережил, наверное около пятисот, и каждый раз его маленький моторчик замедлял обороты и не мог справиться с нахлывающим чувством, Каспий Альбертович захлёбывясь, протянул записку, и Альвина вздрогнула. Но записку взяла, отдав за неё деньги. Каспий Альбертович почти выбежал из административного пространства и в волнении по спирали отправился домой, своей дрожью затмив смысл желания видеть, слышать, обнимать Альвину своими марсианскими, состоящими из-вен руками. Каспий Альбертович совершенно ничего не мог с собой поделать, никакая домашняя работа не шла ему в руки, и даже попытка чтения книг не принесла ему ничего, кроме разочарования от пустоты и однообразности букв. Он пошёл было на кухню, чтобы сделать себе чая, да неожиданный приступ уже старческой, ничего не означающей, сердечной боли застваил его лечь в постель и позабыть о движении. Так пролежал он несколько часов, гонимый странной мыслью приближающегося чуда, которое избавит его от стольких вопросов, накопившихся за промелькнувшую, но нескончаемо тянущуюся жизнь. Каспий Альбертович был составлен из кусочков тела и каждый кусочек говорил в нём о собственном жизненном опыте, это были различные части, которые не могли договориться между собой. Ак страдал от этого за 69 лет он ни к чему не пришёл и не ничего не создал. Всю жизнь он пролежал на кровати, а в редкие часы радости пружинил всоими ногами, разгоняя в жилах вялую кровь, которая останавливалась без его помощи. Каспий Альбертович долёживал часы этого вечера, и почти заплакал от бесцельно прожитой жизни, но слёз у него не было, потому что все они ушли на душевную работу, и старость не тревожится украшать работу внутреннего переживания внешним атрибутом привычной маски. Старик смеётся без улыбки. Каспий Альбертович плакал без печали.

В двенадцатом часу ночи, когда раздался стук в дверь, Каспий Альбертович подумал, что снова пьяный сосед перепутвл этаж, и Каспий Альбертович испугался, что сейчас нужно будет выталкивать соседа через незапертую дверь обратно к братству его бутылок. Он нашёл силы в себе встать и спешно включил свет в коридоре. Дверь грубовато открылась, и Каспий Альбертович увидел на пороге белоснежнокожую Альвину. Альвина молчала, она редко говорила слова, только когда общалась с клиентами на своей работе, или отвечая на какой-нибудь явно поставленный вопрос, от которого незльзя было спрятать печальный язык. Каспий Альбертович дальше волноваться не мог, потому что дальше было некуда. Сила гравитации сдвинула его с места, и он обрёл свою привычную почти подростковую пластику нелепого мужчины. Альвина стояла в коридоре как великая греческая статуя, вместо обрубленных варварами рук, имея какой-то внутренний изъян, котороый чётко пропечатался на её лице суровым печальным отпечатком. В этом и была красота альвины, её мертвецкой юношеской болезненной кожи, большеватого носа и широким в высоту, но плоским и коротеньким по горизонтали губам, которые концептуально поддерживались ещё более печальными ямочками на щечках. Эти ямочки выдавали всю неопытность девочки и хрупкость биологического устройства её организма, которое могло развалиться на маленькие железные шарики в туже секунду, что и взгляд долетел до красавицы, чтобы впитать её неповторимого смертоносного оружия красоты. Альвина ничего не могла сказать, потому что она говорить не умела, жизнь ней отвела слишком короткий срок, чтобы тратить своё усилие жить на слова. Каспий Альбертович же наоборот был словоохотлив и при всякой возможности пускал в ход свое почти единственное достоинство, чтобы хоть как-то проверить ещё подлинность своего существования. Каспий Альбертович немного успокоился, хотя и не понимал, спустя много много лет, что же нужно делать, и уговаривал себя, что молчание его гостьи так же естественно, как его худоба или ночной цвет неба по ночам. Маленькие глазки Альвины отворачивались от Каспий Альбертович в обыкновенносм смущении и он тоже начинал смущаться скорее даже от того, что ловил себя на мысли, что смущается. Что маленькая девочка почти своими руками написала ему записку и велела явить сюда ровно в полночь неизвестн зачем. Каспий Альбертович наконец догадался помочь снять пальто с Альвины и они прошли в маленькую пыльную беспорядочную комнатку, которая являлась основным местом жизни Каспий Альбертович . Альвина села в плетёное неудачным геометром кресло, а хозяин говорил что то бессвязное, но успокаивающее. Оба длили всё нарастающую неловкость, и за это время Альвина не произнесла ни слова. Она была в своих коричневых банковских брюках и почти эротическая кофточка не скрывала формы её груди. Каспий Альбертович говорил и говорил в течение получаса, а сам изнутри рвал волосы, что не может переломить ситуацию и вернуть молодость. Вдруг он вздрогнул, вспомнив, что его удалённой, как центавра знакомой девять лет. Шестьдесят девять минус девять. Шестьдесят, он сказал об этом вслух. "Между нами пролегает, возможно чья-то жизнь, от первого крика, до надгробья. Я не понимаю, почему ты пришла." Шестьдесят лет прошли за один, Каспий Альбертович не мог этого уже произнести вслух, потому что и для него самого это оказалось слишком сложным. Он лишь чувствовал, что эти шестьдесят лет пролегают между ними смертью. Ак положил руку на коленку Альвины и замер, почувствовав вдруг её запах. Он был очень чувствителен к запахам, и всегда дополнительно растревоживался неразгаданной силой вдыхаемого чудесного страха. И всегда к его сердцу имелся особенный код, когда запах оказывался такого происхождения и вида, что Каспий Альбертович начинал безмерно терять рассудок от счастья. Тут произошло именно это. Каспий Альбертович встал и взял за руку свою незнакомую подругу. Она покорно встала с кресла и неожиданно прижалась к нему своей невинной и белоснежно-молодой грудью. Сколько раз Каспий Альбертович обнимался с девушками, сколько на его веку было ссор, улыбок, слёз, талий, длинных ног и длинных волос, сколько разных поцелуев. Альвина поцеловала его первая…С этого момента началась особенная и неконтролируемая растерянность Каспий Альбертович . Он вдруг почувствовал в этом поцелуе что-то новое и как вский старик не принимал до конца то, что спустя столько лет его чувство сбивает с толку всего лишь новый поцелуй. Она была необыкновенная. Совершенно и неоправданно мягкие губы не торопились сделать на времени закладку. Поцелуй был для поцелуя, и это сбило с рук все мысли Каспий Альбертович . .Он старался первый раз вжизни войти в поцелуй и остановить для него время. Растянуть поцелуй на бесконечность. На ум прили комформные отображения, но совесть и зачатки врождённой мягкости справились с наичием мыслей, обезвредив их. Каспий Альбертович не знал, что всего лишь один поцелуй может так освободить его сморщенную от времени душу, запах Альвининих глаз, носа, исходившего из него волшебного воздуушного потока опьянял Каспий Альбертович . Он чувствовал, насколько глубоко в него въелась коррозия от прожитых лет и страданий от пустоты, и сейчас запах Альвининого дыхания заживлял его многочисленные раны. У Альвины никогда не было мужчины, это первое, что она произнесла за весь вечер этого странного знакомства. Когда Каспий Альбертович обнимал её, боясь прикоснуться к её нежной груди, с каждым кругом она всё более вовлекалась в поток бесконтролного сладостного момента соединения двух душ и тел. Альвина была покорна, печальна и будто бы смущена. Каспий Альбертович старался изо всех сил тянуть время и не снимать никакой одежды, но это время пришло, и Альвина помогла снять с себя единственную на ней маечку. Они долго сидели обнявшись и Каспий Альбертович словно бы отдавал маленькой невинной девочке все то болезненное, что накопил за годы своей жизни. Девочка с каким-то удивительным бесстрашием принимала все инициативы и движения Каспий Альбертович . Он боялся, что грудь у неё нечувствительна к поцелуям и долго не решался тревожить свою возлюбленную. Но Альвина откликалась на всё с удивительной тонкостью и чувством, с ней никогда не происходило ничего подобного, Каспий Альбертович испытывал чувство восхищения от бесстрашия странной маленькой девочки. Они разделись только к рассвету и легли в постель. Тепрь Альвина чувствовала такое возбуждение, что сама уже набросилась на старика. Их роли и возрасты слились в едином порыве. И не один раз испытала безмолвная принцесса, то что никогда ранее не могло посетить её тело и чувство.

А на утро, когда солнечный луч проник своим движением в комнату, на небольшой, но помещающей Каспия Альбертовича и Альвину, кровати лежали два тела. И оба они были мертвы.
Кузьма Востриков
22-23 ноября 2002 года.
23:00 - 2:00, Красково