brunner : умереть на испанском берегу

За толстым стеклом иллюминатора море или облака – неважно – в общем, монохромная поверхность, однообразная, простирающаяся на многие километры, равномерно дребезжат двигатели, посасывает воздух турбина самолёта и воду сосед. Всё спокойно, и, кажется, ничего не происходит, однако происходит, и очень многое – в туалете парень достаёт из кроссовка пакетик с кокаином – мать пытается успокоить своего ребёнка – кто-то мучительно вспоминает – а не забыл ли он антидепрессанты на полочке в ванной? Может быть, – думаешь ты, – кто-нибудь умрёт или хотя бы будет при смерти, тогда позовут врача, но ты не откликнешься – не в твоих правах продолжать хаос и давать жизни шансы – ты будешь молчать и в сотый раз рассматривать помятый журнал.

Испания.
Город, зажатый между двумя морями, в солнце; воздух – в помещении кондиционер, на улице – запах соли и кофе из открытых до позднего вечера небольших кофеен – три-четыре столика и бородатый старик на кассе, листающий спортивную рубрику и изредка глядящий на линию соприкосновения заката и его отражения в ребристой лазури

Когда вспоминаешь этот город, то первое, что приходит на ум – это соль; два моря – две разных соли, если бы это был Кордовский халифат, то вкус соли определялся бы полом купающихся – женщины в просторных никабах или, отдельно от них, загорелые мужчины; но тут – всё вместе, нередко девушки без верха и на вышке спасатель с доской, хоть и не бройлер, но может показать результат каждодневных упражнений (над ним голубой флаг – предмет гордости); он свистит, если кто-то слишком близок к утоплению

Второе – это гора; гнездовья бесконечных чаек и колючий кустарник; вода и ветер, убивающий скалу, остатки средневекового бастиона – край земли, Гибралтарский столп для путешественников пешком, от которого в глубь этого забытого края ведут идеальные покрытия дорог, по обочине торговые центры, где прохладно; заедешь туда – день пропал или ты – глаза разбегаются от товаров, хочется кричать от музыки (во всех магазинах одинаковая!) и книги по 5 евро, хотя дома дешевле, но окорока тучны и хамон очень дешёв и вкусен, а также риоха, можно взять немного и перекусить, наблюдая чахлые кустики (растительность никакая) и вечное безлюдье, платные дороги, которые рады увезти тебя подальше отсюда – в Мадрид или в Барселону – поближе к цивилизации и забастовкам – дороги – это третье

Девушки – ночью теплой – пряный запах марихуаны – они в клубе, танцуют или в кафе, болтают, сидя за чашкой холодного кофе, которую ты им оплатил, смотрят на тебя (знают себе цену) выжидающе, но результат один и тот же, прекрасные волосы и кожа, которую не старит даже солнце – хочешь взять название крема, которым она пользуется? в кармане один презерватив «на всякий случай», выходит в туалет, и ты гадаешь, а не нюхает ли она там, а может она – католичка, и ничего такого, только пуританская мораль в голубых (!) глазах; дома – in nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen – бесконечное преклонение перед Папой, ты тайком хочешь, чтобы у вас ничего не вышло, да и не выйдет, разве можно что-то получить от неё? она единственная надежда Старого Света, твой джокер в борьбе против мавров

Сами ночи – в которых, кроме травки и девушек, свет фонарей на набережной и толпы народу – легко затеряться – и такое дикое море, буйки еле видны, хочется содрать с себя всё и бежать, бежать, а потом плыть, но ты боишься – темноты и акул, хотя знаешь, что их тут нет и не может быть, да и плыть некуда, поэтому остаёшься на берегу среди людей и с тоской и надеждой вглядываешься в темноту – вдруг гибель Титаника или арабы перешли пролив?

Ты видел много звёзд, но здесь они ближе (а вино дешевле) и тебя не волнует, что то, что ты видишь – картина, которой не существует на самом деле, ибо расстояния огромны, и тебя не волнует одни ли мы и всякое такое – лишь добрые звёзды, до которых, если ты забрался на скалу, рукой подать, и море, шумящее внизу; и даже если жёстка земля под тобой, то тебя это не волнует, потому что это не главное, а главное – вино в рюкзаке и хамон и звёзды и море и сама Испания, которая своей нищетой и апельсинами пригрела тебя, приютила беженца из неоглядной равнинной суши, добравшегося сюда по воздуху

Можно было бы составить целый список – сколько бы там было наименований – на пожелтевшей бумаге небольшого блокнота, отысканного тобою здесь в лавке, набитой журналами с голыми женщинами и магнитиками, но это сколько мучений, и ручка наверняка потечёт, и рука, скорее всего, дрогнет, а глаз самопроизвольно закроется, и ты провалишься в сон, тёплый, как нагретая за день земля; лучше наблюдать, может, включить что-нибудь из Гайдна, посмотреть по сторонам и потом под свои ноги, чтобы убедиться, что ты явно здесь, а не просто забылся во время просмотра семейной комедии

Это море – не Айвазовского, и не Гогена – оно своё, не нужно быть великим маринистом, чтобы изобразить его в точности, лучше даже сделать это на фотографии, так как оно одинаково везде вверх по побережью; это море – женщина с голубыми глазами, которая просто иногда не может сдержать свои чувства, и волны пускаются штурмовать берег, поедая песочные замки. Оставив живопись, подумай – как бы ты изобразил его в музыке – какой инструмент бы использовал? где бы расставил ударения? полетела бы мелодия вниз, если бы ты упал?

Твоя Испания, где ты не родился, и где был всего лишь однажды – это страна-картинка, где море, как блюдце, а солнце печёт, но не жарит; тебе не понять мысли поколения 98 года, что чувствовали защитники Республики во время Гражданской войны или сумасшествия дон Кихота

Твоя Испания противоположна затерянности родного мирка, между лесов и полей, но так близка по духу.

Твоя Испания никогда не станет твоей.