Владимир Павлов : 11. Глава седьмая (Заключительная)

Дима, задыхаясь, бежал по лестнице. Ему нужно было успеть до без пятнадцати: в восемь завод закрывался, и кроме опоздавших ночной смены никого не пускали. Как назло, сломался лифт, и пришлось подниматься на одиннадцатый этаж пешком, а он хотел еще успеть поесть. Кроме того, Степа поручил ему взять два фонарика – себе и Вите. Степа все продумал. Когда они все уйдут (на самом деле – спрячутся) и все охранники будут на КПП пропускать вторую смену, Степа, бывший медвежатник, откроет дверь в подвальное помещение, откуда поступает продукция в цех упаковки, а потом закроет, когда они все войдут. Это была его, Димы, идея. Началось все с того, что Таня отравилась (она мучилась животом уже неделю) Дима, назло Свете (они опять поссорились), со злорадным укором сказавшей, что это у Тани от дешевого пива, изложил версию, что их травят неизвестно чем, – ведь они даже не видят, из чего изготовляется продукция завода. Скорее всего, Света была права, но Таня поразилась этой мысли и рассказала ее Вите. (Таня была известна своей доступностью и спала чуть не с каждым грузчиком.) Витя решил, что это бред, но пообещал поделиться этими соображениями со Степой и представил их как хохму во время одной из пьянок. Степа увидел тут свой интерес: наверняка, будет, чем поживиться, а списать вину можно на подставных лиц. Ради этого он и стал уговаривать всех подряд, используя старый добрый рычаг – месть. У каждого в душе имелось что-нибудь против высокомерного директора. Степа гарантировал полную безнаказанность, и все, как бараны, купились на это. Но Дима-то понимал, что такое бывает лишь в кино. В назначенный день знакомый охранник Степы занес в компьютер вирус, и камеры зависли. Системный администратор, как специально, перед этим заболел. И сейчас, когда оставались какие-нибудь полчаса до исполнения его тайной мечты (ведь он так хотел посмотреть, что же там!), Дима вдруг струсил. Он почувствовал необъяснимый, иррациональный страх. «Надо сказаться больным, – решал он, зависнув на лестничном марше девятого этажа. – Будут потом меня презирать, потеряю уважение – да и плевать!»
Он оперся рукой на перила и вдруг заметил в ячейке разбитого стеклоблока – в стене из стеклоблоков между лестницей и мусоропроводом – сложенную бумажку среди окурков и лузги. Бог знает, что заинтересовало его в этой бумажке, но он вытащил ее и развернул. И вздрогнул, увидев написанную красными чернилами цифру «11» Конечно, бред, но, может, это какое-то предупреждение свыше… Постояв минуту, он рванул наверх и, оказавшись в квартире, стал лихорадочно искать в шкафу фонарики.

Он едва успел. Знакомый охранник, друг Степы, уже собирался идти в кабинет охраны, чтобы смениться товарищем и успеть попить чаю перед второй сменой грузчиков, но, увидев Диму, Когда, одетый в старую спортивную форму и высокие резиновые сапоги, он вошел в склад, его дожидались семь человек. В этот момент раздраженный его опозданием Степа набирал его номер. Серега, почесывая грязную вихрастую голову, угрюмо молчал, с ненавистью взглядывая на долговязого новичка, очевидно, уже жалевшего, что согласился, и своим нервным постукиванием обутой в кроссовок ноги выбешавшего Серегу. Низкорослый Санек, похожий на хоббита, с остервенением лузгал семечки, бросая мусор в карман. Витя, читая газету с анекдотами, улыбался своей добродушной улыбкой. Таня, хихикая, что-то шептала на ухо красивой Свете, и та недовольно морщилась, отстраняясь от нее, как от назойливого насекомого. Метнув на Диму гневный взгляд, Степа жестом поднял бригаду и повел к упаковочному цеху. Не доходя пяти метров до ворот цеха, он остановился перед низкой железной дверью, в темноте почти сливавшейся со стеной, скинул с плеча рюкзак, достал две тонкие зубчатые железки и, зажав в зубах фонарь, стал ковыряться в замке. Прошло только пять минут, но у всех было ощущение, что пролетел час. Дима оглянулся. Ему показалось, будто в глубине коридора, во мраке, мелькнула чья-то фигура.
– Давайте! – сказал Степа полушепотом. – Быстро!
Света шагнула первой, перекрестившись. Следующей была Таня. За ними пошли остальные. Степа зашел последним, закрывая за собой дверь и запирая с помощью отмычек замок.
Пока он это делал, люди с недоверием осматривались в небольшом помещении с бетонным полом и стенами. Трубы, по которым поступала продукция в упаковочный цех, одним концом были впаяны в стену на высоте двух метров от пола, а другим уходили во тьму тоннеля. Никаких резервуаров и котлов, в которых бурлили бы разные смеси, никаких технологов и рабочих не было. Пол был залит водой, а резиновые сапоги были только у половины. Таня сразу взвизгнула, намочив ноги, с завистью глядя на предусмотрительную подругу.
– Гляньте, здесь одни трубы! – громко удивился простодушный Серега, и на него тут же зашикали. – И все они идут, – прибавил он уже тихо, – в какой-то тоннель.
Тоннель, куда уходили шесть толстых труб, собранных в пучок, был ничем не освещен и казался черной дырой, засасывающим в небытие.
– Ты уверен, что нам там рады? – спросил Степу Витя, пытаясь улыбнуться, но улыбка вышла дрожащей и жалкой.
– Я могу выпустить желающих, – презрительно пожал плечами Степа.
Но желающих не оказалось. Все последовали за Степой, как загипнотизированные, шагая по двое и по трое, так как тоннель был достаточно широк, и только Дима держался один на некотором расстоянии от Светы, ожидая, что она обратит на него внимание (чем был вызван сегодняшний бойкот, он не понимал, хотя, скорее всего, это было обычное для нее непредсказуемое изменение настроения с поворотом на сто восемьдесят градусов) Вода доходила до колен, так что разница между сапогами и простой обувью скоро исчезла.
– Ну и вонь! – поморщила Света свой аккуратный носик. – Ощущение, что здесь срали неделю всем заводом.
– Ты как скажешь что, Светка! – глупо захохотала Таня. –Холодная какая вода! Куда нас, Степа, ведешь?
Дима, смотря на Свету, на ее легкие плечи, худую спину и массивный таз, какой уже раз удивлялся, как сочеталась в ней грубость с чрезвычайно высокой чувствительностью. Однако она была абсолютно права: первое время, пока не привык, он зажимал нос из-за очень сильного запаха – смеси запахов гниющей, застоявшейся воды, сладковато-кислой вони разлагающихся пищевых отходов и тошнотворного запаха канализации. Вода струилась по стенам, отдаваясь эхом.
– Да ты не бойся, трешка всего за соучастие! – доносился сзади голос Сереги, подтрунивавшего над новичком, огромным, но трусливым белобрысым парнем в очках, которого все звали Яшка.
– Откуда этот гул? – испуганно спрашивал Яшка об отдаленномпостоянном звуке, похожем на рев извергавшейся воды. – Где, вообще, все люди, которые здесь работают? Ребята, я чую, здесь жаренным пахнет. У меня предчувствие, что что-то непременно случится, а я никогда не ошибаюсь в предчувствиях…
– Слушай, заткни свое хавало, тварь, или я тебя окну сейчас в это говно! – взорвался Степа, который всю дорогу хмуро молчал, с безнадежным чувством глядя на толстые медные трубы, расколоть или распилить которые не было ни малейшей возможности.
– Это канализация, – сказал молчаливый Санек, с обиженным видом перекладывая из джинсов в куртку подмокшие семечки. – Мы сейчас где-то под городом.
Дима понял, что это правда. Он выключил фонарик, чтобы экономить старые батарейки. Глаза привыкли к темноте, и того тусклого света, который на данный момент был в канализации, было достаточно, чтобы различить следующие три метра перед собой. Он предполагал, что слабый свет исходит из входных отверстий в перекрытиях наверху, из решеток водосборников, а может быть, даже из открытых люков. Было необычайно странно думать, что они сейчас, все вместе, воплощают его замысел.
Вода теперь стала глубже. Несколько раз возле них пролетали большие мухи, и это давало надежду, что где-то недалеко есть выход. Брезгливо отмахиваясь от одной из мух, Таня упала и стала, как ребенок, дергать ногами, обдавая всех каскадом холодных брызг.
– Ну, хватит уже! – крикнула Света, наклоняясь над лежащей в воде Таней. – Это не смешно. Ты бы еще нырнула в эту говнотечку.
Таня успокоилась, но продолжала лежать, мечтательно смотря в потолок.
– Вставай уже, дура! – толкнула ее Света. – Парни, идите посмотрите…
– Что такое? – прошептал Витя.
– Она не дышит, – сказала Света, холодно глядя в его удивленное, испуганное лицо.
– О, боже, этого не может быть… – испуганно пробормотал Витя.
Света закричала. Она упала на колени, стала делать Тане искусственное дыхание, бить по щекам, трясти, но все оказалось тщетным.
–Аккурат в височек, – сказал Степа, приподнимая над водой кривой железный штырь арматуры. – Пойдемте.
– Я не позволю вам ее бросить! – орала Света, подавляя поднимавшиеся рыданья.
Но ее никто не слушал. Все, кроме Димы, спешили поскорее убраться от трупа. Дима положил руку ей на плечо:
– Пошли.
Она подняла на него глаза, полные боли и страха, хотела что-то сказать, но потом просто крепко сжала его руку. Уже спина шедшего последним новичка едва виднелась в полутьме, когда они, не разнимая ладоней, поспешили догонять остальных.
Вода, через которую они пробирались, была довольно тихой, но скоро это спокойствие должно было закончиться: непрерывный пустой рев слышался уже совсем недалеко. Канализация поворачивала направо. Они сделали поворот и увидели пять расположенных вертикально одна на другой труб, изрыгающих грязную серую воду в их трубу. Канализация здесь раздваивалась. Свет стал по краям ярче. Дима посмотрел наверх и увидел, что они находятся в прямоугольной бетонной шахте метров семь высотой. Там, наверху, была решетка водостока, и полоски пробивавшегося света казались неправдоподобно яркими, нарисованными. Мощный фонарь Степы осветил в центре шахты нечто огромное, что они поначалу приняли за насос. Все вокруг, как один, вскрикнули от отвращения и ужаса. Нечто, погруженное наполовину в воду и издававшее отвратительное постоянное жужжание, напоминало гигантскую муху, и только пучок медных труб, входивших в заднюю его часть, убеждал в том, что перед ними было не живое существо, а машина. Именно из этих труб, тянувшихся в цех упаковки, подавалась разнообразная продукция, которую потом упаковывали и развозили по продуктовым магазинам.
– Мать моя женщина! – с шумом выдохнул Витя.
– Так вот откуда все идет… – произнесла ошарашенная и испуганная Света. – Значит продукты, которые мы едим, пьем, производятся из говна…
«Туловище» машины было размером с грузовик, «лапы»-подпорки, торчавшие углами из воды, вытянулись бы метра на четыре, если бы могли двигаться. Наверное, конструктор этого адского творения специально придал ему сходство с мухой. Продолговатое округлое «тело» покрывали редкие «волоски», каждым из которых можно было проткнуть человека насквозь. Дима, как завороженный, не мог отвести глаз от этого чудовища. Это был шок даже для такого смелого человека, как Степа, который сделал было шаг к монстру, но тут же отступил. Не отводя взгляда от машины, Дима почувствовал, как его коленки дрожат, будто они только что выдержали вес в пару сотен килограмм.
Кого-то вырвало.
– Ладно, братва, – окликнул их Степа, обходя страшный механизм, – разберем эту вещицу на куски! Вы уже поняли, что бояться надо не нам, а этим тварям! Стоит об этом узнать людям, завод по кирпичам разберут за пять минут, не успеют даже мусора подъехать. А уж то, что их закроют, – в этом нет никакого сомнения.
Вдруг послышался громкий возмущенный голос новичка:
– Хватит с меня приключений! Я согласился только узнать в чем дело, а не ломать чужое имущество и не хоронить в воде трупы! Да, хватит!
– Ну-ка подойди сюда, – ласково поманил его Степа. – Я тебе кое-что покажу.
Яша испугался, но все же отважно двинулся вперед. Каждый его шаг по воде был отчетливо слышен среди всеобщего напряженного молчания испуганно озиравшихся по сторонам людей.
– Да, хватит! – повторил он отчаянно, остановившись перед Степой. – Я не собираюсь рисковать своей жизнью из-за этого!
Света отвернулась. Дима смотрел на него с жалостью, при этом находя в себе садистское предвкушение расправы. Остальные одобрительно загудели.
– Так ты хочешь уйти и доложить начальству, я правильно тебя понял?
– Да, это так.
Степа сдерживался, чувствуя на себе недовольные взгляды большинства.
– Не слишком ли ты нервничаешь, Степа? – сказал Дима, желая преодолеть в себе рабское чувство перед Степой.
Степа резко обернулся к нему:
– Ты что-то сказал, профессор?
Дима попытался насмешливо улыбнуться, но улыбка вышла жалкой, заискивающей:
– Все нормально, Степа. Я просто хотел…
Но Степа его больше не слушал, повернувшись к новичку.
– Ладно, ублюдок, проваливай, – рявкнул он. – Валите все, кто чем-то недоволен. Можете постучаться в двери – вдруг охрана вас услышит. Они будут вам рады.
Хотя Яша понимал, чем ему это грозит, он поспешил воспользоваться Степиной добротой; к нему примкнул Серега – на этот раз не для того, чтобы поиздеваться. Остальные с завистью смотрели на удалявшихся, и только Степа был совершенно спокоен. Диме показалось, что он что-то знает и не случайно привел их сюда, – такой зловещей была его ухмылка. К ужасу оставшихся, Степа вытащил из кармана пистолет, направив на удалявшуюся фигуру Сереги. Глаза его были прищурены с нескрываемой ненавистью.
– Не надо, Ссстепа… – дрожащим голосом проговорил Санек, все это время молчавший.
Но Степа словно не слышал его. Как одержимый неким безумием, он улыбался, перекидывая пистолет в руке, играя им, по-детски восхищаясь его весом и холодом.
– Это конец, – шепнула ему Света. Лицо ее было белым от страха, глаза – огромными. – Он всех нас перестреляет.
Дима решился и стал медленно подбираться к стоявшему спиной к нему и что-то довольно мурлыкавшему себе под нос Степе. Света хотела удержать его за руку, но он отстранил ее жестом. «Сейчас или никогда, – думал Дима. – Сейчас я смою позор падения своей кровью и вновь стану тем, кем я был раньше. Это – еще одна иллюзия, не надо поддаваться. Все вокруг – иллюзия, и лишь душа реальна. Лучше умереть, чем запятнать ее страхом» У него совершенно пересохло во рту, щеки были гладкими и сухими. Он слышал каждый посторонний звук среди непрерывного гула падавшей воды и постоянного жужжания машины, слышал, как Света уронила две слезы, слышал, как закрыл глаза Витя, слышал, как в канализационную решетку залетела бабочка, хрупкими крылышками разгоняя плотный сырой воздух в шахте. Оставались какие-нибудь два метра до прыжка, которым Дима хотел сбить с ног обезумевшего бригадира, когда тот резко повернулся.
– Испугались, твари? – спросил он с жуткой улыбочкой. – Я знал, что вы все – гнилье, и что вы можете подставить ради спасения собственной задницы. И мне совершенно плевать на это.
Прозвучал выстрел. Света вскрикнула. Дима с удивлением оглядывал себя, не находя крови. Именно тогда все услышали ужасный звук – пронзительный писк, который издала машина. (Уже позже Дима рассуждал, что, возможно, Степа и целился в машину, хотя наверняка он этого не мог знать.) Довершил этот невыносимый писк жуткий грохот: машина поворачивалась на подпорках-лапах. Все просто оцепенели. Из бока машины, куда попала пуля, вытекла струйка густой желтой жидкости, которая отвратительно воняла. Дима отбежал назад, увлекая за собой Свету, прижав ее к стене и инстинктивно закрыв своей спиной. Вдруг он увидел нечто такое, что приковало к себе его взгляд. «Машина» вдруг зашевелилась и быстро повернулась к людям, повергнутым в настоящий шок. Он отказывался в это поверить, но, взяв себя в руки, понял, что это все-таки не сон. То, на что он смотрел, не в силах пошевелиться от ужаса, было огромной, с красными фасеточными глазами, головой диаметром… с тракторное колесо. Перед ним была муха. Если можно назвать «мухой» это существо. Перед ним был результат какой-то чудовищной мутации. Муха была циклопического, невообразимого размера и достигала пяти-шести метров в длину. Обе пары крыльев у нее были редуцированы и производили омерзительно-жуткий жужжащий звук. Муха поднялась на своих лапах из воды, выдернув этим движением пучок труб из выделительного отверстия.
– Этого не может быть… – дрожащим голосом произнес Степа. – Нет, чтоб меня…
Он первым сообразил, что надо бежать, и рванул к левому тоннелю, но тут же упал, столкнувшись с Витей, и в результате скрылся последним, после припустивших что было духу Санька и Вити. Чудовище поползло за убегавшими с фантастической скоростью, какой нельзя было ожидать от столь неуклюже-громоздкой твари. Очевидно, оно не заметило вдавившихся в стену Диму и Свету, но рассчитывать второй раз на такое везение не приходилось. Дима схватил хныкавшую Свету за руку и побежал с ней ко второму тоннелю. Было совершенно ясно, что возвращаться к закрытой двери бесполезно, а впереди, хотя и ждала неизвестность, все же мелькала какая-то надежда. Кривясь от запаха, они зашли внутрь трубы и тут же испуганно оглянулись.
– Пожалуйста, не надо! – раздался позади истошный крик. – Я не виноват!
В шахту выбежал Серега в окровавленной рубашке и помчался к ним; он спотыкался и, видимо, был на грани обморока. В ту же секунду появились двое охранников с пистолетами, один из которых выстрелил в плакавшего Серегу. Тот вскрикнул, упал на спину, поднимая тучу брызг, и затих. Все произошло очень быстро, но Дима успел втолкнуть Свету во мрак, и охранники их не заметили.
– Ублюдков должно остаться еще пять, – звучал снаружи запыхавшийся голос охранника. – Проверь одну трубу, а я проверю вторую.
Из-за очень густой темноты (фонарики они не включали) приходилось бежать наугад, и один раз Света обо что-то споткнулась и повредила ногу до крови.
– Пустяки, – шепнула она, но через некоторое время Дима увидел, что она слабеет, и практически тащил ее за собой.
Зловоние здесь было еще сильнее, чем в первом тоннеле, и казалось, что повсюду в воде лежат разлагающиеся трупы. Когда они останавливались (Света задыхалась, все чаще просила отдохнуть), Дима вслушивался, но помимо звука капающей воды (совсем как в пещере) ничего не слышал. Охранник или сильно отстал, или не рискнул идти дальше, хотя, после всего случившегося, Дима уже ни в чем не был уверен.
– Брось меня, я уже труп, – просила Света, и по щекам ее текли слезы. – Я потеряла слишком много крови.
Он не сдавался, рыча от напряжения и усталости, когда взвалил ее на спину.
Наверху, через трубу, слышался звук стекающих через сеть малых труб воды и отбросов, которые должны проходить над их головами. Один раз поток отвратительно теплой воды прошел между его ногами, и ему стоило больших усилий уговорить свой желудок не выворачиваться.

Дима сильно устал, волоча Свету через зловоние, часто оглядывался и ждал, что в любой момент сверкнет фонарь охранника. Конец наступит одной горячей вспышкой боли, когда выстрел попадет ему в голову.
Внезапно они упали в вязкую массу, и только тогда Дима понял, что они достигли устья трубы. Он попытался встать и ударился головой о выступ старой трубы. От сильного удара он упал на колени, и рубиновые искры рассыпались у него перед глазами.
– Боже, я думала, мы разбились насмерть, – простонала Света. – Можно вынести любую боль, но это говно хуже смерти!
Света затряслась от беззвучного смеха, заставив Диму улыбнуться. Когда смех иссяк, она вдруг залилась слезами.
– Не надо, милая, – он прижал ее к своей дрожащей груди. – А то я тоже сейчас заплачу.
– Все в порядке, – успокоилась Света, уткнувшись лицом в его мокрую рубашку. – Это от нервов.
С робкой надеждой Дима достал из кармана фонарь и, включив, зажмурил глаза от непривычно яркой вспышки света. Фонарь работал. Они были обрызганы экскрементами и выглядели, как испуганные нашалившие дети. Позади виднелась канализационная труба, из которой они вышли. Та, где они стояли сейчас, была намного больше. Ее поверхность была покрыта слоем нечистот.
– Господи, я его слышу, – пробормотала Света, теряя остатки самообладания. – Я его слышу!
Акустика донесла ее голос до охранника; он заорал, прибавляя шагу, и на мгновение показалось, что он совсем рядом:
– Стойте, суки! Вы все равно оттуда никуда не выйдете!
– Иди к нам! – крикнул Дима, пряча фонарь, и его щека задергалась от бешенства. – Вашему заводу все равно кранты, мы уже позвонили кому следует!
– Не морочь мне голову! – хрипел охранник. Уже слышно было его тяжелое дыхание, и Дима, взвалив Свету на спину, мучительно переставлял в темноте онемевшими ногами. – Здесь никакая связь не берет!
Затем по трубе прошел пронзительный вопль такого ужаса и боли, что у Димы чуть не подогнулись колени. Света задрожала, как под электрическим током. Вопль все поднимался, а потом вдруг затих. Послышался другой звук – хруст и треск ломающихся костей, и Дима понял, что муха добралась до охранника.
Они двигались так быстро, как только могли. Он больше не мог тащить на себе Свету, и она ковыляла, опираясь ему на плечо. Фонарик все время гас, и он упрямо раскручивал батарейки и вставлял их вновь, на минуту продлевая тускневший свет. Позади слышался отдаленный гул извергающейся воды, и нельзя было сказать с уверенностью, что к этому звуку не примешивались еще какие-то шумы.
– Мы выберемся отсюда, как ты думаешь? – слабым голосом произнесла Света.
– Конечно, – пытался сказать он твердо, но вышло что-то вроде: «Конечность»
Наступил мучительный миг тишины. Все звуки – даже капанье сочившейся воды – пропали. Фонарик окончательно сдох, и кромешная темнота всосала их в небытие. Потом Дима понял, что потемнело у него в глазах – он на долю секунды потерял сознание и едва не упал, удержавшись за Свету.
– Ты видишь свет? – спросила она. – Свет.
Когда розовые пятна перед глазами и звон в ушах прошли, он разглядел в конце трубы желтый искусственный свет. Изможденные и измученные, они вышли в квадратную шахту, которая, в отличие от первой шахты, имела глухой потолок, освещаемая парой сильных ламп. Из воды торчал большой механизм, похожий на водоочистительную установку, давно, видимо, не работавший. Вода текла в одну узкую трубу, куда невозможно было попасть, не согнувшись. Вторая труба, сплошь забитая мусором, пропускала лишь слабый поток. Очевидно, они попали в демонтированную секцию канализационной системы. Рев бегущей воды давно превратился в отдаленный гул. Все действующие трубы были либо позади, либо над ними.
– Давненько здесь не работали слесари, – усмехнулся Дима.
– Ты смеешься тому, что всех погубил? – сказала Света с такой яростью, что он смутился и посмотрел на нее. – Если бы не ты, мы бы здесь не оказались…
Сдерживаясь, чтобы не дать волю накопившемуся раздражению, он мрачно молчал. Вдруг лицо ее просияло улыбкой:
– Лестница! Тут есть лестница!
Дима оглянулся. Действительно, над трубами была лестница, столь ржавая, что сливалась со стеной, так что сразу он ее не заметил. Лестница уходила наверх, туда, где между потолком и стеной чернел провал. Там, очевидно, было углубление, и возможно, имелся выход.
– Иди первым, – сказал Света твердо, когда он хотел пропустить ее вперед. – Что бы там ни случилось, знай, что я люблю тебя и любила всегда, не смотря ни на что.
– Света…
– Давай не мямли. Иди быстрей.
Он уже давно забрался в углубление, которое оказалось небольшим, метра два высотой, помещением, и смотрел, как Света медленно карабкается к нему. Ее тонкое красивое лицо, изможденное и бледное, было одухотворенным и каким-то неземным.
– Давай руку! – сказал Дима, испытывая прилив обжигающего чувства к ней. – Мы выбрались, наконец-то!
И тут произошло нечто ужасное. Слабо улыбнувшись, словно теряя сознание, Света отпустила руки и полетела вниз (ему показалось, она сделала это специально). Она проскользила животом по ступеням, хватаясь за железо, и это позволило при падении устоять на ногах. Бережно поставив раненную ногу на ступеньку, она подтянулась на руках, но тут же застонала от мучительной боли и опять спустилась. Дима, как прикованный, не мог заставить себя слезть и помочь ей. Был такой момент, когда он мог решиться на это, но этот момент прошел, и нечто внутри шептало ему ласково: «Не надо»
– Быстрее! – хрипел он не своим голосом. – Ты должна собрать все силы!
Но Света словно не слышала. Она наклонилась, всхлипывая – ее страх тяжестью застыл в желудке. В ту же минуту на нее надвинулась ужасная черная туша и скрыла ее под собой. Не рассуждая (нельзя было рассуждать в сейчас, это он знал), он побежал прочь от лестницы и уткнулся в тупик. Руки сами шарили по сырой, облепленной паутиной стене (не рассуждать, не рассуждать) Так и есть! Дверь! Холодная, металлическая. Он два раза надсадил плечом: крепко заперта. Замок, должно быть, снаружи. Еще удар. Два, три. Он просто отбегал и таранил дверь в прыжке ногами, из тупого злобного упрямства, а вовсе не надеясь, что она поддастся. С таким же тупым остервенением он, бывало, укладывал коробки на тележку, зная, что сооружение все равно рассыплется. Когда он бил стол, о который ударился – это была все та же механическая упрямая злоба, она же заставляла его бессмысленно ругаться с Леной или со Светой, хотя он прекрасно знал, что скандал сделает только хуже. Наверное, это и есть пресловутый «танатос», о котором Фрейд так мало сказал. Танатос гораздо сильнее эроса – ведь все мы умираем. Когда он бросил там, внизу, Свету на растерзание, он ясно понимал, что жить потом с этим нормально не сможет, что он медленно убьет сам себя водкой и сигаретами. Но самое страшное было в том, что он не от испуга ее бросил, не из-за чувства самосохранения, а потому, что он хотел, чтобы она умерла, и хотел сам умереть медленно от алкоголя и никотина, – разумеется, несознательно. Он любил ее, мучительно любил, особенно в тот момент. Да, мы всегда втайне желаем смерти тем, кого любим. Появившийся вдруг внутри ясный свет сделал видными самые темные, далекие подвалы человеческой психики (именно человеческой – он был уверен, что это у всех общее) И его сознание, узрившее само себя, в ужасе отшатнулось, как если бы оно увидело скопище пауков. Но тут дверь поддалась. Что-то звякнуло, и железо с плачем повернулось на петлях.
Он оказался в каком-то подъезде и сразу побежал наверх по лестнице, не веря в свое спасение и продолжая по инерции чувствовать погоню. Каково же было его изумление, когда он узнал свой подъезд. Дима остановился на лестничном пролете возле окна, переводя дыхание. Да, это пятый этаж: те же побеленные известкой кривые стены, те же похожие на могильные оградки общие решетки смежных квартир, та же пробоина в стене из стеклоблоков, где с незапамятных времен лежит самолетик из ваучера. Кто-то толкнул его в плечо, и он отскочил с криком, вытянув перед собой руки. Но это оказался его знакомый с пятого этажа, которого Дима не заметил в темноте лестничной клетки.
– Ты бы сейчас видел свое лицо, – недоумевающее улыбнулся тот, оглядывая обмазанного грязью, мокрого приятеля. – Как будто покойника увидел. Я покурить вышел, вижу – ты…
– Извини, мне сейчас некогда, – прервал его Дима и побежал наверх.
Сосед пожал плечами и в растерянности достал сигарету.

С порога стало ясно, что в квартире кто-то побывал. Его брюки почему-то лежали на мозгообразном диване в гостиной (этот уродливый диван он прозвал так за причудливо изогнутые спинку и локти и розовый цвет) На кухне тоже похозяйничали. Неужели Лена вернулась из больницы? Куда-то пропала стоявшая на окне фотография Сергея. Хотя на улице уже почти рассвело, он включил лампу на холодильнике, и рожа из обойного узора над дверью недовольно скривилась. Телефон Лены оказался недоступен. Его охватила сильная тревога за нее. Наверняка директору уже доложили о происшествии, и, значит, все, кто с ним, Димой, связан, в опасности. Дима с мучением залез под душ – так много ему казалось прошло времени с того момента, как он зашел (хотя прошло всего десять минут), переоделся в старый спортивный костюм, который первый попался на глаза, и, заперев за собой дверь на все замки, в два прыжка очутился возле лифта и нажал на кнопку.

Полынь и крапива за изгородью, куда он так долго не мог проникнуть, доставали порой до глаз. Можно добраться до больницы другим путем, подумал Дима, когда выбегал из подъезда. Наверняка, всюду для него расставлены засады, а в поле никто не подумает его поджидать. Хотя… Он уже не был в этом так уверен, проделав пару сотен метров по буйным зарослям и постоянно чувствуя, что кто-то идет по пятам. Изредка попадались прогалины, и тогда открывались зеленая змея забора и серый атолл его дома, но разглядеть что-то в самой траве не представлялось возможным. Он бежал быстрее, еще быстрее, будто хотел взлететь и окунуться в густую лазурь безоблачного неба.
Ему вдруг полегчало при мысли о Лене. Как всегда, когда он находился рядом, она казалась ему доброй, простой и душевной женщиной, но, стоило пройти впечатлению от встречи, и ощущение менялось: Лена была мелочной и расчетливой бабенкой.
Ноги уже болели, рубашка промокла, а трасса все не приближалась, точно пространство до нее росло и раздвигалось. Перед ним расстилалась бесконечная, ржавая от повсеместной полыни, равнина, уходившая в лиловую даль. Дом и забор давно пропали из виду, зато на горизонте появилось здание, похожее на усеченную пирамиду. Очевидно, он заблудился и может бежать так весь день. Дима сбавил скорость и пошел, жадно глотая ртом утреннюю прохладу. Из высоких, как деревья, купырей с криком вылетели две желтых овсянки. К его щеке теплым бархатом прикоснулся другой, дневной воздух. Солнце уже поднялось высоко. Приблизившееся здание сверкало большими зеркальными окнами и напоминало космический корабль. Пирамиду, на которой египтяне пролетели сквозь время… Стены в зеленоватых алюминиевых панелях серебрились точно от электричества. Перед входом стояли шесть новеньких машин. Несколько в стороне от здания краснела жалкая клумба с умирающими лиловыми геранями. В кустарнике на небольшой лавочке сидел мужчина в белом халате в очках и о чем-то довольно мурлыкал по телефону. Больше же около здания никого не было.
Над зеркальными дверями блестела золотыми буквами вывеска: «Центр вегетативных состояний» Про этот центр Дима ничего никогда не слышал и решил зайти их любопытства. В тамбуре стояли две корзины с бахилами. Выложенный серым кафелем пол сверкал от чистоты. Кое-как найдя бахилы по размеру, он с невозмутимым видом вошел в фойе. Перед окошком регистратуры стояла полная женщина в белом халате, увлеченно болтая с женской головой в окошке. Ему удалось незаметно проскользнуть в коридор. Навстречу энергично стучала каблуками по кафелю плотная девушка с рыжим каре и со строгими холодными глазами. Она разжала губы, словно собираясь спросить его, что он тут делает, но ничего не сказала и вошла в кабинет направо. Какая-то непонятная сила влекла его дальше, словно он уже был в этом месте и оставил здесь что-то важное. Наверняка, у охранников есть камеры, и его сейчас окликнут и с позором выпроводят. Ужаленный этой мыслью, он уже повернулся уходить, но услышал знакомый голос. Это был высокий, неприятно-дребезжащий альт тети Марины. Вот так встреча получится! Она, досадливо морщась, станет по необходимости вежливо с ним говорить, а он насладится ее реакцией и скажет какую-нибудь тактичную пошлость. Удивленный, он заглянул в кабинет, где она с кем-то разговаривала.
Она стояла к нему спиной, в своей траурной черной одежде, сжимая локтем сумочку как спасательный круг, и спрашивала врача, может ли дорогостоящая операция вернуть к жизни ее сына. («Разве Сергей не умер? – оторопел Дима, на которого не обратили никакого внимания. – Что за черт…») Врач, невысокий полный мужчина в пиджаке и брюках, выглядывавших из распахнутого халата, склонял набок голову, отчего его лысина блестела в свете люминесцентных ламп. Дослушав, он выпрямлял шею и терпеливо объяснял, что это невозможно.
– Что, шансов никаких нет, доктор? – переспросила она в третий раз. Голос у нее дрожал. Не от слез, которых уже не было, а от смертельной усталости.
– Никаких, а что вы хотели? – вздохнул врач, словно выполняя какую-то тяжкую обязанность, нечто совершенно ему не интересное и набившее оскомину. – Половины мозга нет, извините – вытекла. Все, что ему остается, это вот так вот лежать в овощном состоянии и зависеть от трубок. Может быть, он сейчас живет в своих воспоминаниях и даже не осознает, что с ним случилось. Будем отключать?
Дима шагнул влево, чтобы увидеть Сергея. То, что ему открылось, повергло его в такой ужас, что он едва не потерял рассудок. Вместо Сергея на койке лежал без сознания он, Дима, с ампутированными ногами, весь в бинтах и трубках. Он – или… Нет, этого не может быть.
И врач, и тетя Марина даже не взглянули в его сторону, будто его здесь и не было.
Не чувствуя своего веса от сжигающей горечи, он бежал к выходу с безнадежной мечтой вернуть невозвратимое. В дверях его остановила надежда. Рука лихорадочно выхватила из кармана телефон. Нет. Список контактов ошеломил своей пустотой. Номер Лены и ее сообщения исчезли. Он пытался и не мог вспомнить, какого цвета у нее волосы или как она была одета в последнюю их встречу. Воспоминания о ней таяли, как весенний снег, на который вдруг упали резкие солнечные лучи. Словно и не существовало такого человека. Точно так же исчезли номера Светы, Тани, всех грузчиков, всего рабочего коллектива. Наверное, и сам телефон скоро исчезнет. Все еще не веря своим глазам, он перелистал опустевшее меню, затем бережно, как магический предмет, связывающий его с реальностью, вернул телефон на место. Надо было бежать, бежать в больницу, где лежит Лена, срочно увидеть ее, восстановить правду, доказать себе, что все происходящее сейчас – дурной сон, галлюцинация.
Возле крыльца выстроились в ряд его друзья, те, с кем он ходил в последний в их жизни поход: Света, Таня, Степа, Витя, Сергей, Санек, Яша. Все они синхронно подняли головы уставились на него с открытыми ртами. Он отскочил, как от физического ожога, и стал исступленно бормотать под нос какие-то обрывки молитв. Никто не проронил ни звука. На них были одинаковые обтягивающие черные костюмы с огромной белой цифрой «11» на груди. Но не это, и не то, что они живы, было жутко. Он смотрел на их лица и не мог понять, почему испытывает такой ужас, почему они все уроды. Глаза! Да, их глаза были без зрачков и светились белым.
Стоило ему дернуться бежать, и уроды, точно свора цепных псов, рванулись к нему.

Горизонт, загроможденный кучевыми, в кровоподтеках, облаками, подобными растекшемуся мозгу, мерцал и пульсировал красноватым свечением, и одновременно мерцало и пульсировало у него в голове. Задыхаясь от ужаса, он бежал по хлесткой траве, оглядывался на догонявших уродов и чувствовал, что с каждой красной пульсацией все больше и больше слабеет.