Мартин П. Stalker : Бес названия (ч.1)

Когда Вэл был еще в детсадовском возрасте, он очень стеснялся своего имени.
Ну что это за имя для мальчика – Валя?
Тем более, что в группе две девочки Вали и воспитательница Валентина Николаевна.
Кошмар!
Естественно тут начнут дразнить.
Было очень обидно. И даже уверения мамы в мужественности имени Валентин, означающее «сильный и здоровый», мало утешали. Тем более, что особой силой он не отличался.
В школе с именем стало как-то полегче. Зато начались адские муки с фамилией. Существовать среди малолетних чудовищ сверстнику с фамилией Сопелев категорически не можно. К счастью зарождающийся в Валиной душе экзистенциализм нашел себе очень позитивный выход – Валя занялся спортом.
Это принесло некоторые результаты, дразнить в лицо охотников поубавилось, а жизнь приобрела определенные просветы.
Окончательную высоту самооценки он поставил на уроке, рассказав об истории происхождения его фамилии, которую ему поведал дед. Оказывается Валя, не больше не меньше, родственник самого Михаила Дмитриевича Скобелева, легендарного генерала от инфантерии, героя русско-турецкой войны. Вот только после 1917 года фамилия эта стала крайне небезопасна, поэтому пришлось упроститься столь неблагозвучным образом. Авторитет Валин после этого выступления весьма укрепился. Однако кличка – вещь прилипчивая, и просто так от нее не избавишься. И Валя, который к окончанию школы уже стал Вэлом, так и остался для всех Соплей.
Как бы то ни было, с тех пор у Вэла появилась привычка раскладывать слова на составляющие.
Хотя подобные вещи на ассоциативном уровне ему были знакомы еще с младенчества.
К примеру слово «калибр» маленький Валя понимал как количество птичек колибри помещающихся в стволе оружия, «ремесло» - как ремонт весла, «конференция» - как обертывание конфет фантиками с портретом ненавистного по урокам на фортепьяно композитора Ференца Листа.
Но со временем на смену слуховым построениям приходили смысловые.
Это помогло ему глубже понять и полюбить русский язык и облегчало изучение иностранных. Среди всех друзей, знакомых, однокашников, а после и сослуживцев он заслуженно числился самым грамотно пишущим человеком, что порой даже доставляло некоторые неудобства. Но, тем не менее, он свято считал слова своими друзьями, которые всегда помогут, посоветуют, утешат, подбодрят и развлекут. Именно поэтому книги он просто обожал.
Потом он стал замечать, что некоторые слова, а особенно названия, могут скрывать в себе гораздо больше информации, чем кажется.
Так был у него одногрупник Антон, которого можно было бы назвать другом. Антон и Антон. Но Вэл почему-то относился к нему настороженно. Слишком уж ему не нравилось это очевидное созвучие с антонимом.
И оказался прав.
В скором времени Антон его очень серьезно подставил. Дружба, само собой, сошла на нет, а заодно Вэл стал держаться подальше и от других Антонов, хоть и осознавал предвзятость такого отношения.
В некоторых случаях Вэл даже не мог себе объяснить, почему то или иное название или имя его привлекает или же отталкивает, это было на уровне подсознания. Да и неважно, откуда что бралось, главное, что это действовало.
Окончательно Вэл стал доверять своей, как он называл, фонетической интуиции после случая с билетом. Он собирался лететь к своим сибирским родственникам, которые давно звали его в гости, но внезапно поменял билет на более поздний, дорогой и неудобный рейс, никому ничего не объясняя. Все равно ведь никто не поймет, что ему просто не понравилось название авиакомпании. Стоит ли говорить, что самолет, на котором он не полетел, грохнулся при посадке, а Вэл торжественно пообещал себе всегда прислушиваться к своему дару.
Само собой, никому о своих возможностях он не рассказывал. Еще, чего доброго, сочтут психопатом или, того хуже, поднимут на смех. Да и побаивался Вэл, что посторонние спугнут его тайную птицу удачи. Так что этим сокровенным он не делился ни с кем. Даже с Анечкой.
Ох уж эта Аня!
С ней он познакомился довольно банально, на катке. Ему сразу же понравилось это симметричное имя – АннА. К тому же выяснилось, что она учится на параллельном потоке.
Роман развивался бурно, все было прекрасно, пока Вэл вдруг не осознал, что неуклонно движется к неизбежному финалу с Мендельсоном. Этот факт почему-то напугал его. Под венец, в отличие от Ани, ему совершенно не хотелось. Хотелось еще погулять, повеселиться.
Нет, он конечно планировал семью, детей, дом и все такое. Но все это представлялось ему в отдаленном будущем, но никак не сейчас.
Да и видел он этих скороспелых женатиков-папаш, вечно измотанных, зависящих от целой кучи условностей и с вселенской тоской в глазах доказывающих всем вокруг, как они счастливы и довольны.
Нет. Не сейчас. Никак не сейчас.
Что он и попытался максимально тактично и деликатно объяснить Анечке.
Вот тут только и выяснилось, какой чудовищный сбой дало его фонетическое предчувствие. Симметричная и совершенная АннА оказалась двуликим Янусом. И насколько милом, нежным и заботливым ангелочком она была, пока все было хорошо, настолько яростным, беспощадным и злобным монстром она стала, когда ее планы обломались.
Это было настолько невероятным, а главное неожиданным преображением, что Валентин впал в некую прострацию от такой ураганной метаморфозы.
Правда надолго зависать времени не было, потому что Анечка с той же целеустремленностью, с какой подводила Вэла к загсу, теперь рвалась угробить бывшего возлюбленного, не гнушаясь никакими средствами и подключив к этому каких-то влиятельных родственников.
Поэтому, когда встал выбор между полным цугундером и женитьбой, Вэл решил капитулировать.
Однако все оказалось гораздо хуже, чем он предполагал. Разъяренная фурия ни в какую не пожелала реанимировать былое. Деструктивный процесс оказался необратим и молодой и перспективный специалист Валентин Сопелев был вынужден податься в бега, сетуя на судьбу-злодейку, Анечку-людоедку и подлую обманщицу интуицию.
Сбежал он поначалу к той самой сибирской родне, к которой летел тем самым не незабвенным рейсом. Но неуемная экс-любимая и там не пожелала оставить его в покое.
Потом были знакомые в другом городе. Потом знакомые знакомых в третьем. С каждым таким побегом отчаяние становилось все больше, а запросов от жизни все меньше.
Вот тогда он и услышал про отшельника Луку.
Рассказал про него один случайный крепкий и жизнерадостный дядька. Дядька этот утверждал, что странствует по святым местам, что не мешало ему иметь недешевое походное снаряжение и одежду и лихо управляться с бесовским навигатором в смартфоне. Они в Вэлом оказались соседями в безбожно чадящем междугороднем икарусе и как-то быстро разговорились. Неожиданно для себя, обычно замкнутый и недоверчивый Валентин рассказал совершенно незнакомому человеку обо всех своих злоключениях. О фонетике, впрочем, благоразумно предпочел умолчать.
Попутчик слушал не перебивая, только сочувственно кивал головой. Потом задумчиво пожевал губами и выдал:
- Видать, потерял ты, парень, свой путь-дорожку. Заплутал в этом мире, а как выбираться понятия не имеешь.
Вэл только молча хлопал глазами, пораженный столь точной характеристикой его ситуации.
- Ты вот что, парень, - продолжал тот, - Сходи-ка на поклон к Луке. Он как раз по таким вопросам спец. Если соизволит тебя принять, глядишь и подскажет чего.
- К какому Луке? – не понял Вэл
- Ох, забыл! Ты ж не местный! – хлопнул по лбу дядька, - Лука это отшельник наш. Большущего ума человек. Живет в дикой глухомани и очень не любит, когда его беспокоят. Но если уж смягчится и выслушает, может так словом помочь, что вся твоя жизнь преобразится. Только смотри, юлить и лукавить перед ним не вздумай. Он каждого насквозь видит и если что - враз раскусит да взашей выгонит. Не любит Лука, когда с ним лукавят.
И довольный своим каламбуром, зашелся ядреным смехом.
«Лука? – машинально взвесил в уме имя Вэл, - Вроде никакого негатива не ощущается. Лук… Противный? Глаза слезятся?… Да нет. Ничего опасного. Надо попробовать»
Как он добирался до своей цели – это отдельная и отнюдь не веселенькая история.
Запомнилось только неотвязная всю дорогу мысль, что он совершает очередную ошибку, и его предчувствие его опять подводит. Особенно остро это ощущалось, когда в последнем очаге цивилизации - крохотной деревушке Чалая в глубине леса жители наотрез отказались вести чужака к заимке отшельника, потому как тот по прежнему не желает никого видеть. И Вэл, матюгнувшись, поперся в чащу сам, естественно заблудился и медленно загибался под ледяным ночным дождем среди равнодушных черных деревьев. Было невероятно хреново, и Вэл просто сдался.
Когда он очнулся, вокруг была темнота, но темнота эта была тихой, сухой и теплой. Ничего нельзя было разглядеть, но сверху больше ничего не лилось, холод не продирал до костей, и можно было не умирать. Выяснять, где он и как сюда попал не было ни сил ни желания, и поэтому он спокойно уснул.
Снова он проснулся от довольно грубого толчка. Кое-как разлепив глаза, Вэл увидел, что находится в невероятно убогой избушке из почерневших от времени бревен. Все убранство состояло из лавки, на которой он лежал, грубо сколоченного стола и притулившейся в углу чугунной печки-буржуйки.
А прямо над ним стоял иссушенный и совершенно лысый старичок.
Даже не просто лысый. Волосы у него отсутствовали вообще. Ни бороды, ни бровей, ни ресниц . Что невольно навевало мысль о радиации. Крайне ветхая многократно латаная одежда, когда-то бывшая спортивным костюмом, тоже особого восторга не вызывала.
- Вставай, сволочь! – злобно промолвил он, - Отвечай, зачем ко мне притащился?
«Лука!» - догадался Вэл, попытался вскочить, но ноги предательски подогнулись, и он грохнулся на четвереньки.
- Не-не! Нечего тут на коленках ползать, не разжалобишь! – неверно истолковал произошедшее отшельник.
- Я… - попытался начать Вэл, и тут вдруг понял, что совершенно не знает, как обращаться с отшельнику. Дедушка? Уважаемый? Отче?
Да и не похож был безволосый Лука на харизматичного старца, каким он себе его представлял.
- Я, я… Цепочка от буя! – выдал старичок, чем опять же не добавил в свой образ особой загадочности и мудрости.
- За мудрым словом я пришел! – еле выдавил из себя заготовленную фразу Вэл.
- За каким еще словом, дурень! – все больше разъярялся Лука, - Проваливай отсюда к свиньям собачьим! Я тебя сюда не звал. Мне тут никто не нужен!
- Нет! – удивляясь самому себе, вдруг твердо сказал Вэл, - Научите меня уму-разуму, учитель!
- Ктооо?! – вытаращил выцветшие глаза старик, - Учитель?! Пошел вон, насекомое!
В руках его откуда-то появилась увесистая узловатая клюка, и он принялся с нестарческой силой дубасить, так не успевшего подняться с колен, незваного гостя.
Валентин как мог бросился из избушки в лес. Старик остался внутри, а Вэл с улыбкой прислонился к ближайшему дереву.
Спина и бока болели от ушибов, в лесу снова поджидала промозглая сырость, но все это уже не имело значение.
Вэл, наконец, понял, для чего на самом деле пришел сюда. И знал, что не уйдет, пока не получит этого. Ведь это старик нашел его замерзающего в лесу. Нашел, притащил к себе, отогрел, спас. Значит не так уж он и непреклонен. Надо только не отступать. Маячить перед глазами сколько потребуется. Посинеть от холода и голода, но не уходить.
Время шло.
На третьи сутки отшельник сдался.
- Хрен с тобой, сволочь! – проворчал он, - Научу тебя всему, чему хочешь. Но только чтобы от тебя, гнида, избавиться.
Прошел год. А может и больше. В лесу, без связи с миром, без часов и календаря, Вэл быстро потерял счет времени. Дни тянулись уныло и однообразно.
Лука нагрузил ученика самой черной и тяжелой работой. Все это время Валентин только и делал, что запасал и колол дрова, таскал воду, готовил, корячился на крохотном огородике. Он вычистил, отдраил, отмыл избушку снаружи и изнутри, от замшелой крыши до сырого тесного погреба. Ни укрепления мышц, ни ясности ума или духа не наблюдалось. Была только нескончаемая усталость. И самое главное, Лука даже не пытался его хоть чему-нибудь учить. Ничего не рассказывал, ничего не спрашивал. Все чем он занимался – из дня в день сосредоточенно изучал чудовищно замызганную книжку. Сборник стихов Николая Гумилева. Не какое-нибудь писание или житие. Не талмуд, не таинственное учение. Тощенький сборник стихов. И все.
Изредка у избушки появлялись люди. Большинство из них отшельник приказывал прогнать. С единицами о чем-то беседовал. О чем – Вэл не знал. Старик каждый раз его выгонял наружу.
И вот, когда мысль о побеге потихоньку наконец стала одолевать упрямство, когда усталость начала подминать под себя веру, когда чаша жизненных весов начала колебаться, когда просто захотелось покурить, к Вэлу, в очередной раз драившему закопченную трубу печки подошел Лука.
- Ладно. Говори, сволочь. Всё как есть.


(продолжение следует)