Lola L dova : ***

старье.


Эта всесильность –вроде бы как порок. Ты прикрываешь двери/так безопасней/, переступаешь медленно их порог, и шепелявишь невнятное «Вот я, здрасте..»
И получаешь сходу обойму в лоб, всю до последнего, сразу и без пробелов/как ты могла, ты ей-богу нас вгонишь в гроб, совести нет../
Извините, я не хотела.
Мы ей таскаем птичек почти в кровать, стелим ковры под ноги/под ними- грабли/,
Она еще нос воротит, смотри-сюда-бля,
Совесть имеет, руки не целовать.
Мы тебе – всех на блюде с любой каймой, мы тебе душу выпьем – ты не заметишь,
Мы тебя примем- дохлой, живой, любой, ты наш подарок свыше, наш общий фетиш.
Будешь еще ерепениться- марш к врачу,
Ляг, обогрей постель нашу, спой на ухо.
Ты говоришь – «спасибо-я-не-хочу», и получаешься самой последней шлюхой.

А захочешь уйти- впиваются в рукава, говорят «ты сама не своя, посиди, подумай»
У тебя третий месяц болит уже голова, ты глотаешь слова, а выплевываешь им юмор. Ты вдыхаешь январь, выдыхаешь им никотин, и они, его ртом хватая, от счастья плачут.
Как ты сможешь без них, тех кто духом с тобой един? Ты досталась когда-то им за бухло на сдачу.
А захочешь уйти – в спину вставят большой кинжал, соберут тебе сумку, удачи дадут в дорогу.
Мол, от нас-то, красавица, кто только ни бежал.
Все приходят назад, привыкают к нам понемногу.

И не высмеять их в глаза, за глаза- никак. Не убить добрым словом, не ранить обидным жалом.
Ты не можешь уйти. Лижешь руки им, как дурак.

Потому что сама когда-то других держала.