детский писатель Шнобель : Про любовь

Дождь осенний, что с ночи водою сорил,
Стал под вечер спокойней и тише,
Театр ждал и случайных прохожих манил,
Разноцветной промокшей афишей.

Громыхали трамваи, гудели авто,
Шумный город сиреневый вечер,
Надевал на себя, как бродяга пальто,
На худые озябшие плечи.

Это сказочный мир, запах сцены, кулис,
Где подобное встретишь на свете?
Мир великих актёров, прекрасных актрис,
Волшебство за бумажный билетик.

Весь сияя, как медный надраенный таз,
Театр купался в неоновом море,
В этом храме культуры давали сейчас,
Пьесу «Нежность в пылающем взоре».

На подмостках блистала Надежда Серко,
Покоряя талантом высоты,
Убедительно, страстно и очень легко,
Дама редкостной штучной работы.

Режиссёр взглядом пристальным к сцене приник,
Коньяком окропив свою душу,
В этот чудный, волшебный и сладостный миг,
Повторяя: «Надюша,Надюша...»

А народный артист Иванов-Валуа,
Гордость театра, опора и слава,
Что играл в сериале «Два раза по два»,
Ей кричал за кулисами: «Браво!»

Браво! Бис! Снова: Браво!-скандировал зал,
И охапками роз многоцветье,
По щеке героини скатилась слеза,
Только это ни кто не заметил...

У служебного входа стоять не легко,
С неба хмарь и порывистый ветер,
Укрывал безработный поэт Желудьков,
Под плащом свой дешёвый букетик.

Он к актрисе Серко нежность в сердце хранил,
И топтался в томленье неловком,
Был проездом, увидел и, вот, полюбил,
Поезд свой пропустив на Каховку.

Всё пустое, лишь чувства людские в цене,
Только в них вдохновенье поэта,
Размышлял Желудьков,прислонившись к стене,
И без фильтра курил сигареты.

День за днём всякий раз он сюда приходил,
Но его словно не замечали,
Отдавал свой букетик, стихи и дрочил,
В туалете на Курском вокзале.

С болью в сердце, неистово точно шахтёр,
Под завалами в шахте глубокой,
Всё пытался из сердца стереть, но не стёр,
Гибкий стан и глаза с поволокой.

Износил свои руки почти до трухи,
Пил с бомжами шмурдяк несусветный,
А затем до рассвета читал им стихи,
О судьбе и любви безответной.

Ей стихи посвящённые, именно те,
Что по форме, пусть, выглядят просто,
Их она не прочла в городской суете,
И в погоне за творческим ростом.

Время вышло и зрители валят валом,
Из искусства ныряя в реальность,
На авто, на метро или просто пешком,
Такова бытия тривиальность.

В зале зрительном пусто,стоит тишина,
А в гримёрке, пропахшей духами,
На кушетку присела она у окна,
И достала листок со стихами.

Строчек лезвия в сердце вошли, как ножи,
Этот нервный, изломанный почерк,
Но такие родные для женской души,
Дорогой, драгоценный листочек.

Недосуг было раньше прочесть, недосуг,
Ах, как стыдно, как глупо всё это,
За окном незнакомый и искренний друг,
В безнадёжности мается, где-то.

Мишура популярность и роли мои,
Было всё лишь большим ожиданьем,
Вот такой настоящей и светлой любви,
Зарифмованной в этом признанье.

Кровь по жилам неслась, как хмельное вино,
Где ты, милый?- кричала в экстазе,
С подоконника в ночь распахнула окно,
Поскользнулась и рухнула на земь.

Желудьков к ней навстречу по лужам спешил,
До последнего в это не веря,
Но потом осознал и белугой завыл,
От такой безвозвратной потери.

Он упал на асфальт, он рыдал, что есть сил,
А затем, как-то медленно замер,
Нервно дёрнул ногою и дух испустил,
Захлебнувшись своими слезами.

Молчаливо смотрели домов этажи,
Этот акт разыгравшейся драмы,
Акт большого спектакля с названием-жизнь,
Без билетов, афиш и программы.

Есть, у каждого жанра законы свои,
Часто дальнее кажется близким,
Где-то пел баритоном о вечной любви,
Шансонье Михаил Шуфутинский.