Рыбовод : Тихая старость

Эти старухи раньше все поголовно были шлюхами. Они бы и сейчас оставались шлюхами, но ведь никто из студентов не дал бы им тот рубль. А стоили старухи раньше именно рубль. Их были десятки, десятки старух. Никто, конечно, не считал, но их были десятки. В каждой комнате первого этажа нашего общежития было по одной, или две, или даже по четыре старухи.

Кого-то выворачивало от самой мысли сосуществования со старухами. Кого-то от их запаха, звуков их шаркающих шагов, бесконечного бормотания. А бормотали они только гадости : «Ебутся опять... Сучку привели... Трипака вам всем на залупу, сосунки... Пидары...».

Меня же тошнило от вида старушечьих спущенных и перекрученных чулок. Когда я встречал старуху в коридоре, я ничего, кроме этих чулок даже и не видел. Натуральный комок подкатывался к горлу, я отводил взгляд, но перед глазами стояли эти гадские светло-коричневые хэбешные за рубль двадцать чулки в резинку.

Чулки и старухи были специальной гнойностью нашего «Общежития сотрудников № 3». За полгода до моего поступления в институт сгорела общага нашего факультета, и студентов расселили по другим корпусам. В эту «трёшку» я и попал. Третий этаж был девичий, второй – мужской, а на первом жили старухи. Кто-то из них в молодости действительно был сотрудником института, но в основном сотрудники оттуда свалили, перепродав-переобменяв жилье со всякой швалью.

По словам профессуры, еще лет 10-15 назад эти старухи были крепкими 55-летними тётками, которые задёшево обслуживали молодые студенческие организмы.

Здание общаги было кошмарным. Мой имеющийся на тот момент опыт житья в общагах (да и накопленный после) активно протестовал против таких условий. Восьмилетку я заканчивал в интернате, три года жил в общежитии техникума, потом семь лет в вузовских общагах и четыре года – уже в заводских. Это не считая бесчисленных совхозов, приисков и лесопунктов. Но такого пиздеца нигде больше не видел.

История вуза началась с эвакуации Ленинградского химико-технологического института в Тюмень во время войны. Война закончилась, а институт так и остался. Учебные корпуса потом как-то построили, а общежития так и остались в случайных, уже тогда уёбаных зданиях постройки двадцатых годов.

Старухи жили на первом этаже, канализацию там постоянно забивало, и фекалка пёрла гейзерами. Конечно, забьёт канализацию, если в неё картофельные очистки ежедневно спускать. Поэтому старухи пользовались туалетом на нашем этаже. Это раздражало, мальчики из хороших семей (были и такие) не привыкли, оказывается, к ежедневным сценам массово срущих сильно пожилых женщин. Никаких перегородок в общественном туалете не было, и звуковые эффекты полностью соответствовали оптическим.

Особой гадостью было то, что попал я к этим старухам совершенно случайно. Советская власть с её политикой не дала мне по-людски закончить техникум. Я намеревался после техникума культурно пойти работать монтажником на 28-й завод, там хуйню какую-то для ракет выпускали. Экзамен на заводе был простой: дают плату на распайку и включают секундомер. Я же паял хорошо, завод был военный, и там была бронь от армии. Но внезапно эти военные скоты придумали специальные сроки призыва для выпускников техникумов. То есть сразу после дипломирования, летом, призывали в армию, не дожидаясь осеннего призыва.

Поэтому, не доучившись один год, я ушел летом из технаря, и поступил в институт. Я же не готовился ни поступать, ни уходить, и аттестат у меня оказался из троек, четверок и пятерок. Это было скверно, потому что если бы четверок и пятерок было бы поровну, я бы стал «девятибалльником» и сдавал бы только два экзамена. А так, пришлось выбрать специальность, при поступлении на которую нужно было получить не ниже тройки на каждом из четырех экзаменов. Видать, на хуй никому эти специальности были не нужны. Вот я и поступил на факультет технологии силикатов и попал к старухам в общагу.

Что такое технология силикатов, я толком и не узнал, потому что через два неполных года перевелся в политех. И переехал в другую общагу, нормальную.

Уже потом я сообразил, что за два года ни одна старуха НЕ УМЕРЛА. И это несмотря на то, что они были очень старые, больные, жрали только гнилую магазинную картошку с килькой, и в день пенсии пиздились не по-детски, даже чекушками по башке хуярили.

Не скажу, что я фиксировал методами статистики смерть старух, или отсутствие смерти. Но никаких похорон никто не видел. И «Скорые» никогда в общагу не приезжали. Может, старухи всё-таки умирали, но их соседки прятали, или выкидывали куда, а сами получали пенсию.

Даже сейчас, за какими-то хуями приезжая в Тюмень, я старательно обхожу тот студгородок, потому что уверен – там на первом этаже «трёшки» по-прежнему живут те самые уже девяностолетние старухи в перекрученных чулках.