Шева : Yellow Submarine

10:31  22-01-2014
Yellow submarine, Yellow submarine…Yellow submarine, - напевал себе под нос Игорь Яковлевич гнусавым голосом Ринго.
Сказать, что Игорь Яковлевич Бронштейн шел домой в приподнятом настроении, значило бы погрешить против правды. И то, что напевал он Yellow submarine, как раз об этом и свидетельствовало.
Еще со студенческих лет, когда по тем или иным причинам его одолевала хандра, он всегда начинал напевать эту незамысловатую песенку. И не только потому, что ему нравились Beatles.
Мрачность и нескладность этой странной песни, саундтрека к одноименному мультфильму, которую пел безголосый ударник Beatles, обычно хорошо передавала его невеселый или депрессивный настрой.
Игорь Яковлевич, доцент кафедры философии педагогического университета имени Драгоманова, знаток и признанный специалист по экзистенциализму, возвращаясь сегодня домой, действительно был невесел.
Причина была, как пишут в милицейских протоколах, бытовая, но от этого Игорю Яковлевичу было никак не легче.
Семья Бронштейнов – Игорь Яковлевич, жена Роза и сын Вадим жили в престижном районе. Что, по нынешним временам, было, безусловно, хорошо.
Но жили они в хрущовке. Что, опять же, по нынешним временам, было, конечно, совсем нехорошо. Зато квартира была трехкомнатная, с двумя балконами, так что на их небольшую семью хватало.
Лифта в доме, ясное дело, не было.
И все было бы ничего, если бы не Марковна с пятого этажа.

До недавнего времени Марковна работала старшим продавцом мясного отдела большого гастронома, расположенного аккурат напротив их дома.
Но гастроном закрылся - вроде, как на ремонт, а через некоторое время открылся уже как глянцевый, современный мини-супермаркет. В котором места Марковне не нашлось. Благо, возраст у нее был уже пенсионный.
Марковна, хотя по итогу жизни и оказалась одинока, всю жизнь было на виду, работала «с людями». Поэтому времяпровождение одиноким «айсбергом в океане» почему-то очень быстро привело к определенным, и, на беду, явно необратимым изменениям в ее характере и поведении.
Она стала приставать, а точнее - цепляться, к жильцам подъезда.
Причем не просто с пустопорожними разговорами, а агрессивно, вслух, говорить какие-то нелицеприятные вещи. Как правило – выдуманные.
А потом, громогласно апеллируя к соседям, или стенам подъезда, требовала от выбранной жертвы их одобрения, а иногда еще и покаяния.
И все это с легким гастрономовским матерком.
Сладу с ней не было никакого.
Ибо что можно доказать или втолковать ополоумевшей старухе?
- В желтый дом бы ее, - судачили жильцы, - Но как?
Бронштейны стали ее очередной жертвой.

Сначала Игорю Яковлевичу пожаловаловалась супруга. Попавшая под длинную тираду Марковны, живописующей якобы девичьи сексуальные похождения Розы Моисеевны и пребывание в загороднем пансионе для известных девиц.
Затем под «каток» Марковны попал сын, попавшийся на глаза старой дурре со скрипичным футляром.
- Ой-ой-ой! Ну, прямо, Ойстрах! - едко прокомментировала Марковна встречу с его пацаном.
И завидев теперь сына, идущего с музыкальной школы, громко, на весь подъезд, рассказывала свое видение его музыкального будущего при полном, на ее взгляд, отсутствии слуха и криворукости, доставшейся мальцу от рахитичного папашки.
Игорь Яковлевич попытался было поговорить с Марковной.
Пристыдить.
- Вы же интеллигентная женщина! – завершил он свой спич, стараясь не смотреть на жабью противную рожу и, не выдержав, добавил, - Почти.
Но его увещевания легким бризом влетели в одно ухо Марковны и, не задержавшись в извилинах, так же легко вылетели через другое. Бесполезно.
Поэтому и шел сегодня домой Игорь Яковлевич – как тот сокол, невесел.

Поужинал почему-то без аппетита. Хотя на ужин сегодня были его любимые рыбные тефтельки.
Лег в кровать с томиком любимого Гегеля. Любил Игорь Яковлевич, знаете ли, на сон грядущий почитать классиков жанра.

…Между тем для философии наиболее существенно, чтобы дух сам вступил во внутренние отношения с тем, в чем воплощен его наивысший интерес, чтобы он занимался не тем, что ему чуждо, а извлекал свое содержание из сферы существенного и считал бы себя достойным познания. В этом случае для человека речь идет о ценности его собственного духа, и ему не следует смиренно держаться в стороне и прятаться за углом.

Игорь Яковлевич оторвал взгляд от книги. Включил телевизор, пощелкал каналами.
Разгон полицейскими уличной демонстрации в какой-то стране третьего мира, зубодробильный боевик, бокс.
Из спортивных дисциплин Игорь Яковлевич хорошо разбирался только в шахматах. Поэтому какое-то время он с неподдельным интересом наблюдал за тем, как двое крепких ребят мутузят друг друга. Комментатор сыпал незнакомыми для Игоря Яковлевича терминами, названиями ударов, так он понял.
Затем ему стало скучно. Он выключил телевизор и попытался продолжить чтение.

…Ввиду отсутствия содержания в рассмотренной выше точке зрения могло бы сложиться впечатление, будто мы упомянули о выдвинутых ею против философии обвинениях лишь для того, чтобы со всей определенностью указать, что наша цель противоположна той, которую данная точка зрения считает наивысшей, однако в одном отношении форма названной точки зрения представляет для нас действительно разумный интерес.
- Интересная мысль, - подумал Игорь Яковлевич.
И провалился в сон.

Утром следующего дня, уже закрывая дверь в квартиру, Игорь Яковлевич услышал, как грузной, шаркающей походкой кто-то ступил на его лестничную площадку.
Обернулся – Марковна.
По выражению ее лица было видно, что она даже обрадовалась ему.
И только открыла рот, чтобы сказать какую-то очередную гадость, как неожиданно для самого себя Игорь Яковлевич поставил свой портфель на пол и резко, почти без замаха, провел хук, апперкот и «двойку» справа.
На самом-то деле Игорь Яковлевич, конечно, не знал, что он, как заправский боксер, провел такие мудреные удары.
- Въебал да и въебал, - отрешенно пронеслось в голове.
Когда Марковна упала как подрезанный сноп, он сделал два контрольных удара ногой.
По печени и по жопе.
И насвистывая какую-то мелодию, легким спортивным шагом сбежал вниз.
- Это тебе не миттельшпиль с цугцвангом, но что-то в этом есть, - мелькнула в голове Игоря Яковлевича озорная мысль.

…В этот день сточетырнадцатая группа напилась вдрызг – строгий иезуит Бронштейн на экзамене по философии ко всеобщему удивлению и восторгу не поставил ни одной двойки.

…И ведь что интересно - с этого дня Марковна прекратила любые поползновения в сторону Бронштейнов.
Встречая иногда Игоря Яковлевича на лестнице, она обычно вжималась в стенку, зыркала на него своим сумасшедшим взглядом и…странно, можно даже сказать - почти виновато, улыбалась.
Будто зная о нем какую-то страшную тайну, которую решила никому не выдавать.
Может она поняла, что – да куда ты денешься с этой подводной лодки?
А может тоже любила Beatles.