Александр Пав : Клоун. Нарисованная улыбка

Я сидел в мягком неудобном кресле. Место действия – небольшое помещение, жутко душное из-за обилия всевозможных осветительных приборов, которые так жизненно-необходимы гримёрам.
Мне очень жарко. На меня надеты: фиолетовая рубашка в зелёный горошек, огромные белые туфли, синие брюки в чёрную полоску, в плечи врезались подтяжки, бордовый пиджак из бархата, на воротнике прикреплен искусственный цветок, напоминающий гибрид подсолнуха и ромашки. Ах да, ещё этот идиотский жёлтый галстук с узором, он напоминает слюнявчик из-за своей ширины.
Гримёрше лет сорок пять, у неё измождённое лицо, в морщинах. Со скучающим видом она наносит мне грим. Она тычет в меня своими кисточками, ватными палочками, тампонами, размазывает пальцами густую краску. Часто попадает всем перечисленным в глаза, отчего у меня такое ощущение, что в веках песок. Море песка. И это изнуряющее чувство постоянно, даже вне работы.
Я сижу перед зеркалом, по бокам которого много-много лампочек. Моё лицо словно горит, и вместо того, чтобы оказать мне первую помощь, на меня наносят грим подобный тем, что носили музыканты группы «KISS», только у меня узоры будут посложнее, больше элементов, больше красок, блёсток. Из-за жары от ламп, моё лицо щиплет под гримом, мне жарко, я потею.
Откуда-то играет музыка, песня Элтона Джона. Дверь со скрипом открывается, и в гримёрную входит, уже отыгравший свой номер, факир. На нём обвисшие чёрные штаны, как у Аладдина из мультика, ботинки с острыми загнутыми носами, кожаная жилетка едва сходится на его перекаченном не без помощи химических пищевых добавок теле. Он проходит мимо меня, видит, как меня размазывают, улыбается, с протяжным зеванием садится на соседнее кресло и откидывает голову назад.
– Публику я разогрел. Это оргазм. Они восхищались мной, как никогда. – Покачиваясь в кресле, самодовольно говорит он. – Так что старайся сегодня как никогда, тебе придётся постараться, чтобы не пасть на моём фоне. – Засмеялся он.
От него разит потом и керосином, его тело блестящее от масла. Пока гримёрша, как она думала, незаметно поглядывала на факира, развалившегося в кресле, она попала мне в глаз кисточкой. Она не обратила на это внимания, хоть и заметила, что из глаза потекла слеза, она лишь промокнула его ватным тампоном, и продолжила наносить грим.
– Слышал, к нам привезли львёнка. – Он пододвинулся ближе к своему зеркалу и стал рассматривать лицо. – Его мать застрелили браконьеры. Чёрт, – Запинается он. – Усы опалил.
Гримёрша бросила на маленький столик перед зеркалом кисточку и метнулась к факиру. Она оперлась руками на его обнажённые плечи, нависла над ним, и тоже прильнула к зеркалу.
– Ничего страшного, – говорит она, слегка массируя его плечи. – Даже не видно, если не приглядываться.
Она ещё какое-то время помяла мускулы факира, прежде чем вернуться ко мне. Теперь её руки тоже воняли керосином и потом, меня начало мутить.
На моём лице искусственная улыбка гигантских размеров, а мне хочется, чтобы мой пластмассовый нож был настоящим. Хочется, чтобы из моего рта вылетели тысячи пчёл-убийц, а не шёлковые платки, связанные между собой.
Слышны фанфары, аплодисменты, восхищённые крики, барабанная дробь. В гримёрную забежал пудель, выкрашенный в разные цвета и в юбке. Он подбежал к факиру и начал тереться об него, затем подпрыгнул на задние лапы и попытался трахнуть его ногу. Факир громко засмеялся, а гримёрша с угрозами подбежала к пуделю, и начала его бить своим шарфом, пуделя это ничуть не волновало, он продолжил тыкать своим достоинством в ногу факира. Я сижу перед зеркалом и пытаюсь как можно сильнее искривить лицо, чтобы нарисованная улыбка перестала таковой являться.
Следом в гримёрную прибежала девушка с большой грудью, в красном цилиндре, лифчике и трусах. Она успела накрасить только половину лица.
– Батиста! Батиста! – Закричала она. – А ну немедленно перестань, фу, я кому сказала!
Она взяла пуделя на руки, у того всё ещё была эрекция.
– Простите его, - Заигрывая, девушка извинялась перед факиром. – Батиста немного озабоченный.
– И ещё он любит мальчиков, судя по всему. – Сказал факир, затем разразился басистым продолжительным смехом.
Девушки тоже засмеялись, но неискренне. Гримёрша завистливо смотрела на грудь молодой дрессировщицы, затем не выдержала и сказала:
– Так, девушка, мы тут работать пытаемся, у меня клоун не готов, а вы тут ещё со своей собачкой. Лучше бы накрасились сначала.
Девушка посмотрела в зеркало, после чего стыдливо прикрыв не накрашенную половину лица ладонью, быстро удалилась из гримёрной.
Гримёрша вернулась к работе надо мной. Наверное, чтобы сорвать на мне злость, она начала больно дёргать мои волосы, укладывая причёску. Некоторые клоуны называют искусством свою работу.
От ярких ламп по бокам зеркала, у меня горело лицо, пот смешивался с краской, кожу щипало.
– Дорогуш, – обращался факир к моей гримёрше, та перестала заниматься моими волосами и повернулась к нему, продлевая мою пытку перед лампами. – А может мне волосы укоротить, как ты думаешь?
Факир с волнением крутил головой перед зеркалом.
– Что бы ты ни сделал, – трепетно говорила гримёрша. – Тебе всё подойдёт.
– Мне тоже так кажется. А ты что думаешь? – Обратился ко мне факир.
Я со спокойным лицом повернул голову в его сторону – какую бы я не изобразил мину –ненависти или злобы, все увидели бы лишь улыбающегося клоуна.
– Полей себя своим керосином. – Сказал я. – И прикури сигарету.
Спустя непродолжительное молчание факир гортанно засмеялся, следом и гримёрша.
– Поэтому ты и клоун. – Сказал он. – Обожаю твоё чувство юмора.
Дверь со скрипом приоткрылась, в щель просунулась лысая и красная голова менеджера, он сказал, что мне выходить через пять минут, на всякий случай, он просунул ещё и руку, показав мне пять пальцев. Вот было бы забавно, если огромный слон, который выступал полчаса назад, пинающий большие мячи, подошёл сейчас сзади менеджера и пнул дверь, захлопнув её. Наверное, менеджер без головы менее надоедлив.
Я натянул красный поролоновый нос, взял шляпу и вышел из гримёрной. Я шёл по тёмному коридору, натыкаясь на карликов, полуобнажённых женщин, пуделей, фокусников. Пол под ногами был усеян множеством проводов, словно кто-то уронил чан со спагетти, с потолка свисали верёвки, канаты, провода.
На ощупь я добрёл до закрытого занавеса, с другой стороны на него был направлен яркий луч света, я встал перед этим светящимся кругом на ткани. Барабанная дробь. Занавес открылся в одно мгновение, внезапный свет ослепил меня, оглушительные аплодисменты, жар от софитов, музыка.
Я стоял на месте, ничего не делая, зрители думали, что это часть номера, они начали смеяться. Зрителей не было видно, из-за яркого луча слепившего меня. Может, их и вовсе нет, а шум оваций – это запись на магнитофоне, может, всё это постановка, жесточайший психологический эксперимент, направленный на то, чтобы выявить, что будет с человеком, который живёт жизнью клоуна.
Свет был лишь на том месте, где находился я. Я продолжал стоять, смех начал утихать, возгласы тоже, в итоге осталась только тупая клоунская музыка, которая показалась совсем не к месту, когда на сцене ничего не происходило.
Когда я пошёл в сторону деревянного ящика, стоявшего посреди сцены, невидимые зрители вновь зааплодировали. Я нагнулся к ящику и вытащил три бутылки шаманского. Аплодисменты, смех. Сначала подбросил в воздух одну, следом вторую, третью. Я начал жонглировать этими увесистыми бутылками, вновь овации. Продолжая жонглировать, я нагнулся к ящику и добавил ещё две бутылки. Я подбрасываю шампанское всё выше и выше, так высоко, что бутылки больно бьют меня по рукам, когда я их ловлю. А затем, когда все бутылки в воздухе, я делаю шаг назад.
Играет музыка, бутылки по очереди падают, разбиваются с громким звуком, зрители охают, они ничего не понимают. Я поднимаю мокрый осколок горловины одной из бутылок и несколько раз бью им себя в горло, из шеи пульсирующий фонтан крови. Зрители молчат. Я быстро начинаю слабеть, падаю на колени, поскальзываюсь на крови, и ноги разъезжаются. Сознание становится затуманенным, я слышу, как кого-то с трибун тошнит.
Ко мне подбегает карлик в жёлтом комбинезоне. Карлик пытается заткнуть мне рану своими руками, но они очень маленькие, и ему это не удаётся. Последнее что я вижу, это тюлень в тельняшке, который подбегает ко мне и начинает лизать кровавую лужу, которая всё увеличивается возле меня.