Шева : Челюсти (триптих)

Кто не помнит фильм с таким названием.
Мог ли Котов предположить в те времена, что пройдет каких-то двадцать пять лет, и они с женой будут наблюдать за стайкой юных акул, подплывших к пологому, песчаному берегу перед их бунгало на островке в Индийском океане?
Акулы были совсем маленькие – сантиметров в шестьдесят-семьдесят длиной, но было их с десяток и, вспомнив тот приснопамятный фильм, войти в воду к этой стайке сфотографироваться они тогда с женой всё-таки побоялись.
Зря, конечно. Чего было бояться этих океанских пескарей? Не пираньи же.
Но рассказ наш не об акулах и даже не об их хрящах, которые якобы чудодейственным образом усиливают, сами знаете что.
А история будет о челюсти.

В студенческой молодости, на берегу не Индийского океана имени Жириновского, а всего лишь Черного моря, Котов как-то крепко получил в торец.
Находясь в расслабленном пляжном состоянии эйфории от жаркого крымского солнца и полутора литров принятого внутрь разливного крымского ркацители.
Получил не один, а в компании таких же расслабленных одногруппников.
«Навешала» им пребывавшая в таком же приподнятом настроении компания харьковских таксистов. Типа - погнали городские деревенских.
По итогу нижнюю губу тем же вечером в местной больничке зашили, а вот передний зуб потом много лет у Котова шатался. Сначала Котов боялся, что зуб этот вскорости выпадет, но нет.
На удивление, продержался зуб этот много лет. Но потом как-то быстро взял, да и выпал. В одночасье и рядышком зуб зашатался.
Вердикт стоматолога, а потом и протезиста, был неумолим – надо вырвать и второй передний зуб, и поставить протез.
- Это искусственную челюсть, что-ли? – бесхитростно спросил Котов.
- Ну, типа того, - буркнул протезист.
…Когда вырвали второй зуб, и после действия лидокаина фантомной болью дала о себе знать десна, Котов отпросился у шефа, и поехал домой. Выпив перед этим сто пятьдесят водки. В качестве компенсации за боль и унижение.
Котов расслаблено стоял на эскалаторе, который медленно втягивался в чрево метро. Неожиданно он почувствовал, что сзади на него кто-то валится.
Он недовольно обернулся. Девушка с побледневшим лицом еле слышно выговорила – Мужчина! Помогите - мне плохо.
По ее виду было понятно, что она вот-вот потеряет сознание.
Ну, показать себя молодцом перед симпатичной девушкой каждый из нас готов, хоть хлебом не корми. А если перед этим молодцу еще и скормить стакан водки, то герой, защитник всего и вся, можно сказать, дядя Степа из детства, разве что только не в милицейской форме, так и просится наружу.
Котов развернулся лицом к девушке, одной рукой крепко обнял её за талию - держись, мол! второй – взялся за поручень. Чтобы не грохнуться вместе.
Так, будто влюбленная парочка, доехали вниз.
На перроне станции Котов посадил дивчину на лавочку. Разглядел её. Отметил про себя, что очень хороша.
- Ну и что, что наверное, беременна? Тебе-то какое дело до этого? – мелькнуло в голове Котова. И будучи в геройском и приподнятом настроении, что на него в буквальном смысле свалилась такая красавица, Котов галантно предложил девушке помочь ей добраться туда, куда она держала путь.
Девушка захлопала ресницами, посмотрела на беззубого Котова…и согласилась.
Местом назначения, как Котов и догадывался, оказалась женская консультация.
Перед входом девушка попыталась распрощаться с Котовым, но не тут-то было.
Он прошел с ней регистратуру, еще кого-то и даже зачем-то попытался проникнуть в кабинет врача.
- Супруг! Вы куда? Сейчас же выйдите! – грозно наехала на Котова медсестра.
- Да мне на секунду! Я номер телефона забыл взять! – попытался объясниться он.
- Так вы не муж? – удивилась медсестра.
- Нет, не муж, - пискнула девчонка.
Котов понял, что он постыдно разоблачен.
Он виновато улыбнулся беззубой улыбкой, и стараясь не дышать перегаром, произнес – Эх…, типа – не понимаете вы мою тонкую душу. И вышел.
- Ну и артист! – бросила вдогонку медсестра.
- Раненый в глютеус, - полувопросительно, полуутвердительно заметила врач.
- Точно, что в жопу, - подтвердила эрудированная медсестра.

….Котов носил протез уже полгода. Привык. Можно даже сказать – и не замечал.
Пока не произошел один прискорбный случай. Дело шло как раз к Новому году. На работе возобновились, а точнее - участились предпраздничные пьянки.
После одной из них, не так чтобы уж очень поздно, но и не рано, короче - позже обычного, Котов возвращался домой.
Уже совсем рядом с домом на него вдруг напал чих. Ну - вдруг, это громко сказано. На самом деле у Котова по жизни был такой физиологический недостаток – иногда, после изрядно принятого «на грудь», на него нападала икотка. Или чих.
И то и другое могли безостановочно длиться несколько минут. Затем, так же внезапно, прекращались.
Вот и в этот раз Котов начал чихать. Причем, как ему показалось, каждый новый чих был сильнее предыдущего. Благо было уже поздно, темно, прохожих не было.
Когда подошел, можно сказать, «девятый вал» чиха, Котов даже остановился, чтобы полностью отдаться бушующей внутри его носа стихии. Несколько раз, хватая ртом воздух, предварительно произнес – А-а-а…А-а-а-а…и только затем чихнул так, что Максим Подберезовиков, если бы слышал этот чих, непременно одобрительно бы заметил – Да, этот чих – у кого надо чих!
После громогласного «А-а-а-пчхи!» Котова стайка ворон, дремавших на ветках дерева рядом, с недовольным карканьем поднялась вверх и перелетела на другое, более дальнее дерево.
А мгновенно протрезвевший Котов только и смог вымолвить – Блядь…
Его челюсть исчезла.
Унесло её последним чихом. Нахуй, ненахуй – это уже было вторично.
Первично что? Материя. Так вот эта материя, в виде челюсти Котова, из его рта пропала. Но, ясное дело, она же не аннигилировалась – подумал любивший в детстве фантастику Котов. Она же где-то здесь, под ногами.
Первое, что он, как перфекционист, очень правильно сделал, - запомнил место, где стоял в момент злосчастного чиха. Кстати, который тут же прекратился.
И только затем приступил к поискам. Было бы дело летом – говно вопрос.
Но дело было зимой. Слева и справа от протоптанной народом тропинки лежал тридцатисантиметровый слой снега.
На беду, белого цвета. Такого же, как и вылетевшие зубы. Ближайший фонарный столб был далеко. Видно было…да, короче, ни хера не было видно.
Котов рванул домой.
Через пять минут поисковый отряд в составе Котова, жены и дочки-школьницы, оснащенный фонариком, спичками и старыми газетами, прибыл на место.
Искали долго. Особенно живописно выглядели факелы из скрученных газет.
Ни-хе-ра.
Дело шло к ночи. Факелом дочка обожгла варежки. Котову стало жалко своих.
- Ладно, идем домой, - невесело сказал он.
Ночью Котов часто просыпался и с ужасом думал, как же завтра на аппаратном совещании он будет докладывать. Без зубов. Позорище-то какое…
Утром он поднялся на полчаса раньше, чем обычно, не умываясь, быстро оделся и побежал к тому клятому месту. Пока утренний люд не затоптал снег.
И что вы думаете? Есть таки Бог, есть.
В первых лучах утреннего солнца, почти полностью втоптанная в снег, блеснула Котову, будто изумруд, его драгоценная челюсть.
И будто кто-то ласково шепнул ему – Не пей больше. Козлёночком станешь.

…А потом пришло время, когда на челюсть надо было нарастить еще один зуб. Взамен очередного выпавшего. И тоже, это же надо - в аккурат перед Новым годом. Челюсть пришлось снять и отдать эскулапам. Обещали быстро. Но…
… Как же так? – горячился Котов, - Вы же говорили, что до праздника сделаете!
- Ну, милок, человек полагает, а Бог располагает. Знаете, наверное, такую поговорку? - невозмутимо отвечал дедок-протезист.
Котов расстроился – это теперь он на Новый год будет без передних зубов. Хоть и в семейном кругу, а все равно обидно.
И выражение «Зуб даю!» открылось ему «новой», неприглядной стороной.
При всей безусловной, очевидной выигрышности этого выражения в сравнении с другим знаковым идиоматическим выражением – «получить по зубам», пустота, причем не философская, пелевинская, «чапаевская» пустота, а самая настоящая, пугающая своей чернотой, зияющая физическая пустота по центру переднего, можно сказать – осиротевшего ряда зубов, к которому уж никак не подходила поговорка «отряд не заметил потери бойца», оказала на Котова даже испугавшее его гнетущее впечатление и впустила в его душу мутную, грязно-мохнатую депрессию, густо замешанную на сожалении о происшедшем и обвитую плющами жалости к себе.
Тридцать первого декабря «с обеда» с работы отпустили. Праздник, всё-таки.
Перед входом в метро Котов глазами столкнулся с рыскающим, будто чего-то ищущим взглядом молодого бомжа. С гламурным бланшем под глазом. Тот, почувствовав контакт, мгновенно оказался рядом с Котовым и, будто лучшему другу детства, вкрадчиво произнес, - Мужчина, можно к вам обратиться…
Больше сказать он ничего не успел, потому что Котов неожиданно для самого себя рявкнул, – Нельзя! И зачем-то широко улыбнулся.
Увидев звериный, да нет, какой звериный? дракуловский оскал беззубого Котова, отягощенный сумасшедшим блеском его глаз, бомж отшатнулся, и мгновенно сгинул. Растаял. Растворился. Будто и не было его.

…Уже выйдя из метро, Котов шел весь в мыслях о своей юдоли, как вдруг…
Ох, уже это «вдруг». Вот напишет некий писака-писатель «и вдруг», и ты уже замираешь – что? что? что там впереди? и будто просыпаешься, убаюканный предыдущим текстом, и сразу хочется быстрее рвануть по тексту дальше, чтобы побыстрее узнать, что же там случилось – он её, или она его, или она кому, или еще что-нибудь эдакое, для изображения чего в конечном итоге не хватает никаких слов и ты можешь, лишь подняв руку вверх, по-старомодному, будто в гусарской компании, щёлкнуть пальцами и глубокомысленно промычать что-то удивительно глупое, поручико-ржевское, типа – Да…вот так вот, брат.
А с другой стороны, без этих «вдруг» жизнь была бы пресна и неинтересна.
Итак – Котов вдруг увидел девушку.
- Да за такие «вдруг» писакам головы отрывать надобно! – воскликнет иной раздосадованный читатель. И мы ответим – да, пожалуй, он прав. Был бы.
Если бы не одно печальное обстоятельство.
Девушка, что шла по подземному переходу навстречу Котову, плакала.
Слёзы катились по её щекам, стекали на краешки губ, далее, всхлипывая, девушка беззвучно их сглатывала. И такая боль и тоска были в её глазах, что Котов почему-то сразу понял – ей хуже, чем ему.
Намного.
Легким, мгновенным вихрем в голове пронеслось – Блядь…Тридцать первое, до Нового года уже всего-ничего, и в таком настроении…
Котов забыл о своем неприглядном виде.
И остановился прямо перед девушкой, загородив ей дорогу.
Она удивленно, но молча подняла на него глаза. Он же, стараясь меньше открывать рот, сказал, - Девушка, милая! С наступающим вас! Вот вам под ёлку от Деда Мороза! – с этими словами он протянул ей свой пакет с традиционным корпоративным новогодним набором – шампанское, конфеты, коробка чая.
Девчонка смахнула слезу, и как маленькая обиженная девочка, которую совершенно незаслуженно поставили в угол, несмело взяла пакет из рук Котова.
- Да всё наладится у вас. Я знаю. Это я вам как потомственный вампир говорю! – сказал Котов.
И забыв о своей беде, широко улыбнулся.
И девчонка вдруг улыбнулась. И тихонько прошептала, – Спасибо… Спасибо вам.
Затем добавила, – И вам в Новом году – чтобы новые зубы выросли! И прыснула.
Не сговаривались, но они действительно одновременно сказали друг другу – Удачи!
И каждый пошел своей дорогой.
Котов «не обернулся посмотреть – не обернулась ли она?».
Но он был уверен, да какой уверен! – он знал, что она, как и он, сейчас улыбается.
И главное - уже не плачет.
Зуб даю.