Maryushka : пилот

«Господи, забери всё, что хочешь, только верни мне мою любовь!
Лей эту мерзкую жижу, сколько хочется, топи леса, мучай народы войнами, умерщвляй ураганами животных, наказывай адюльтеры, убивай за инцесты, не дай случится новому открытию, преврати всю воду на свете в вино и захмелей им все самые выдающиеся умы и души. Только позволь моему сердцу вскидываться всякий раз, когда я слышу его голос, чувствую его запах, вижу его силуэт, прикасаюсь к его руке.
Пусть он будет самым последним пьяницей на земле. Пусть возжелает любую самую грязную шлюху. Пусть носит длиннющую запутанную бороду, никогда не стрижется, не работает и нигде не живёт. Только пусть он любит меня, жаждет со мной поговорить круглосуточно, с нетерпением ждёт каждой встречи, нежно гладит по голове и страстно смотрит в глаза таким проникновенным изучающим взглядом.
Верни мне это блаженство желания! Желания говорить и говорить без конца ни о чем и обо всем, молчать и слушать его убаюкивающий хрустящий баритон. Желания вдыхать его всего полной грудью, вдыхать и захлёбываться от того, что не хватает лёгких, чтобы принять это облако нашей любви полностью, до конца, без остатка. Желания смотреть на это чудо, вдруг реализовавшейся иллюзии стольких долгих лет мечтаний и фантазий.
Забери у меня всё. Остатки моей красоты и здоровья. Всё равно это всё предназначалось только ему. Забери радости каждого дня. Забери спокойный сон. Не нужны мне ни друзья, ни враги, ни деньги, ни знания. Не надо мне власти и признания. Только оставь эту робкую надежду на чудо рождения этой новой галактики, где он и я смешались пополам в нежнейшем своём порыве жить в одном. Где мы в одном теле, где наши мысли и чаяния в одной голове. Где каждое движение и желание запрограммировано нашим общим, таким хрупким и нежным, таким тихим и страстным одновременно, таким горячим и яростным чувством бесконечного стремления друг к другу.
Веруя, молю тебя, оставь мне эту надежду и верни мне мою любовь!»

Иван был никудышным пилотом, если только возможно такое определение специалисту по вождению летательных аппаратов. Его нисколько не смущало, что руководство не приглашало его на какую-либо выгодную линию, но всегда использовало для замены заболевших или в праздники, когда все другие летчики, желали побыть в кругу семьи. Он не желал. Его опостылевшая семейная жизнь нисколько не мешала ему придаваться любимейшему чтению дешевого бульварного чтива, которое он обожал с самого детства. Ещё в школе, когда мама много работала и приходила домой только к позднему ужину, он привык не скучать в одиночестве и читать всё подряд, не вникая особо в смысл и сюжет разнопёрых книжиц, беспорядочно красовавшихся в старом бабушкином шифоньере. Важно было уткнуться в буквы, бегло перебирая абзацы, поскорее вынырнуть из реальности и погрузиться в очередную, ничему не учащую, но увлекательно забирающую с собой в иллюзию историю. Будучи студентом, Ванька не хватал звёзд, что называется, не потому что не мог, или не хотел, а просто было не до них. Нужно было скинуть навязанные судьбой и преподами необходимые для зачета короткие знания и успеть занырнуть с книжонкой под одеяло, пока однокурсники, непонятно с чего считающие себя его друзьями, не начнут канючить и пытаться вытащить его «в свет», такой тупой и непонятный, такой ненужный и обволакивающий требованиями, словно пиявка.
Потом появилась она. Ничего не требовала, окружала заботой, всегда улыбалась, а самое главное – рассказывала занимательные истории, которые не надо было даже читать. Можно было только слушать, время от времени кивать головой, отвечать невпопад на заданные вопросы, и она не обижалась, как другие, а смущенно улыбалась и любила несмотря ни на что. С ней можно было даже поговорить. Они говорили, например, о футболе, который, конечно же, не интересовал Ваню ни как вид спорта, ни как предмет для разговора, но говорить было можно, а значит, - общение, которое, как все вокруг говорили, было во взрослой жизни зачем-то необходимо. Оказалось, такое общение не напрягало, присутствие заботы умиротворяло, и вечно улыбающееся красивое лицо пока не раздражало. Прошло время. Из гулкой маминой коммуналки Иван переехал к жене, в другой город в большую трёхкомнатную квартиру, где у него был свой кабинет и возможность укрыться со своими книжицами от, теперь уже вечно чем-то недовольной супруги и вечно простуженной, капризно визжащей малютки дочки. Эта девочка совершенно неприятным образом напоминала ему себя всё больше и больше. Ваня страшно боялся, что вот-вот ей будет пять и она станет обижаться на весь мир абсолютно как и он, ожидать извинений и покаяния, всевозможных почестей, и дорогих во всех смыслах подношений уязвлённому самолюбию, искреннего раскаяния обидчика, дабы простив принять от Всевышнего всевозможные наилучшие дары за перенесенные муки и страдания. Что она научится читать, и станет так же, как и он, уходить от реального мира обид и недостижимых мечтаний в мир грёз и иллюзий. Впрочем, может это и к лучшему. А пока…
Пока он старался избегать требований жены и семейных обязательств, как и раньше любых других навязчивых притязаний жизни. Уходил пораньше, приходил попозже. Долгая дорога в аэропорт его уже не утомляла, а наоборот, спасала от этой трудной семейной жизни. В выходные он читал по ночам и придавался Морфею целыми днями, изредка выбираясь выпить кофе и убедиться, что семья всё ещё здесь, что им всё ещё от него что-то надо, чтобы спрятаться в своей комнате от этой жизни снова.
Он никогда ничего не делал специально. Ваня точно знал, что всё в этой жизни конечно, и напрягаться особо для пятиминутного радостного эффекта совершенно не стоит никаких усилий. Что гораздо проще углубиться в очередной печатный опус, порадоваться по ту сторону реальности и никогда не привносить в эту жизнь хаос лишними телодвижениями. Лишь изредка, когда судьба нагибала необходимостью действовать, он будто зажмуривался, отключался и отчаянно колотил лапками, как та лягушка взбивая сливки в масло, для того только, чтобы выбраться из бочонка. Выбраться обычно удавалось. И появлялись сами собой какие-то достижения, которые ценились в обществе, которое по большому счёту Ивана мало волновало, но как говорится, неплохо жить и иметь «всё как у людей». Так появились образование, хорошая денежная работа, коллеги, квартира, семья, ребенок и возможность предаваться хобби, не отказывая себе в насущном.
Но иногда всё же мечталось, как было бы здорово, если всё происходило само собой! Вот просто дыхнул на холст, потер пальчиком, и картина, которую тебе хотелось бы видеть, уже вырисовывалась сама собой. Ваня помнил, как читал это в какой-то из книжонок, и считал именно эту мысль квинтэссенцией той жизни, которой хочется. Ибо так приятно осознавать время от времени, что ты ещё о-го-го, и коня на скаку и блондинку в Феррари, и не думать, что потом.

Любовь Денисовна давно не ждала перемен от жизни. Дети выросли и редко навещали её, у каждого были свои семьи и заботы. Дело своё она подняла и поставила на рельсы так, что всё шло своим чередом, и доход, и налог, и развитие. С подругами в её жизни как-то не сложилось. Настоящие друзья разъехались по всему миру и лишь изредка давали о себе знать, интересовались её настроением. Своё одиночество она проводила в социальных сетях, на форумах домохозяек и домохозяев. Болела и переживала тысячи раз чужие далёкие жизни. Помогала, как могла и кому могла добрым словом, а иногда и деньгами. И, конечно, встретила свою последнюю любовь именно по ту сторону экрана, как не старалась избежать этой банальной и проклятой целым поколением интернетзависимых участи.
Он был таким, о каком она мечта ещё в детстве, предусмотрительным, внимательным, нежным и страстным. Стихи, слова, звонки, их взаимопроникающие голоса. Их роман развивался стремительно и бурно, и первая встреча не заставила себя ждать. Они улетели в Париж на длинные три дня и короткие три ночи, где пили своё счастье огромными глотками, ничем не закусывая. Потом, вернувшись к себе, она ещё долго пребывала в эйфории, пока не заметила, что знакомого ника на форуме больше нет, как и личных писем от него. Однажды, спустя долгих три месяца, она обнаружила в почте письмо о его трудностях и невозможности продолжения их отношений, конечно же. О том, что ему приходится бомжевать, и нынешний его вид вряд ли покажется ей романтическим, а их романтическое путешествие – всего лишь в долг за заложенную им квартиру, чего стоило ему неимоверных усилий над собой и душевной пожизненной травмы. Казалось бы, банальная история, но умная взрослая женщина, окрыленная своими чувствами, бросилась спасть любимого.


С самого утра Ване не читалось. Это неуютное чувство, что сегодня канун праздника, и надо быть ещё и отцом и мужем, кроме того, что ты вообще есть. Какая досада, что нельзя всегда оставаться в этой комнате и не приобщаться к всеобщей социальной суматохе с выдуманными датами и традициями. Тем суетливым предновогодним вечером Иван был рад неожиданному вызову на работу в очередной рейс. Он в тайне ждал, что не придётся носиться по дому с гирляндами, сидеть за праздничным столом и делать вид счастливого семьянина. Стараясь не обращать внимания на возмущения жены, он немедленно собрался и выехал в аэропорт.
Странно, что в такой вечер вообще кто-то куда-то летел. В лицах некоторых пассажиров угадывалась радость от предвкушения встречи, в других – грусть от горечи расставания. Всё было привычно и ничего необычного, если бы эти эмоции не обострялись предновогодней истерической суетой. Однако жизнь не собиралась останавливаться в праздники, и аэропорт, украшенный к празднику блестящей мишурой, работал в обычном своём режиме, заглатывая и выплёвывая тысячи людей, поднимая в воздух и принимая на посадку десятки самолетов.
Впервые в жизни, заводя двигатели железного коня, Иван вдруг осознал, что удостоен чести заводить сердце самолёта. Это откровение так поразило его и так взрастило чувство собственной значимости, что говоря в микрофон привычное приветствие пассажирам, он еле сдерживал смех. Сердце! Он способен заводить сердце. А значит, и управлять не только своей жизнью. Да и не только своими чувствами. Ведь это в нём, в сердце рождаются и умирают чувства?! На такой приподнятой ноте нового для себя открытия пилот поднял в новогоднее небо авиалайнер, набитый до отказа различными эмоциями больше сотни, доверивших ему свои чувства, людей.

Любовь Денисовна сидела в восьмом ряду у окна и не смотрела в темноту иллюминатора. Она в мыслях была уже далеко отсюда, там, где ждал и любил всем сердцем её романтический друг, неожиданно попавший в беду, и не подозревающий, что она уже летит к нему на крыльях любви и подарит ему настоящий праздник в этот их общий Новый Год. Нет, она не могла не полететь! Это же их праздник, настоящее волшебство. Она просто обязана сказать ему. И пусть это будет именно в этот сказочный праздник! Люба, Любонька, Любовь, Любаша. Как же она хотела услышать вновь произнесенное этим хрустящим баритоном своё родное имя. В руках она теребила билетик, вложенный в дважды согнутый бумажный лист, на котором Люба наскоро накидала свою молитву, сидя в зале ожидания, на удачу. Молитву всей своей жизни.

Иван давно мечтал, чтобы в канун Нового года судьба забросила его назад в детство, к матери в коммуналку, в несуетливую читальню, откуда не хотелось уезжать, тем более мама всегда встречала праздник у соседки. Провести пару выходных в уединении с бабушкиным шифоньером казалось истинным удовольствием взрослого человека, который может позволить себе то, что хочет он сам, а ни кто-то, считавший зависимость от него правом распоряжаться его судьбой. Сейчас, когда он понял, что заводя мотор этой громадины, волен решать, где ему быть и что делать сейчас, эта мечта особенно яростно пульсировала в его мозгу. Тем более, что этот рейс проходил как раз над городом его детства. И когда погода на полдороги сделала финт ушами и решила напомнить всем, находящимся в небе, в стране с каким климатом они живут, пилот принял решение свернуть с намеченного пути, и произвести аварийную посадку. То, что в данных погодных условиях ему никто не позволит поднять машину в воздух снова, он не сомневался.
Люба не сразу поняла, из-за чего в салоне поднялась раздражительная суета. Погруженная в свои мысли, она не услышала из динамиков предупреждение о посадке. Но когда до неё дошло, что она не увидит любимого сегодняшней ночью…

Стюардесса напрасно успокаивала разгорячившихся пассажиров. Никто не хотел принимать этот удар судьбы. Кто-то кричал и возмущался, кто-то молча одевался, но злились все. В салоне поднялась какая-то невероятная физически ощутимая негативная энергия. Подойдя к восьмому ряду, девушка обратила внимание на безвольно смотрящую в окно женщину и спросила об её самочувствии. Странная улыбка застыла на лице смотрящей в иллюминатор. Врача в салоне не нашлось, и оказать первую помощь пассажирке смогли только на земле.
Попытки медиков запустить сердце оказались тщетны. «Беременность в этом возрасте сопряжена с трудностями и опасностями, - говорили они, - и, конечно, не стоило лететь в её положении.»

Иван, в предвкушении сюрприза для мамы, покидал салон последним. Дважды согнутый бумажный листок с торчащим из него билетом на сидении в восьмом ряду привлёк его внимание. Развернув, Ваня прочёл: «Господи, забери всё, что хочешь, только верни мне мою любовь! …»
На билете значилось имя – КУЗНЕЦОВА ЛЮБОВЬ ДЕНИСОВНА.