Mama : Один день Чарли Смита (Лагерь

Ночью выпал снег. Он падал бесшумно, покрывая сверкающей белой периной неприветливый пустырь между лагерными бараками и зданием тюрьмы средне-строгого режима. Ночью Чарли, как всегда, проснулся по малой нужде, и с тревогой подумал – не включат ли его в команду по расчистке снега? Ребят из этой команды будят в три утра – дороги и автостоянки на территории Федерального Исправительного Учреждения должны быть расчищены до прибытия начальника тюрьмы. Однако никто за ним не приходил. Он успокоился, и устроился поудобнее на своей верхней койке, завернувшись в одеяло. Как всегда в этот предрассветный час подумалось о жене. И не только подумалось – как же он истосковался по ее стройному теплому телу и тихому ночному посапыванию, ее манере немедленно поворачиваться к нему спиной, как только он пытался разбудить ее в ранний предутренний час. Их биологические ритмы явно не совпадали – когда он был готов к любовной игре, она крепко спала и активно защищала своё право на сон. По вечерам, когда она была полна энергии и желания, он сваливался с ног от усталости. Интересно, чей режим возобладает после пятимесячной разлуки?
С этими приятными думами о Кате Чарли постепенно погрузился в неглубокий сон. Однако, вскоре его опять разбудило покашливание его соседей по комнате. Поскольку помещение, где они находились, совсем не напоминало камеру, называть соседей сокамерниками было как-то неловко, хотя, по существу дела, это было правильно определение – поскольку все они были заключенными исправительного лагеря минимально строгого режима.
Чарли вставать не торопился – сегодня суббота, и бригада по уборке территории, к которой его приписали, выходная. Майлзу повезло меньше – он работает на кухне, и хочешь не хочешь каждый день вставай в шесть утра. Терренс – третий в их комнате – мог бы и не просыпаться так рано, у него самая престижная работа – в тюремном магазине, а магазин-то открыт только после обеда. Но Терренс – качок, он с утра поднимает гири в спортивном зале. Он уже лет десять по тюрьмам, и еще не меньше пяти осталось – но держит себя в форме, молодец.
Вообще, с соседями Чарли повезло. Терренс снабжает их комнату блокнотами, ручками, мылом и мягкой, что существенно, туалетной бумагой. Майлз всегда готов выдать лишнюю порцию омлета или жареного цыпленка. Ну и Чарли не остается в долгу – с тех пор как банк, наконец, начислил на его счет 750 долларов, которые Катя перевела в первый же день его заключения, Чарли стал «богатеньким Буратинкой» и постоянно закупает для себя и товарищей по палате деликатесы из тюремного магазина. А сейчас, в преддверии Рождества, ассортимент магазина особенно привлекателен: и тебе набор колбас, и набор сыров, и шоколадки всякие – Чарли заказывает все, что только угодно Терренсу и Майлзу – и все трое довольны. Да и вообще они хорошие ребята – ванну и душ за собой моют, и на сиденье унитаза, как правило, не писают.
Наконец, все в комнате затихло – можно и вставать. Раньше, в самом начале срока, Чарли вставал в шесть, чтобы успеть на ранний завтрак. Но потом понял, что это ни к чему. Первая проверка – в десять, надзиратели проходят по комнатам, и все должны быть на месте. А что ты делаешь до этого – никому дела нет. А первый завтрак не стоит затраченных на него усилий: хлопья с молоком, не растаявший апельсиновый сок, а кофе когда сварят, а когда и не вспомнят. Лучше пожевать колбаски у себя в комнате, и подождать до второго завтрака.
Этот лагерь, по словам многоопытных заключенных, таких как Терренс, самый лучший в стране. Здания одноэтажные, с просторными террасами, где можно курить, высматривать приближающиеся автомашины с посетителями, любоваться очертаниями Скалистых Гор на очень недалеком горизонте. Комнаты на четверых – две нижних и две верхних койки, при каждой комнате санузел с душем и ванной – чем тебе не мотель?
Спортивный зал с тренировочными аппаратами, биллиардный стол, теннисный корт. Отдельно отгороженная территория для свиданий с беседками, лавочками и детской площадкой – ведь многие посетители приходят с детьми.
Конечно, это не курорт – раздумывает Чарли, намыливаясь мылом «Дав», которое в изобилии поставляет Терренс. Тем не менее, разница с первым днем в заключении поразительная. Начало было довольно угнетающим.
Вся эта идея о предстоящем заключении казалась настолько нереальной и фантастической, что ни Чарли, ни Катя не могли поверить в неминуемость этого до последнего момента.
Утром в день явки в тюрьму они, как всегда, проснулись в своем красивом, просторном доме. Катя поплавала в бассейне. Чарли позвонил нескольким клиентам. Потом они съездили и позавтракали в маленьком местном ресторанчике. Обычно они делали это по субботам и воскресеньям – но это была особая среда. Чарли надел старые джинсы и майку – чтобы не жалко было потерять – они сели в Катин Мерседес, и Катя отвезла его в тюрьму.
Все, что произошло после этого, уже не относилось к их жизни, а было настолько чуждым и сюрреалистическим, что на это даже не следовало обращать внимания.
Тюрьма находилась на другом конце города, на оживленной магистрали. Оба они нередко проезжали мимо нее, направляясь по разным своим делам, но теперь, конечно, она будет иметь для них совсем иной смысл.
Сотрудник пробации велела им явиться после полудня, что они и сделали, как примерные граждане. В приемном предбаннике никого не было. Они сели на потрепанные мягкие кресла. Чарли несколько раз порывался выражать недовольство тем, что их заставляют ждать. Более реалистично настроенная Катя резонно указывала ему на то, что, во-первых, каждая минута задержки – еще одна минута, которую они могут провести вместе. Во-вторых, это довольно удобные мягкие кресла, которых Чарли, возможно, не увидит несколько месяцев. В-третьих, Чарли пора привыкнуть к тому, чтобы бессмысленно проводить время и ждать. Как всегда, Катя оказалась во всем права.
После получаса ожидания, внутренняя дверь открылась, и явилась чрезвычайно некрасивая, просто даже весьма уродливая тюремщица. Как привратница ада, она абсолютно соответствовала своей роли: тяжелое приземистое тело, распущенные черные волосы, крупный нос, изъеденное оспинами лицо – редко можно встретить таких индивидуумов на улицах города. Она, впрочем, была очень любезна, и ответила на все Катины вопросы об условиях жизни в тюрьме, о правилах и днях посещения. Правда, как выяснилось в дальнейшем, ни один из ее ответов не соответствовал действительности. «Ну, а теперь прощайтесь,» - сказала любезная ведьма. Последнее, что увидела Катя, когда она со слезами направлялась к своей машине, было как тюремщица охлопывала беспомощного и безобидного Чарли в поисках недозволенного.
После отъезда Кати Чарли остался один на один со своей злой судьбой и бесчувственными тюремщиками.
Последующие несколько часов были самыми неприятными в жизни Чарли. Выросший в Америке, привыкший с детства верить в существование свободы и неприкосновенности личности, он просто не мог поверить тому, что с ним происходит.
Любезную тетку сменил неприятно-безликий тюремщика. Он велел ему раздеться догола, забрал всю одежду, смотрел в рот, в задний проход, ощупывал яйца. Затем выдал тюремную одежду – трусы «семейные», зеленую рубаху, на которой уже была нашита бирка с его номером и фамилией, и плохо подогнанные штаны, которые все норовили свалиться с худой Чарлиной попы. На ноги выдали синие матерчатые тапки на резиновой подошве – один был больше другого и с дыркой. Затем Чарли отвели в камеру, точно такую, как часто показывают в кинофильмах – два на полтора метра, железная койка, железный унитаз, решетчатая стена. Чарли лег на койку и стал ждать, что будет дальше. К счастью для него, он обладал удобной способностью уходить в себя и полностью абстрагироваться от внешнего мира.
Часа через полтора за ним пришли. Велели сесть в тюремный фургончик, где уже был один другой заключенный. Из здания, где располагалась приемная, фургончик направился в сторону тюрьмы.
Тюрьма эта, построенная лет 30 назад, представляла собой весьма неприятное зрелище. Тускло-серое здание, с малюсенькими зарешеченными окошками, окруженное пространством вспаханной земли – чтобы следы было видно, если кто надумает бежать? – и рядами колючей проволоки. Уже стемнело, но территория ярко освещалась прожекторами, и спирали проволоки ограждения блестели как гигантские зловещие ёлочные гирлянды. А Чарли-то думал, что колючая проволока всегда коричневая и ржавая – ан нет, в наши дни прогресса и модернизации она выглядит иначе, чем раньше. Но, впрочем, как она выглядела раньше - Чарли понятия не имел, поскольку ни он, ни его предки никогда не сталкивались с системой исправительных учреждений, так что ему предстояло узнать много нового.
Фургончик остановился прямо у главного входа – над дверью в камне было выгравировано название тюрьмы. Наряду с лестницей, к дверям вели наклонные мостки для кресла-каталки. Вот, заботятся же о людях – ежели инвалида, например, надо посадить – чтобы ему удобно заезжать было.
«Фак!» - подумал Чарли – «Неужели в тюрьму? Ведь судья сказала «В лагерь!»
К счастью, его тревога оказалась напрасной. В тюрьме оставили другого бедолагу, а фургончик с Чарли обогнул ограждение тюрьмы, и направился в сторону пустыря, который простирался позади сего устрашающего здания.
Фургон ехал медленно, останавливаясь на многочисленных пересечениях дорог. Хотя никакого движения автотранспорта не наблюдалось, каждый перекресток был снабжен набором знаков «Стоп». Какие-то мелкие тени метались в свете фар. Чарли пригляделся – и глазам своим не поверил. Зайцы! Огромное количество пушистохвостых попрыгунчиков обосновалось на этом куске естественных прерий, сохранившихся в центре крупной городской агломерации. Привольно им тут было, и сытно – корма хоть отбавляй, и никто не беспокоит.
Впереди показались здания лагеря – несколько длинных одноэтажных бараков с зелеными крышами и, как сразу же отметил Чарли, без решеток на окнах.
В небольшой прихожей барака Чарли встретил дежурный офицер исправительной службы – тюремщик, то есть – и, не теряя времени на разговоры, провел в камеру, которая оказалась очень похожей на комнату в студенческом общежитии. Примерно три на четыре метра, окно, выходящее на пустырь. Две двухэтажные койки. Два металлических шкафчика. Одна металлическая этажерка с четырьмя отделениями. Два шкафа для одежды. Два белых пластмассовых стула.
Место Чарли оказалось наверху. Два заключенных принесли матрас, и шлепнули его на пол. Тюремщик выдал жесткую подушку из свалявшихся перьев, ветхое постельное белье, колючее серое одеяло и крошечный мешочек с туалетными принадлежностями, содержавший малюсенький кусочек мыла – как в «Мотеле 6», столь же несущественных размеров тюбик шампуни, зубную щетку и пасту.
Чарли взгромоздил тяжелый матрас на верхнюю полку – много лет уже не приходилось ему прилагать столько физических усилий – и бессильно опустился в пластмассовое кресло. В глубоком шоке, он чувствовал, что его жизнь достигла самой низкой точки, и понятия не имел, что будет дальше.
В этот момент в комнату вошел худощавый белобрысый молодой человек. Он был первым, но далеко не последним представителем разнообразных религий, пытающихся уловить смятенную и расстроенную душу Чарли. К чести его будь сказано, изящный блондин проявил полное понимание к угнетенному состоянию Чарли и не пытался немедленно обратить его в свою веру. «Господь любит тебя, и шлет свой дар» - это все, что произнес неожиданный посетитель. В этот день Господь послал Чарли большой флакон шампуни, приличных размеров кусок мыла, и хорошую зубную щетку, что, конечно, было очень кстати.
Соседи Чарли тоже приложили усилия к тому, чтобы помочь ему справиться с первым шоком перехода от нормальной жизни к существованию заключенного.
Чарли попал в свою камеру как раз в момент ежедневной «стоячей» проверки. Так он увидел впервые своих соседей по комнате, они же сокамерники: Терренс – высокий мускулистый негр, с одним золотым зубом, которым он явно очень гордился, и Майлз – весь заросший белой бородой и усами экс хиппи.
Сначала Терренс не проникся доверием к Чарли – а может быть, он просто был недоволен тем, что в их коморку помещают третьего человека. Во всяком случае, окинув недоверчивым взглядом худенькие ручки и заметный животик Чарли, он произнес:
«Ты должен попроситься на нижнюю полку. Завтра же и скажи им».
«Но тогда я должен буду поменять комнату?»
«Да»
Шок не шок, но Чарли уже понял, что в этом месте нельзя сдаваться без боя.
«Ты что-нибудь против меня имеешь? Ты же совсем меня не знаешь».
«Ты не сможешь взобраться на верхнюю полку.»
Чарли посмотрел на двухъярусную кровать – посредине металлического шеста, поддерживавшего верхнюю полку, была лишь одна небольшая приступочка для ноги.
«Ты совсем меня не знаешь. Я гораздо сильнее, чем кажусь».
С этими словами Чарли ухватился за шест, и решительно взметнул свое, увы, совсем не спортивное тело наверх.
Разговор о перемене комнаты не повторился. А вскоре, когда выяснилось, что у Чарли неплохой счет в тюремном магазине, и что он не жадина – даже сигары готов покупать для товарищей по несчастью – отношения и вообще установились отменные.
Так размышляя о первых днях своего заключения, Чарли аккуратно заправил койку, разгладил одеяло – чтоб ни одной морщинки не было. Катя рассказывала, что в приюте для бездомных одиноких женщин, где она подрабатывала ночной сиделкой, разрешается оставлять на кровати и прикроватной тумбочке двух плюшевых зверушек, одну фотографию, книгу и будильник. Ее, почему-то всегда умиляло это официальное разрешение, касающееся плюшевых игрушек. Но в лагере и того не разрешалось – все предметы личного обихода должны быть убраны с глаз долой, а если заметят во время обхода – обязательно покритикуют на еженедельной разборке, и в дело запишут. А что потом будет, Чарли не знал – что, срок за это прибавят, что ли? Он, во всяком случае, проверять не собирался.
Прибравшись, постоял около окна, вновь порадовался отсутствию решеток.
Сказать, что он любовался видом, было бы преувеличением – открывающаяся из окна картина не была особо живописной. Снег, правда, немного приукрасил пустырь. Зайцы попрятались, зато в отдалении несколько луговых собачек неподвижно стояли настороже около своих нор. Там же отсиживалась стая чаек, слегка припорошенных снегом. Почему здесь, в середине американского континента, в штате с полузасушливым климатом, было столько чаек, Чарли сказать не мог. Но на территорию тюрьмы их, видимо, привлекло то же, что и зайцев – безопасность и изобилие еды.
Дорога, уходящая от барака в стороны городского шоссе и нормальной человеческой жизни в этот час была пуста. Свидания начнутся через два часа, и это – самое приятное время в лагерной жизни Чарли. Стоять около окна или на крыльце и высматривать Катину машину. А потом, через несколько минут, по интеркому раздастся голос охранника: «Смит, на выход, свидание!»
Чарли надел зеленую куртку-телогрейку, натянул желтую шапочку-колпачок, и отправился в библиотеку. Никогда в жизни не приходилось ему так много читать! Всегда была работа, семья, дом – масса ежедневных обязанностей. Здесь же его насильно оторвали от жизни, не предложив ничего взамен, кроме бессмысленных лагерных работ и небольшой библиотеки, укомплектованной в основном книгами о вампирах, детективами и фантастикой.
Были, правда, какие-то занятия, на которые можно и нужно было записаться: несколько курсов по истории Америки, занятия испанским языком, а также группы для исправления алкоголиков и наркоманов. К последним Чарли не относился, к иностранным языкам не имел ни склонности ни способностей, так что он решил записаться на курс по истории Америки во время президентства Джона Кеннеди. В ожидании же начала занятий читал про вампиров.
В этот день он также надеялся сыграть в шахматы с Ином, библиотекарем. Ин был отличный профессиональный шахматист. В свое время он разъезжал по стране и проводил сеансы одновременной игры на сельских ярмарках. Чарли льстило, что, хотя он и проигрывал Ину, это происходило не мгновенно, и маэстро частенько задумывался над ходами.
Однако, возможность сыграть предоставлялась нечасто – обычно библиотека была набита другими заключенными, которые играли в покер на «виртуальные» деньги тюремного магазина. Пытались и Чарли в это вовлечь, но он предпочитал тратить свои деньги по собственному усмотрению.
Из библиотеки Чарли направился в столовую. Она располагалась в центральном бараке, по соседству с часовней, и служила также местом свиданий с родными и близкими, о чем гордо заявляла вывеска перед главным входом: «Федеральный исправительный лагерь. Питание и свидания».
Чарли вошел через заднюю дверь – с территории лагеря. Майлз, стоявший за прилавком раздачи, отделяющим кухню от столовой, приветливо махнул рукой. Как и на всех заключенных, работающих на кухне, на нем был ярко-желтый резиновый фартук. Вместе с зеленым обмундированием это наводило на мысль о яичнице с луком – почему-то это цветовое решение было избрано для лагеря. Также как и у других работников кухни на голове у Майлза красовалась сетка для волос, какие когда-то были популярны среди престарелых дам. Правила о стрижке или бритье в лагере не было, поэтому многие заключенные отращивали бороды и длинные волосы, завязанные в конские хвосты.
Вьющиеся волосы Чарли также начали отрастать, и Катя смеялась, и предлагала принести резиночку для волос – что было бы против правил, поскольку приносить «с воли» нельзя было ничего.
Не считая утренних хлопьев, кормили в лагере всего два раза: второй завтрак в 10:30, и ужин-обед в 4:30.
Еда, была, конечно, неподходящая для диабетика – Чарли. Собственно, и здоровый человек, питаясь так постоянно, наверняка заработал бы диабет, ожирение или другую болезнь.
На завтрак – яичница, бекон из индейки, больше всего напоминающий сырой картон, сосиски или блины. На обед – жареная курица, или рыба, или спагетти. Все блюда, как правило, обваленные в сухарях и пережаренные в жире. Обычно также предлагался белый клейкий рис, картофельное пюре или бобы, салат и «коул сло» - капуста, приправленная майонезом. На десерт – приторно-сладкие кексы или печенье. Объявление перед окошком раздачи обещало сахарозаменитель «по требованию», но на самом деле его никогда не было, и пока Чарли не купил его в магазине, пил кофе без сахара.
Столы и стулья в столовой железные, к каждому столу прикреплено по четыре стула. Хотя места официально не распределены, каждый знает свое, и всегда садится только не него.
В первый день кто-то из заключенных указал Чарли на место рядом с неприятного вида неопрятным толстяком. Какое-то чувство подсказало Чарли, что не стоит садиться рядом с этой явно непопулярной личностью. К тому же, от того плохо пахло. Поэтому Чарли сел за другой стол. Хотя ему никто ничего не сказал, позднее он сам сообразил, что сделал ошибку – занял место в «мексиканской» части столовой. Там сидели все мужики мексиканского происхождения. Американские африканцы – черные то есть – тоже сидели своей компанией. В конце концов, Чарли перешел в «белое» отделение, но за более престижный стол, с число вымытыми и не вонючими соседями по столу.
Хотя Чарли попал в лагерь накануне «Дня благодарения», когда индейки еще гордо расхаживали по птичьим дворам, а не красовались на праздничных столах, столовая лагеря уже была убрана к Рождеству. Кривоватая искусственная елка, украшенная дешевыми матерчатыми шарами была прислонена к стене с рядом крючков, на которые заключенные вешали свои куртки – каждый раз они задевали елку, и она кривилась еще больше. На двух небольших окнах столовой были повешены мигающие лампочки. На этом усилия по созданию праздничной атмосферы заканчивались.
Конечно, атмосфера становилась по-настоящему праздничной по вечерам и в выходные, когда к лагерникам приходили посетители. Поскольку американцы, как правило, не в состоянии существовать в течение одного-двух часов в отрыве от источников пищи, а приносить с собой в лагерь ничего нельзя, в столовой установлены автоматы по продаже еды и напитков – чипсов, печенья, шоколадок. Можно даже купить гамбургер и подогреть в специально для этого установленной микроволновке.
Поскольку заключенным запрещается иметь дело с деньгами, посетители, в основном жены и матери, приносят долларовые купюры в прозрачных пластмассовых мешочках – чтобы охранникам было удобнее проверять – и угощают своих любимых деликатесами из автоматов.
В углу комнаты свиданий – шкафчик с настольными играми. Игры можно приносить, но только в фабричной упаковке. В основном это карты, Монополия с «Скрэббл» - американский вариант «Эрудита». Или, скорее «Эрудит» - русский вариант «Скрэббл.»
Поскольку играми пользуются все, и часто теряют буквы и прочие детали, Катя купила в «Уолмарте» несколько экземпляров каждой игры, и держала эту игротеку в автомобиле, пополняя лагерный запас игр по мере надобности.
В этот день, правда, им не удалось поиграть. У Чарли было более важное и менее приятное поручение для Кати.