Марина Левандович : Клаксон

Вот Игнату Львовичу Коломойскому всегда обидно, что пишет он откровенную хуйню, но иначе он писать не может. Каждое его творение заканчивается порочными связями главной героини и отвратительными выводами о жизни главного героя. Женщина в его творчестве – обязательно высокая, крупная, раздухарившаяся блядь, плечистая и сракатая. Мужчина – работник социальной или финансовой сферы труда - может быть банкир, а может и сутулый охранник, который на досуге пишет стихи о друзьях и о выпивке. Но обязательно в конце он недоволен тем, как живет, как работает, и как ему за это платят, в чем и заключается мораль всего его творчества.
По вечерам у Игната Львовича собираются друзья-писаки, которые откровенно скучают и нервничают, пока хозяин говорит о литературе. Сами же они о литературе предпочитают говорить исключительно в интернете. В реальной жизни им больше нравится приготовление к банкету в честь литературы, и похмелье, которое каждый из них потом описывает в своих посмертных творениях, начиная текст словами: «Пили мы как-то за…", после чего идет непосредственный философский поток мысли и описание ощущений; список выпитого и съеденного; цитаты – реальные и выдуманные, для колоритности повествования и с надеждой на то, что когда-то остроумные обороты войдут в биографические фильмы-воспоминания о виновниках торжества.
- давайте же выпьем за бессмертного Гете, - говорит доморощенный поэт-реалист Зайдман Зяма Лейбович, победитель конкурса любовных и политических стихов на сайте «Стихи.Ру» за март месяц.
- давайте лучше в следующий раз, - хмуро отвечает поэт-фантаст Иваненко, который тоже отправлял свои стихи на конкурс, и даже в большем объеме, но, видимо, фамилия Зайдман оказалась более экзотической как для победителя столь масштабного конкурса, и менее революционной.
Поэт Петров как всегда пьет больше всех и пишет рифмованные доносы на Советскую Власть. Он верит в справедливость, и отчетливо видит, что Советская Власть сделала его очень умным и опытным, готовым ко всему, а всех остальных – мудаками, которые, собственно, власть эту и распидорасили, чем посеяли разврат и бюрократию в творчестве Игната Коломойского.

«Митрова, не вместя свою большую жопу во врата рая, попала в ад. Скромный бухгалтер Луков расстроился. Он так мечтал хотя бы в аду не распространять свою харизму на бестолковое племя женщин. Митрова подошла к нему сзади и обняла его за плечи: «Луков, вот мы и встретились. Я ведь любила тебя еще в детском саду, когда ты писюнчиком своим пользовался как ручным клаксоном», - зачитал однажды свое новое произведение Коломойский.

Все замолчали. Все ожидали финала. Но Коломойский впервые решил видоизменить свою прозу, и оставил сюжет без морали.
- хуйня, - сказал Петров и нахмурился.
- мда…, - тихо причмокнул Зайдман.
- кми-кми, - издал звук клаксона Иваненко и потеребил себя за хуй.
Коломойский закрыл блокнот и достал стаканы. Зайдман записал в напоминания на телефоне: «Клаксон» и выставил время будильника на 9:30 утра.