harukaze : Романтика, дружок?

- Защищайтесь, сударь!
- Извольте защищаться сами, ваше драное высочество!
- Джентльмену изощряться в остроумии на дуэли не к лицу, впрочем вы вовсе и не джентльмен, а порядочная скотина!
- Что вы там соизволили прохрюкать, ваше драное высочество?

Дышать было тяжело, небрежная, как он надеялся, улыбка сводила скулы почище любой недозрелой хурмы, грудь болела. Дурацкий синяк в форме русалки. Какому идиоту пришло в голову нацепить на ножны эту адову русалку? Наверное, синяк будет проходить с недели три. Если у него конечно будут эти три недели. Если он сейчас сможет их выиграть, выкрасть у своего ужаса.
Они дрались уже минут десять кряду, и это было фантастическим везением для них обоих, потому что драться они не умели. Сабли описывали замысловатые восьмёрки, сталкивались, высекали искры. Невероятно эффектно, изящно и глупо. Просто чудо что оба всё ещё стояли на ногах и даже не были ранены хоть мало-мальски серьёзно. Возможно, их спасал только страх, животный ужас, расползавшийся сначала вокруг живота, потом поднимавшийся вверх и начинавший звенеть в голове десятками отчаянных мыслей. Похожий страх испытывают дети, впервые осознавшие что однажды они умрут и достаточно богатые воображением чтобы представить, как их закапывают в тёмную и безнадёжную могилу. Этот ужас сейчас двигал их, его подстёгивало внезапно выросшее недоверие друг к другу. Больше всего каждому сейчас хотелось чтобы всё это было неправдой, обернулось шуткой, чтобы можно было бросить злосчастную саблю и забыть всё это как страшный сон.

- Господи, боже, мать твою, боже, помоги мне, дерьмо, дерьмо, полное дерьмо, сволочь, в душу мать, ай, мать твою, боже, спаси! Ай-ай! Боже, ну пожалуйста, пожалуйста, о… Дерьмо, какое же дерьмо………

В каждом порту есть свой музей, в котором хранятся заплесневелые реликвии, интересные либо совсем уж узким специалистам, либо музейным хранителям. Раньше город был крупной военно-морской базой с историей длинною в несколько поколений, и потому в нём был музей с настоящими экспонатами, какие действительно могут заинтересовать публику. Точнее, могли бы её заинтересовать - если бы в город приезжали туристы или школьные учителя водили младшеклассников учить историю своей страны к свидетельствам былых событий. Музей был очень стар, и без посетителей он тихонько угасал, как гаснет забытый в больнице старик. Жизнь такого старика сплошь состоит из сна и случайных встреч, как и жизнь музея.

Они ходили туда - в парадную залу - смотреть на образцы старинного оружия. В их головах жили книжные легенды, истории и сказки, замешанные на рассказах портовых обывателей о их былых приключениях. Они знали что такое честь и не знали, что такое благоразумие, почитая это храбростью. Им было всего по семнадцать лет.

Анни жила вместе с мальчишками на одной улице, росла с ними как простой партнёр по играм, пока однажды всё не изменилось и он не пригласил её в кино только с ним вдвоём, без Андрея. И они пошли. Так зародилось это глупое щенячье соперничество, когда люди прожившие бок о бок столько лет готовы на всё - как герои их любимых романов, такие храбрые и дерзкие. Герои никогда не ошибаются, а значит - стоит рискнуть.

Куда подевалась вчерашняя дружба? Сейчас он был готов на всё, лишь бы прекратить дуэль, но страх останавливал его, страх подстёгивал, лишал способности размышлять. А потом реальность окончательно отрезала пути назад. В кошмарном оскале сверкнули осколки зубов Андрея, пока хлынувшая кровь не скрыла их от взгляда.

- Боже, мать твою, мать твою, это сделал, боже, господи, боже!!!
- Я убью тебя! - противное бульканье вместо нормальной речи.

И ведь он постарался исполнить своё обещание. Игорь же старался вспомнить всё что видел о фехтовании в кино и по телевизору, но это ничем не улучшало его положения. Они оба не умели драться и теперь это перестало их спасать. Ещё один противный звук - звук рвущейся ткани и шелест рассекаемой кожи - был наградой Андрею за отныне вечную кривую ухмылку во всю левую щёку.
- Сука! - торжествующее бульканье.

Боль. Игорь наступил на что-то серое, тёплое и мягкое под ногами и удивился, что оно может болеть. Ещё несколько секунд он осознавал происшедшее и пытался собрать себя с грязного пола, но пальцы слишком дрожали и он упал. Ему уже не было больно - и ему было лишь отчаянно жаль себя. Говорят, в последнюю минуту перед глазами проносится вся жизнь? Либо они врут, либо эта минута вовсе не была последней. Страх уступил место ощущению чудовищной невероятности того, что только что произошло.

- Твою мать, боже… Всех его сил хватило чтобы только заплакать, как когда-то в детстве, теперь уже безумно давно, он упал с пианино, куда залез только чтобы посмотреть на бабушкин парусник, и больше не мог пошевелиться.

Ночной сторож, дряхлый, еле двигающийся старик в соседней комнате дрожащими руками набирал номер полиции и всхлипывал. Такого он не видел ни разу за все восемьдесят лет тихой жизни, сердце угрожающе стучало. Глупые мальчишки, какой кошмар, господи…

Боль. Темнота, мигают огни в два цвета и невпопад, странный надоедливый звук как будто бы кому-то очень больно. Очень темно, качает. Голос.

- Возможно, он будет жить.