евгений борзенков : Почём звОнит колокол?

Сегодня суббота. Вроде неделю назад началась эта канитель, ну ты знаешь. Неделю не брал в руки перо. Бендеру на перо. Перо в Пьеро. Я не имею права так пристально следить за своей мыслью, не могу так жестоко. Свободомыслие, как и малодушие присуще утончённым натурам. Этакий летучий флюид, с ним надо бережно. С мыслью мы всегда выходим из дома отдельно, порознь, так принято, так вне подозрений, я отпускаю поводок и мысль моя задирает ногу на первый столб, я – на второй. Потом друг на друга. Выгуливаю мысль. В свете последних событий понятия «мочить» и «мочиться» говорят об одном и том же. Буду мочить столб, пока тот, подмытый струёй, не замочит меня. Ведь хозяин мысли на самом деле не я, а ты. Кто ты?
Кто ты, глядящий в амбразуру пристальных глаз из прорезей балаклавы?
Стоит ли продолжать насильственный бред, когда встаёшь утром и в пальто на голое тело первым делом отправляешься на площадь, греешь руки над бочкой в кругу замотанных скотчем, грязных пацанов в масках, под пальтоМ гуляет апрельский ледяной ветерок, вместо церковного набата над городом плывёт оглушительный ор из колонок – бесконечные новости, ораторы, гимны, нависший штурм, смерть или жизнь, страх, трах мозга, куча оживающих людей вокруг и медный подсоленный привкус беды во рту. Сейчас выйду на сцену и прочитаю вам заутреннюю контр-культурную проповедь, пока священники – простые ребята – прячутся за крепкие плечи своих матушек с сухо поджатыми губами.
Если бы я…
Если бы я не был трусом.
- Почём позвонить в колокол, святой отец?
- По курсу, чувак, по курсу доллара.
- Давай дешевле, впадлу. Ой, простите, падре.
- Не могу, братан. Меня попалят. Роуминг, блять. Вы лучше мобилизуйтесь духовно, там, на площади.
- Бог с нами, падре?
- Гот ми тунс, по-любому, чувак.

«Эй, вы! Кто прячется за спины женщин!» - мощь колонок сбивает с ног.
Что ж, за спиной вон той тёлки я бы спрятался. Отличная жопа и роуминг – похуй.

Мне необходимо до отвала напитать себя дымом, огнём, мечом, эманациями революции. Мне настопиздело с нового года это слово, звенящее визгливым пафосом, но ничего не могу поделать, вокруг только революция, модное нынче блюдо, на первое второе и третье, расплавленное олово свободно стекает в пищевод и даже нет нужды в глотательных спазмах мышц – все произвольно, пей революцию, Вася. В баре мне смешивают коктейль Молотова и это действительно достойное пойло, я морщусь, икаю, ика – ю, но в натуре покрепче, чем до этого. Таращит и плющит, словно я Плюшкин. Ловлю себя на мысли, что хочу нажать на курок и въебать по рылу того, кто скажет, что надо говорить «спустить курок». Пидарасы, спускайте друг в друга, а я хочу нажать.
Нажать так, чтобы клацнуло в черепе. Чтобы хрустнуло и потекло сквозь пальцы.
Дикое напряжение. Все устали. Люди приходят как на экскурсию. Всем трудно что-то менять. Страшно. Пиздеть языком намного легче. Я трус. Я трус в пальто на голое тело. Георгиевская ленточка в виде бабочки на небритом кадыке – это все, на что я способен.
В первую ночь я ночевал здесь, перед ОГА, прямо на газоне. Мне говорили: Зайди внутрь, погрейся. Нет, ребята, ответил я, мне и здесь не холодно. Я трус. В первую ночь там наверняка могли убить и я не знаю, почему этого не произошло. А сейчас, спустя неделю, возможность быть убитым превратилась в хрустальную мечту, в фарс.
Быть убитым один раз намного правильней, чем быть убитым каждый день.
Что хочу сказать вам, страусы: продолжайте закапывать головы в асфальт. Только помните – ваше нежное розовое очко стремительно переходит в зрительный зал. Ничего не поделаешь, такова физика твёрдых тел. И хорошо, если оно попадёт в добрые руки. А если в злые?

Тогда вас просто выебут.

Я в Донецке. Русская весна.
Неплохо начался год.