Маня Графо : Человек и заяц

09:53  27-04-2014
Человек Василий в майке и трусах сидит у окна. За окном снег, и в голове у него тоже снег.

В углу стоит баян. Василий с усилием ставит его на худые колени, растягивает, перебирает перламутровые кнопки. Звуки «Человека и кошки» разносятся по комнате, поднимая пыль с полированного серванта. Колышутся серые занавески, резонансом гудит батарея. Хорошо? – сам себя спрашивает человек. Хорошо! – отвечает ему голос в голове. Хотя кто там может отвечать, разве что снег.

Василий обрывает музыку, ставит баян на пол. Он, ворчливо скрипнув, сжимается и молчит. Человек смотрит на него строго.

Вообще-то он училище музыкальное закончил. Пошел работать в музыкальную школу. Учителем он, пожалуй, был неважным – дети его не слушались. И инструмент не из модных был тогда. Труба там или гитара – это да, это звучит.

Хотя вот в ресторане его любили. И на свадьбы часто заказывали. Особенно нравилась «Песня про зайцев», в темно-синем лесу которая. Играли с ним вместе Шурик-гитарист – бабник и стиляга - и Вован-ударник – совсем пацан, только после школы. Ничего, нормальный был коллектив, в городе известный. Думали даже рвануть в Питер, записать альбом. Да все как-то не складывалось.

А потом Шурка женился на Светке из библиотеки. Она хорошая была такая, худенькая, воздушная. Сейчас уже не та, конечно – отяжелела, и характером тоже. Шурка спился, а двое детей. Какая уж тут библиотека.

Так на свадьбе этой играли, как никогда. Он прямо чувствовал – еще немного, и будут как «Битлз» после Гамбурга. Наиграли, наработали ремесло – теперь есть где таланту развернуться. А у Вована брат старший был ментом. Хороший мужик. Тоже пришел. Напился, грустный стал. Говорит:

- А вот у нас в отделении девчонка новенькая, эх, прям где мои семнадцать лет.

А Шурка ему кричит:

- Веди ее сюда! Я ей все про тебя расскажу, какие где у тебя чеченские ранения.

А он и говорит:

- И приведу! Давай, Шурик, может и меня женим.

И ушел. Ну а свадьба продолжается, они играют и играют. Наконец, дошли и до зайцев. Василию кажется – не баян у него в руках, а живой невиданный зверь, ласковый и нежный, как огромный кот. И звуки из него льются волшебные, складываются в ленту-вьюгу, которая кружит и плачет, прямо как у Пушкина. Гости притихли, Шурка петь перестал, захлопал, жестами к микрофону вперед выходить приглашает. И Василий вышел, и заиграл – как в последний раз.

Тут брат Вована вернулся. С девушкой в форме. А у девушки на поводке овчарка – кинологом она, стало быть, работала. Брат Вована ее на площадке нашел, перед отделением, она как раз пса своего дрессировала. Тот уши навострил, в стойку встал – красавец. И народа не испугался. Гости все отвлеклись, загалдели, брат Вована Шурику говорит:

- Ничего, что мы с собакой?

А он ему:

- Такие девушки с такими собаками – гордость нашего города и украшение нашей свадьбы!

Всегда он умел красиво сказать, Шурка. А Василий как раз заканчивает свои переборы, стоит, слегка затуманенный. Осознает свой новый уровень. Брат Вована с кинологом между тем идет вдоль столов, девушку свою представляет, к сцене приближается. Тут собака нос в пол – и как рванет. Девушка за ней, бегом. А собака прямиком к Василию. На сцену запрыгнула – давай на баян лаять. Гости и не поняли толком, что произошло, а девушка – красоточка, что и говорить, большеглазая, брови вразлет – козыряет и строго так Василию говорит:

- Лейтенант Зайцева. Будьте добры, инструментик ваш к досмотру предъявите.

Василий, как во сне, протягивает ей баян. Тут брат Вована подскочил, баян принимает, очумело на Василия смотрит, повторяет дурашливым голосом:

- А что это там у тебя? Что это там у тебя такое?

Лейтенант Зайцева четким движением под баян ручку подсунула, сказала:

- Дырочка там у вас, заклеенная, товарищ музыкант.

Потом – хрррр! - слегка мехи надорвала и что-то подцепила. Смотрит Василий - а в руке у нее пакетик с чем-то белым. Овчарка прямо забесновалась, на пакетик кидается. Брат Вована ножик со стола взял, пакетик надрезал – и пальцем порошочек на язык. А потом как заплачет, как закричит:

- Да что ж это такое! Лучшие же люди, бля! Как же теперь мы без музыки-то твоей, Васька!

Истерика случилась у него, в общем. Да что и говорить – контузия тяжелая у него была, это все знали. А тут Вован в ноги:

- Васька! Братишка! Это все я, бес попутал, денег нам хотел заработать, на Питер!

Какой-то Вованов дружок попросил его товар передержать. Вован вроде и отказывался, но подумал, что один раз ничего, можно. На святое ведь дело – на альбом Василию. А то такой талант в ихней дыре загибается. Место все никак не мог найти – раз пять перепрятывал, пока вот, не нашел.

Дело пошло быстро. Брат Вована тогда на свидание к Василию пришел и, глядя в сторону, сказал:

- Брат он мой, младший. Не могу я ему жизнь ломать, мать не переживет. Вася, ты прости нас. На всю жизнь грех этот на мне будет.

Вспоминает Василий, сидя на табуретке у окна. Сколько уж лет прошло. Все подернулось снежной дымкой. Лейтенант Зайцева быстро на повышение пошла и уехала. Так и не сложилось у них с братом Вована. А сам Вован умер лет пять назад от передоза. Шурка говорил, мучился он очень, что Василий сел, а не он.

Человек снова смотрит на баян. Подумав, бережно берет инструмент, опять ставит на худые колени, играет «Песню про зайцев». Медленно и печально. Потом резко обрывает музыку и вглядывается в белый снег за окном. Под кривой и маленькой осинкой, на окраине рощи за дорогой, сидит белый заяц. Василию кажется, что он смотрит прямо на него.

Человек смотрит на зайца долго, пока тот не начинает сливаться со снегом. То ли из-за белого цвета, то ли из-за ранних сумерек, то ли из-за воды какой-то у него в глазах.