Черноморская рапана : Про муравья и облако
10:58 30-04-2014
У каждого человека есть свои слабости, и больше всего ты оскорбишь его тем, что узнаешь о них. Ах, как безгранична моральная уязвимость человека, совершающего проступки! Как он мнителен и душевно слаб в грехах своих! Коснись сокрытого зла и услышишь вопль обиды и муки.(К.Чапек)
Перед тем как посадить виновного в клетку под замок, ему предоставили последнее слово. Сидящий на стуле мужчина по прозвищу Жулик поднялся, тяжко вдохнул, смиренно склонился и промямлил голосом провинившегося школьника: «Не виноват я, отпустите, я больше так не буду!» Мокрые слова упали на деревянный пол: «плюх, плюх, плюх». От пола пахнуло сыростью, вековой пылью. Наступила неловкая пауза. Без труда, преодолевая земное притяжение, серое облачко пыли, просквозив в открытое окно, поднималось к небу. Красивое зрелище, завораживающее. Бывает ты любуешься небом, а бывает, небо жрёт тебя. Вот как раз тот самый случай – правда, на данный момент оно не сожрало; надкусило душу грешную. Заодно и облегчило, заодно и почистило. Лучше бы виновный уссался с перепуга; а то стоит, сопит, ножкой шаркает, «как некий набожный жонглёр перед готической мадонной»
- Подсудимый! Прошу вас говорить погромче, - сказала женщина судья. При этом она смотрела на подсудимого одним глазам, а другим провожала сгусток пыли. Ну, чисто хамелеон. Судье почему-то казалось, что облако, напоминающее овечью голову, подмигивает виновному, а ей ехидно улыбается. «Как хорошо, что я никогда не витаю в облаках» - подумала женщина и повторила свою просьбу. Жулик выполнил. Прокричал, что так больше не будет. В этот раз его слова попали в цель – прямо в судейский рот залетели. Горькие, правдивые, не какие нибудь лживые, кислятина, а жгучие, что те семена перца. Пришлось их даже водой запить; как будто и в самом деле последние. А что делать? На то она и судья, чтобы по вкусу слов определять, насколько подсудимый честен. Каким-то задним умом женщина понимала, что подсудимый невиновен, но факты говорили обратное. Любимый Жулик целовался с её самой лучшей подругой. Приди она домой на полчаса позже, то увидела бы …
Фантазия рисовала перед глазами женщины одну картину отвратительней другой. Овечья голова продолжала ехидно улыбаться.
- Ты видишь то же что и я?
- Да, дорогая, над нашими головами висит овца, - и, обнимая женщину, спросил, - так я прощён?
- Да, любимый, прощаю, - ответила женщина судья, - но в следующий раз поменяемся ролями.
* * *
Немного с того времени воды утекло; больше пыли на полу осело и облако изменилось; на овечьей голове выросли ветвистые рога, с какого перепуга, непонятно; может, небу попалось нечто редкостное; вишнёвые косточки или зажевало оно крем-брюле, не глядя. Кто его знает?!
Вон сидит дура в утке, точнее – в утятнице, под замком и тоже не знает, как долго сидеть ей за ржавой решёткой. Для тех, кто не знает: вольер для курицы называется курятником, для уток – гусятником. Для людей вольер не придумали. Наверное, по той причине, что люди думают, что они ЛЮДИ, а на самом деле их не существует, либо потому что люди думают, что у них есть жизнь, а жизни нет. Что город, что деревня? Что вольер для индюшек – тюрьма тюремная.
А солнышко припекает, а тишина такая, что слышно как муравей ползёт. Утки на воле; по саду гуляют, травку пощипывают.
«Свободу муравьям!», «Свободу рыжим!» Нет, рыжая женщина-дура не орёт, просто ей очень хочется на свободу, на травку и чтоб отвлечься от тяжких дум, она сама себе про себя лозунги сочиняет. Ну, не уголовный же кодекс ей читать?! К тому же в кодексе ничего не сказано о ролевых играх и сетке рабице. Сосед попросил подсобить, натянуть сетку. Она помогла, подержала конец; сосед натянул, как хотел. Потом ещё вином угостил, домашним. Теперь вот на тебе: замок, солнцепёк, решётка – расплата за какую-то минуту удовольствия, за доброе дело. Где справедливость?
- Забор стоит! - кричала она любимому в своё оправдание, - который ты ещё год назад обещал мне укрепить.
Бесполезные крики. Жулик в роли судьи, неумолим: «шлюха, курва рыжая… ты у меня в будке жить будешь, сон мой охранять». Рассерженный мужик страшнее пистолета.
Конечно, они помирятся, если не сегодня, то завтра. Женщина надеется на примирение.
- Который час, любимый?
- Час быть честной женой!
- Кто сказал?
- Шекспир сказал!
- Кто такой, твой начальник?
- Блять тупая! И как же меня угораздило на тебе жениться?!
- Ты меня обижаешь, свою роль я выучила, сам же слова писал, а теперь попрекаешь. Где справедливость? Выпусти меня, здесь так воняет!
- Заткнись!
- А последнее слово?
- Ну?!
- Я тебе не изменяла, не трахалась я с ним. Мы только вино пили.
- Правда твоя хуже моей лжи. Говори, как я написал. Давай, со всеми подробностями.
Женщина притихла. Что бы это значило? Если умолкает мужчина во время ссоры – значит, о чём-то задумался. Если женщина? Это может означать одно – она уже что-то придумала. Молчала подсудимая минут пять, и… разрыдалась, и … заговорила громко, с чувством, как по написанному. Приукрасив собственной фантазией, она таки призналась в измене.
Утки заслушались. Аж облако цвет изменило. Покрылось бурыми пятнами. Как будто блевать собралось.
Жулик остался доволен:
- Верю. Иди ко мне любовь моя. Ты свободна. Я тебя хочу.
В ответ – смех. Нехороший такой, злой. Освобождённая женщина, снимая на ходу футболку, а следом и лифчик уже бежала к соседскому дому.
Жулик не сразу сообразил, что произошло. Конечно, он не ожидал измены; возможно, убьёт курву рыжую и соседа в землю закопает или они его.
Утки крякают. Птички чирикают. А эти игруны доигрались.
Один муравей как бегал туда-сюда в клетке неслышно, так и продолжает бегать, совершенно не замечая ржавой решётки.
Облако, чихнув слепым дождём, убралось восвояси.