Голем : Рабочая версия
15:54 02-05-2014
(По мотивам фильма "Расёмон", реж. Акиро Куросава) * * *
Участковый Лазутин, утерев пот с лица, осторожно повернул набок голову потерпевшего.
Громадный кровоподтек на виске тридцатилетнего водителя маршрутки Тебенадова наводил на мысль, что пострадавший надолго отключён от действительности. Надо бы врача, в чувство человека привести... но врач пока что не прибыл. Неотложка проходила ежесуточный квест «Пробейте пробки!».
– Никому из дома не выходить. Приготовить паспорта и документы! – по-военному отрубил Лазутин, не вдаваясь в точность формулировки, и жильцы семикомнатной коммуналки уныло разбрелись по пещерам.
Чего тут мудрить – бытовой конфликт, размышлял участковый, пробираясь по извилистому коридору, заставленному тазами, лыжами, корзинами и прочей бытовой дрянью. Сейчас доберёмся до сути, строго предупрежу или в отделение отправлю с объясниловкой – и в тридцать вторую, на задержание. Закрывать смутьяна придётся. Опять Нежигайло воду мутит, бороздя берега Фонтанки с плакатиком «Голосуй Против Всех!». Бог, что ли, поскорее прибрал бы старого звездуна... постучав, Лазутин распахнул дверь и вошёл в одну из комнатёнок, самое начало коммунального пандемониума, если считать от прихожей.
– Я, дяденька, нечаянно – дядю Веню! – раскололась, всхлипнув, восьмилетняя Галка, и Лазутин внутренне подобрался: вот он, момент истины!
Преступница продолжала:
– Дядя Веня, как напьётся, боком в туалет пробирается и мебель со стен по дороге сбрасывает. К фигам, это мама так говорит. И кричит по дороге всякое…
Поразмыслив, второклассница решила подробнее не цитировать Тебенадова.
Лазутин попросил девочку успокоиться, и Галка тут же выложила подробности:
– Я только за дверь, и – бах! Он, весь такой, головой в стенку – тресь! Баба-Ираида, такая – ой-й, Боженьки! Лампочку-то в коридоре Петрович вывинтил, не видать ни хрена! Ой, простите, это мама так говорит... Петрович у нас запасливый. Говорит, на вас, жильцов туевых, не напасёшься, у меня целее будет. Он лампочки в вату кладёт, как ёлочные игрушки. А меня арестуют? Я тогда мишку с собой возьму и куклу Катьку, а маме скажу, что в булочную! Чтоб она на вас не ругалась...
Посопев, Лазутин встал и закрыл блокнот:
– Посиди пока в комнате. Никому не открывай! Я с твоей мамой поговорю…
– Так-то он смирный, Венька! Дурной только, если выпьет. Свезло мне с соседушкой... помню, аккурат перед обедом сковородку с общей кладовой забирала. Иду на кухню, а он по стеночке навстречу шуршит. Да ясен пень, на стакане! Выходной у него, таксёр же – сутки через двое. Огреет свежую поллитру и гудит, как самовар! Прохожу мимо, чувствую – вместо стеночки меня за сиську хватает! Простите. Я и отмахнулась от него, сковородкой-то… машинально, прости Господи! Пьяный Венька вечно мне проходу не даёт. Потому что я ему не даю… ой, простите, это лишнее... то есть, личное. Вот. А потом, слышу: развернулся он от удара, грохнулся мордой в стремянку, и на пол – брык! Куда ему сковородкой-то прилетело? Да почём мне знать! Доигрались в дочки-матери... тут Галка моя чего-то ринулась в коридор. Двери в комнату приоткрыла, светлей в коридоре стало. Гляжу, а он не шевелится… ой, страху-то! Я и побежала вам звонить, Иван Никодимыч. Не знаете, за Веньку много дадут? Галку только-только на продлёнку пристроила. Работу поприличней нашла, недалеко от дома… аааа-ааа… ыыы-ыы...
– Не реви, Томка! Никто тебя не посадит, – с досадой сказал Лазутин.
Он убрал блокнот и зашагал по коридору к соседней двери.
На стук инспектора дверь мигом распахнулась, и в щель просунулась растрепанная старушка. Подслеповато стрельнув глазками в обе стороны, жиличка бойко втащила инспектора за рукав.
– В Веньке Тебенадове бес сидит! – убеждённо сказала Ираида Афанасьевна, былая труженица вредного производства. – В ванной пол обоссыт, а не вытрет, как ни проси! И свет на кухне не гасит. Сегодня с ним опять поругались. Я свою стремянку от Семён-Петровичевых дверей назад хотела переставить, Петрович вечно норовит её уволочь. Гвозди в пол мне вколачивает, чтобы я ноги рвала... тут Веньке-то стремянка и помешала! В Семён-Петровиче? Не бес, а легион в нём бесов сидит! И тут я, старая, согрешила. В дверь выглядываю, что-то тёмное шевелится, и будто – с рогами... ну я, с молитовкой Ксении-избавительнице, возьми и стукни с перепугу! Чем стукнула-то... а-а, я ж бельё гладила! Утюжок чугунный, сестра на Рождество подарила. Им и поднесла Веньке, прости-Господи душу грешную! Ну, мне-то, старой, в тюрьме долгонько не усидеть. Сквозняки у вас. Сырость, небось. Постирать негде…
– Побудьте у себя, Ираида Афанасьевна! Я ещё зайду… если потребуется, – произнёс Лазутин с натугой. Перевёл дух и вышел на кухню, перекурить.
Пора было связать концы с концами… но на табурете возле окна сидел одетый в красную майку с надписью "
Долги отдают только трусы!" и застиранные треники небритый, грузный старикан, отсалютовавший инспектору засаленной поварёшкой.
– Вы будете... э-э, Семён Петрович? – спросил Лазутин, заглядывая в блокнот.
– Дак, а что? Седьмой десяток – Семён Петрович! Но Веньке я и трезвому бы рёбра пересчитал. Регулярно, гад, суп отливает… мой, конечно, а чей ещё! Не Ираидины же помои. Я уже дважды на стене кастрюли рисочку помечал. Посижу-послушаю, выйду-проверю – нате, нет уже пол-тарелки! Вот Бог его и наказал. Я стремянку Ираидину выталкиваю из комнаты, а Венька мимо шарашится. Ну и хлобысь, пьяная харя, мордой-то своей – прямо в стремянку! Только мне, гражданин участковый, не прёт херачить в тюрьму… непредумышленное отсиживать, если Венька, гад, надумает кони двинуть! Чего в коридоре так темно? Так Ираида ж лампочки бьёт! Только вкручивать успеваю. У меня неприкосновенный запас, ага. На сорок метров одна лампочка – разве не достаточно? Сороковатка… слабовато? А экономить нас зачем призывают? Тамарка, лахудра белобрысая, на телефоне по часу треплется – а мне, может, дозвониться не могут! Кому надо? Да никому уже не надо, я на пенсии третий год… но всё-таки, дело принципа! Куда вы, гражданин инспектор? Мне что, в наручниках придётся идти? Так я другие брюки надену, попроще. Треники штопанные, но пару лет ещё простоят…
.
– Ну, что там с бытовым, Лазутин? Реальный трупешник? – участливо поинтересовался дежурный по отделению.
– Живой, слава Богу! – отмахнулся Лазутин. – Только бессознательный... бытовая травма. Отправили по скорой, Мариинка сегодня дежурит. Криминала никакого. По показаниям соседей, зацепился спьяну за половицу, да и хряпнулся виском о кухонный стол! Такая, понимаешь ли, рабочая версия…
– Да уж, по пьяни чего не бывает! – со знанием дела отозвался дежурный. – Рули теперь на Фонтанку! Нежигайло там с утра жжёт и рушит…