Тоша Кракатау : Бедные Иры.

В последнее время в интернете витает воинственный дух. Кризис на Украине будоражит умы пользователей, и они, видимо, полагая, что линия внешней политики РФ будет недостаточно жесткой без их непосредственного участия, неистово стучат по клавиатуре и яростно дергают мышь. Призывы убивать и обещания скорой расправы отпускаются с такой легкостью, будто это приглашения поиграть в Counter Strike. Даже вице-премьер России заявил, что готов покинуть свой пост, чтобы занять почетное место в окопе на юго-востоке Украины. Общественность замерла в предвкушении, но политик не уехал стяжать себе посмертную славу под пулями, а остался в кабинете в Москве, продолжая делать на весь мир невменяемые заявления.

В этой связи (а может быть и безо всякой связи) вспоминается мне одна армейская история, которую я хочу теперь рассказать. Сразу вынужден разочаровать кровожадных читателей: россыпей кишок, оторванных конечностей и эффектных взрывов в моем повествовании не будет. Зато вам откроется картина военной службой без прикрас. Те из вас, кому не довелось служить, поймут, что служба не состоит из одних только отчаянных атак и стремительных бросков (в которых, впрочем, тоже ничего хорошего нет), но также из повседневной армейской рутины.

Было это году в двухтысячном или две тысячи первом. Командиры нашей части ждали проверки из окружного штаба, ну а мы как всегда ждали только одного – дембеля. В Израильской армии, как вы наверняка знаете, служат девушки. И вот одну такую девушку командировали в нашу часть. Звали ее Ира. Она была коренастая невысокого роста, волосы на голове были черными вьющимися и очень непослушными. У нее были неровные зубы, мясистый нос и густые брови. Вообще растительностью природа наградила Иру сполна. Руки у нее были тоже волосатые, ноги короткие и такие как бывают у людей увлекающихся конным спортом. Осанка у Иры была не идеальной настолько, что складывалось впечатление, что у нее серьезные проблемы с позвоночником. К тому же на спине юной амазонки угадывался небольшой горб. Надо заметить, что на общем фоне кадрового состава нашей части Ира со своей внешностью практически не выглядела белой вороной.

В часть набирали солдат, которые в силу своей социальной или физической неполноценности нуждались в регулярных увольнительных. Проще говоря, солдаты нашей части в шесть вечера с чистой совестью отправлялись по домам, а к половине восьмого утра должны были явиться на построение. Это были дети неполных или малообеспеченных семей, юноши и девушки со слабым здоровьем и просто клинические идиоты, которых призывная комиссия по какой-то неведомой причине признала годными к военной службе. Мне лично пришлось несколько раз удариться о бетонную колонну головой, чтобы доказать свою непригодность к несению службы в бригаде моторизированной пехоты на Голанских высотах, куда меня было определили. После этого, видимо опасаясь, что мой череп в состоянии повлиять на несущую способность колонны, девушка офицер с грустными раскосыми глазами, определила меня в часть, которая базировались в десяти минутах езды от моего дома. Пускай эта часть будет носить номер 4646.


С самых первых дней своего пребывания в части, Ира вызвала живой интерес Виталика. Сложно сказать, что именно руководило Виталиком, но он постоянно искал встречи с Ирой. Возможно, ему было интересно, как такое существо смогло дожить до призывного возраста. Не исключено, что он пытался определить, какие биологические процессы повлияли на развитие болезного организма солдатки, впрочем, маловероятно, что Виталик был настолько образован.

Виталика перевели в нашу часть на втором году службы, на том основании, что у него обнаружили несовершеннолетнюю жену и грудного ребенка. Надо отдать ему должное, он умудрялся служить механиком, посещать по вечерам курсы в колледже, и при этом, уделяя сну три-четыре часа в сутки, быть всегда бодрым и улыбаться. Улыбка почти никогда не сходила с его широкого лица. Он был среднего роста, очень плотным, крепко сбитым. Кубической формы голова с рыжей шевелюрой, минуя всякую шею, немедленно переходила в мощные покатые плечи. Маленькие, близко посаженные веселые глаза, смотрели открыто и насмешливо. Он был армянским евреем. К слову, среди израильтян для армянских, молдавских, украинских и многих других евреев бытует емкое и точное определение - русский.

Судя по его рассказам, отец воспитывал его сурово и даже, можно сказать, по воровским понятиям. Чего совершенно точно не привили Виталику его родители, так это комплексов. Виталик быстро освоился. Наши «деды» попытались было показать ему кто в роте главный, но наткнувшись на бесстрашный взгляд и оценив кувалдообразные руки, отступились и стали делали вид, что не замечают его высокомерно.


Было бы неправильно утверждать, что одна только Ира была для Виталика объектом внимания и мишенью для простоватых острот. Он подшучивал практически над всеми, но само собой, наиболее заметные персонажи вроде дистрофика-электрика и его командира заики страдающего нервным тиком занимали его куда больше остальных. Очень он любил полоумного акселерата прапорщика, который верещал на иврите такой безумной скороговоркой, что научиться понимать, что он говорил, можно было только через три или четыре месяца ежедневных попыток общения. Гэз, так его звали, выполняя функции механика, совершал огромное количество ненужных движений, пребывая в постоянном возбуждении. Виталик любил задавать ему детские загадки и сам радовался с как дитя, когда они ставили недалекого прапорщика в тупик. Надо заметить, что в тупик Геза ставили практически все загадки, и особенную радость Виталику доставляло то, что некоторые загадки вгоняли прапора в ступор повторно, потому, что даже запомнить разгадку прапорщику иной раз было трудновато.


У Иры на гражданке был парень. Длинный волосатый и добродушный металлист. Прозвище у него было Викинг. Надо думать, он сам себя так назвал. Выглядел он как Чиграков из группы «Чиж и СО» в годы своей хипповой юности, когда алкоголизм еще не вылепил его окончательную физиономию. Виталик как-то раз видел Викинга в автобусе. В его пролетарском мозгу никак не укладывалась противоположность грозного прозвища и безобидного вида Иркиного бойфренда. Он, почему-то, воспринимал это чуть ли не как личную обиду. Позже Ира как бы невзначай, проговорилась, что у нее самой есть не менее звучная кличка. Когда Виталик узнал, что Иру в кругу друзей зовут «Пантера», он ржал как ненормальный минут сорок. С тех пор он стал часто повторять, обращаясь к сослуживцам: «Вы не смотрите, что Ира такая страшная. Она в постели горбом ого-го как вертит. Пантера!».


Однажды в части появился новенький. Это был молодой лейтенант полный сил и амбиций. Долговязый парень, неглупый, принципиальный, но совсем желторотый. Как и многие молодые офицеры, он пытался взять на себя больше, чем от него требовалось, слишком суетился, но это было в порядке вещей. Это не могло сделать его посмешищем в глазах русскоязычных солдат. Но было кое-что, что очень даже могло. Его имя. Звали офицера Ира. Его по паспорту звали Ирой. Папа звал его Ирой, мама звала его Ирой. Даже лысый майор, помешанный на бронетехнике звал его Ирой.

Надо ли объяснять, что Виталик просто не мог обойти вниманием такой замечательный повод. Как только лейтенант на своих длиннющих ногах появлялся в нашем ремонтном ангаре, Виталик бросал работу, и принимался орать во всю глотку: «Ираааа! Ирочка!!! Ираа!!!!». Ира останавливался, в растерянности озираясь по сторонам. Тогда Виталик вылезал из-под грузовика, с которым возился и подбегал к офицеру с вопросом. Вопрос обычно был следующего содержания: «Ира, а почему у машины все покрышки черные?» или «Ира, а сколько времени нужно, чтобы у танка колеса накачать». Виталик понимал, что лейтенант еще не провел достаточно времени на военной службе, чтобы всерьез отвечать на такие вопросы, но ответ ему был не важен. Важно было назвать офицера по имени. Ира начинал сердиться и тогда Виталик расплывался в блаженной улыбке идиота.
- Гыыыыы, - тянул он самозабвенно. А потом неожиданно предлагал:
- Спой песенку!

Поскольку в израильской армии не принято бить солдат сапогом по зубам, а квалифицировать предложение Виталика как оскорбительное юный офицер не мог, он предпочитал сделать вид, что не расслышал предложение подчиненного.
Дистрофик-электрик был персонажем во многих смыслах примечательным. При росте ниже среднего он весил килограммов сорок. На его непропорционально большой и асимметричной голове красовалась модная в то время прическа, короткая с боков, с высоко поставленными, наподобие колючек, волосами, что придавало ему сходство с дикобразом, попавшим под внедорожник. Он имел привычку расхаживать с мобильным телефоном и оглушительно громко в него говорить. Было очевидно, что ему хотелось, чтобы его личная жизнь стала предметом обсуждения окружающих. То он устраивал сцену ревности и сыпал в трубку ругательствами и угрозами. То уговаривал какую-то девушку встретиться с ним вечером, диктуя ей, во что именно она должна одеться. То решал какие-то «важные» финансовые вопросы со знакомыми. Складывалось впечатление, что на самом деле он ни с кем не разговаривал, а только делал вид. Его командиром был прапорщик Дима долговязый и тощий, нескладный и страшно заикающийся. Регулярно можно было наблюдать следующую картину.
Дистрофик после долгих мучений снимал с грузовика аккумулятор, в раскорячку тащил его метров десять, и ронял на землю. Затем он, как птенец, выпавший из гнезда, принимался верещать: «Дима, Д-и-и-и-ма!». Дима некоторое время делал вид, что не слышит пронзительных воплей, надеясь, что он заткнется. Но он не затыкался. И тогда прапорщик вылезал из каморки набитой электроинструментом, и, размахивая своими длинными худыми руками, заикаясь и матерясь, шел на помощь. Дистрофик настаивал на том, чтобы аккумулятор они тащили непременно вдвоем, что было очень неудобно, потому, что Дима был вдвое выше своего подчиненного. Дима пытался вырвать аккумулятор у дистрофика, но тот, желая внести свою лепту и не уронить несуществующий авторитет, цеплялся за прибор изо всех сил. Наблюдать за полной трагизма и муки сценой переноса аккумулятора собиралась, чуть ли не вся ремонтная часть. Наряду с дистрофиком-электриком Димину жизнь осложнял сильнейший нервный тик. Как только Дима начинал волноваться, а делал он это по любому поводу, подбородок ему начинало сворачивать к левому плечу, при этом челюсть издавала громкий щелчок. Сложно передать, как сильно этот природный недостаток радовал Виталика. Беседуя с Димой, Виталик живо откликался на каждый тик. Диму передергивало, и Виталик тут же мотал своей головой, преувеличенно копируя невольное движение собеседника. Дима злился и начинал отщелкивать челюстью чаще. Виталик расплывался в довольной ухмылке и мотал головой что есть сил. Стороннему наблюдателю могло показаться, что два мастера бесконтактного астрального каратэ, вступили в смертельный поединок.


Офицеры и прапорщики, как уже было сказано, готовились к проверке из центра. Учитывая особенности личного состава, ясно было, что перед ними стоит нелегкая задача. Больше всех переживал начальник кухни. Это был полный бородатый прапорщик. Кстати, словосочетание «полный прапорщик», по моему разумению, можно было бы учредить в качестве высшего звания для контрактников, не прошедших офицерские курсы. Прапорщик, затем Старший прапорщик и, наконец - Полный прапорщик. Однако учитывая консервативность армейского устава, моя новаторская идея вряд ли будет принята ближайшее время. Так вот, начальником кухни был полный бородатый прапор. У него были большие похожие на маслины черные выпученные глаза. В преддверии инспекции прапорщик заметно нервничал. Кухня снабжалась продуктами по-израильски хорошо, но кормили нас довольно таки паршиво. Объяснялось это разгильдяйством солдат, несущих службу в качестве поварят, а также тем фактом, что время от времени, плотно груженный личный автомобиль начальника кухни, отправлялся в направлении продуктового рынка. Начальник кухни, нервно теребя бороду, расхаживал по своим владениям с выпученными глазами и раздавал указания. Поварята носились как угорелые со щетками и тряпками. Толстый прапорщик напоминал обожравшегося эйфоретиков Санта-Клауса, который внезапно вспомнил, что пришла пора рождественских подарков и срочно собирает эльфов в поход. Похожее оживление царило во всех уголках части №4646. Механики чистили инструмент, кладовщики приводили полки в порядок, в штабах пытались найти важные документы.


Единственные люди, которых почти не коснулась суета, были дозорные. Эти солдаты делали в течение всей службы всего три вещи. Они ели, они спали, они сидели в дозоре на вышках. Сидя на вышке можно делать только одно – смотреть по сторонам. Нельзя читать, нельзя говорить по телефону. Желательно, ни о чем не думать. Иногда ночью прилетает сова, неслышно садится на бортик вышки за спиной часового, и будто нарочно ждет, пока часовой обернется и неожиданно увидит на расстоянии вытянутой руки два светящихся блюдца глаз. Однообразие и бездеятельность настолько угнетающе действовали на психику, что срок службы у дозорных был на год меньше, чем у других солдат. Однако не всех это послабление спасало. Сидя часами, изо дня в день на табурете посреди пустыни в железной клетке вышки, многие теряли рассудок. Случались галлюцинации. Часто по ночам слышались выстрелы. Дозорным мерещились арабы. Регулярно солдат отправляли прямо с поста к военному психиатру.

Среди дозорных части №4646 было несколько парней попавших в пустыню из курортного города Эйлат, где они, до призыва, почти круглый год гоняли по волнам на досках под восхищенными взорами туристок. И вот призыв, набитый автобус. Сбритые волосы на полу. Короткий курс молодого бойца. Автомат, железная вышка и голая пустыня с четырех сторон. Они тосковали по морю. Они вставали босиком на свои пружинистые койки и балансировали, расставив руки. Они кричали друг другу: «Смотри, какая здоровая идет! Не зачерпни носом!»
Перед инспекцией командиры велели им только чище обычного вымыть казарму, и перестали обращать на них внимание. Как оказалось, зря.


А у Ирочки случилась радость. К ней прикрепили новенькую. Звали ее Мариной. Марина была длинная как жердь и очень худая. У нее были черные волосы выше плеч и правильные черты лица, и она могла бы быть привлекательной, если бы не ее взгляд. Это был взгляд дикого зверя загнанного в угол и готового драться за свою жизнь. Марина была очень нервная. Виталик, увидев ее, чрезвычайно обрадовался. Поскольку Марина подружилась с Ирой, Виталик, недолго раздумывая, записал ее в свой цирк уродов. И сразу начал доставать нескромными вопросами и детсадовскими шутками. Марина взбесилась и пригрозила привести друзей, которые измордуют Виталика в городе. Виталик долго смеялся, а потом попросил оголить грудь. Девчонки скооперировались и решили применить силу.

Дело было в штабе в обеденный перерыв. Ира бросилась на Виталика с ногтями, а Марина схватила толстую папку с документами. Одной рукой Виталик перехватил обе руки Ирочки, а другой отобрал у Марины папку и заехал этой самой папкой Марине по голове. Потом он схватил Марину за оба запястья. Словно гигантский небритый пупс, бессюжетно играющий тряпичными куклами, Виталик, невинно улыбаясь, начал методично постукивать Ирой об Марину. Девушки в нелепых позах покорно колебались, как пассажиры в битком набитом автобусе, несущемся по ухабам. И только окончание обеденного перерыва заставило Виталика прервать экзекуцию. Он зашвырнул солдаток в угол и ушел менять масло в Хаммере.


Комиссия из окружного штаба появилась на территории части №4646 совершенно неожиданно, но в заранее согласованное время. Проверку начали с кухни, где все прошло более-менее гладко. Стали опрашивать солдат на предмет жалоб по поводу питания. Один начал было объяснять, что он заработал себе гастрит за полгода службы, но увидев огромные влажные глаза командира кухни, в которых читался упрек и мольба, он осекся и замолчал. Комиссия проследовала дальше к казарме дозорных солдат. Наши прапорщики услужливо семенили впереди, снабжая комиссию необходимыми комментариями. Посреди двора, напротив входа в казармы стояла большая лужа. У лужи сидел дозорный на маленьком раскладном табурете. Из одежды на нем были только ярко оранжевые шорты с логотипом производителя досок для серфинга. В руках у него была удочка. Он сосредоточенно наблюдал за лужей. Время от времени он поднимал удочку, проверяя приманку на конце лески, и снова погружал ее в воду. Комиссия окружила дозорного. «Что здесь происходит?!» - зашипел на дозорного старший прапорщик. Дозорный поднял на него спокойные меланхоличные глаза и произнес: «Тише, они такие пугливые». Председатель комиссии сказал: «Гм». Прапорщики инстинктивно вытянулись. Кто-то попытался отшутиться. Председатель комиссии не улыбнулся. На его сосредоточенном лице абсолютно ничего нельзя было прочесть. Такая неопределенность внушала нашим прапорщикам ужас.

Дозорного убрали, комиссии в срочном порядке стали показывать оружейный склад. Там хозяйничал очень старый и всеми уважаемый прапорщик. Оружие у него содержалось в строжайшем порядке.


Тем временем на ступеньках штаба Виталик о чем-то беседовал с Ирой. Ира кокетничала. Сказывался дефицит мужского внимания. Виталик, обсудив погоду и последние распоряжения полковника, по обыкновению начал подкалывать собеседницу. Ира поначалу делала вид, что поддерживает шутливый разговор. Потом начала медленно наливаться краской. Несколько раз крикнула: «Виталик, заткнись!». И после очередного выпада в сторону ее любимого Викинга перешла в физическое наступление. Ира замахнулась на Виталика своей волосатой ручонкой. Виталик сделал опережающее движение и схватил ее за череп, как баскетболист-гигант берущий мяч одной пятерней. Ира молотила руками воздух и визжала: «Виталик, тебе конец, я тебя убью, замолчи, скотина!». Виталик держал ее в полусогнутом состоянии за голову на вытянутой руке и улыбался. Удары разъяренной пантеры не достигали цели, но она не прекращала отчаянных попыток. Виталику стало скучно и он начал кистью медленно вращать Ирин череп по оси позвоночника. Ира, продолжая молотить руками и истошно верещать, извивалась, словно папуас, вошедший в транс ритуального танца.
Внезапно Виталик почувствовал спиной чей-то взгляд. Он обернулся и увидел комиссию в полном составе. Они, молча, наблюдали. Виталик повернул Ирин череп глазницами в сторону комиссии и Ира затихла. Виталик отпустил ее.


У председателя комиссии была поднята левая бровь. Его подчиненные были бледны как смерть. Бровь председателя не понималась в шестьдесят седьмом под минометным обстрелом на сирийской границе. Эта бровь находилась на своем месте во время подавления волнений в Секторе Газа. Бровь не шелохнулась когда в десяти шагах от нее, юный фанатик стрелял в главу правительства Ицхака Рабина. А сейчас левая бровь председателя комиссии была выше правой на два сантиметра. Это была катастрофа.

После этого прапорщики и офицеры нашей части с содроганием ждали расплаты. Ну, а мы, солдаты, как всегда ждали одного только дембеля. Вскоре он пришел к Ирочке. Девушки служат меньше парней. А ее подруга Марина не дождалась дембеля, ее комиссовали после нескольких посещений военного психиатра. Прошло еще немного времени, и пришел мой черед сдавать форму на склад. Виталику оставалось трубить еще несколько месяцев.

Года через полтора, я встретил его в городе. Мы перекинулись парой слов. Он рассказал, что работает мастером на стройке. Я мысленно пожелал стойкости и крепкого здоровья его рабочим.