Егор Рубен : Молчаливый старик

Молчаливый старик

1
Случилась так, что одного дня я попал в больницу. Подхватил какую-то инфекцию на планете Сириус. Хорошая планета. Необычная. Всегда лето на ней, редкие и красивые цветы, животные. Прекрасные девушки. Вот от одной-то из них, я, по всей видимости, и подхватил инфекцию…
Я экспедитором работаю. Перевожу различный груз с одной планеты на другую, спектр товаров широк (от продуктов до различной техники). Короче, прыгаю, как кузнечик с одной планеты на другую.
Палата, в которой теперь я лежал, была двухместной. Две жесткие кровати друг напротив друга. Две старые тумбочки. Обшарпанные стены, пол ледяной. Да, тяжело мне будет поправиться в таких условиях. Да еще и у врача, который положил меня в эту палату, физиономия была, словно он кролика запустил в клетку с удавом. Уж, чересчур он подло выглядел, когда направлял меня в эту «замечательную» палату. Но все это лишь цветочки, а ягодки должны вот-вот подоспеть…
Два дня я пролежал на кровати, глядя в потолок. Домой не пускают, да я б и не поехал, ведь я из села. А лежу в городе. До села тридцать километров. Нет, уж лучше я здесь перетерплю, а затем со спокойным сердцем и здоровым орга-низмом двину домой. В мое любимое село.
Ах, да. В туалет ходить очень больно. Такое чувство, что писаешь горячим элем. Да и цвет похож.





Колют уколы три раза в день в заднее полушарие. Очень больно! Особен-но, если укол витамина, да еще и в сосуд угодят, тогда уж, что называется не до смеха. Выходишь из кабинета медсестры, а идти не можешь из-за боли в заднице. Еле до кровати доходишь. Около получаса надо, чтобы боль утихла. Различные процедуры прохожу. Короче, лечусь, как того требуют врачи.
Столовая просто ужасная! От одного вида ее, уже аппетит проходит. А еда! Еле проглатываю! Питаться, ведь надо чем-то. Из дому некому продукты приносить, поэтому приходиться терпеть всякую бурду.
Книжки я не люблю читать, кроссворды тоже не люблю, телевизор не раз-решают смотреть, поэтому и провожу время в своих мечтаниях, если конечно боль в заднице позволяет мечтать, а то ведь мешает сконцентрироваться.
Ну, вот и настал тот день, когда и ягодки подоспели…

Как-то, вернувшись, в очередной раз с болью в заднем полушарии, я понял, что у меня появился сосед. Это был старик. Он был очень толстым, седые короткие волосы, маленький носик и остекленевшие глаза. Когда я зашел, он неподвижно сидел, уставившись на мою кровать. Я поздоровался, но он не ответил мне взаимностью. Я больше ничего не сказал, лег на кровать, и через некоторое время заснул крепким сном.
Снилось мне, конечно же, мое любимое село. Мой славный домик, кото-рый я построил собственными руками. Мой любимый сад. Любимый песик. Как он теперь? Из-за этих вечных скитаний по планетам, пришлось отдать соседке, чтобы ухаживала за ним. Главное, чтобы голодным не был. Также мне снилась наша быстротечная река. Мы плавали в ней, а течение уносило нас куда-то вдаль. На бережку резвились детишки, запуская воздушного змея. Хмурые и сосредото-ченные рыбаки сидели на камнях, закинув свои удочки в надежде поймать круп-ную рыбу. А течение все несло и несло нас куда-то.





Проснувшись, я снова увидел белый потолок. Как же мне хотелось скорее вернуться домой! Забыть эту паршивую больницу, забыть этот противный запах лекарств, которыми пропитаны все больницы.
Я начал бормотать что-то вслух. Но потом резко замолк, вспомнив, что в палате я не один. Я глянул на соседнюю кровать. Вот диво! Дед продолжал, мол-ча, сидеть, уставившись на меня остекленевшим взглядом. Я спросил все ли с ним в порядке, но он не ответил. Ну, да ладно, подумал я и отвернулся к стенке.
Затем я сходил на процедуру. Нехотя поплел в столовую. Как обычно, с ог-ромным трудом поел. На этот раз была какая-то капуста с жирным куском сала. Меня чуть не вырвало от нее. Как бы понос не прибрал. От одной болячки лечат, другой заразят. Надеюсь, что меня скоро выпишут отсюда, и тогда я уж, навер-стаю дома. Картошечка с жареными грибочками, лучок, чесночок, самогоночки выпью. Эх! Так хочу домой!.. Тем более скоро отпуск у меня. Не хочется в боль-нице провести его. Врачи, сказали, что еще примерно неделю меня здесь продер-жат. Что ж, буду терпеть. Вылечиться ведь тоже хочется.
Зайдя в палату после столовой, я оторопел. Дед продолжал все также, мол-ча сидеть, уставившись на мою кровать. Что за черт? Спросил опять, все ли с ним в порядке. Молчит окаянный! Спросил, как его зовут. Спросил про его болезнь. Спросил сколько времени. На все мои вопросы я получал лишь один ответ - мол-чание, и остекленевший взгляд на мою кровать. Что за чертовщина! Может, его не туда отправили! Может, ему в сумасшедший дом надо! Или мне! Спрашивал у медсестер, спрашивал и врачей, говорят, что не мое дело, какая у него болезнь. Сказал про его странное поведение, говорят, что с ним все в порядке. Ходит на уколы и на процедуры. Но, как он ходит, черт побери, если он все время сидит неподвижно в палате, уставившись в одну точку. Может, он ходит на процедуры, когда я сплю? А, что он ест? Ведь завтрак, обед и ужин у всех в одно время. Мо-жет заныкал что? Да ест в тихоря. Ни черта не понимаю!





Вечером та же картина, сидит словно памятник. Не двигается вообще! Я за ним долго наблюдал, так он даже не моргает! Представляете! Ни разу не поше-вельнулся и не моргнул! Что за ересь такая? Его взгляд этот, у меня уже в печен-ках сидит! Я и к стенке отворачиваюсь и лицом в подушку. Не помогает и все тут. Чувствую его остекленевший взгляд на себе. Бесить начинает!
Дождавшись утра, не сомкнув глаз при этом (мне даже страшно спать, ста-ло, мало ли), я пошел проситься у врачей в другую палату (дед продолжал си-деть). Чуть ли не умолял! Говорят, что все палаты заняты. Брешут! Я точно знаю, что брешут, окаянные! Я попросил отпустить меня домой, не разрешили. Сказали, что не вылечился еще. Да я и сам знаю, что не вылечился, ведь в туалет по-прежнему неприятно ходить.
Просидел весь день в коридоре. Так старик-то ни разу не выходил, пока я в коридоре сидел! Он, что даже в туалет, не ходит что ли?! Мать его так, окаянного!
Вечером зашел в палату. Сидит, сволочь! Я стал тормошить его за плечи, никакого результата, словно тряпичную куклу тормошу. Бил оплеухи. Кричал, махал руками перед его лицом, плюнул в него, в конце концов! Все без толку.
Да еще и палата, как спичечный коробок, спрятаться некуда. Не буду ж я днями сидеть в коридоре, как собака. И время шло, как назло очень медленно. Сбежать что ли? Так не вылечился еще.
Придется терпеть этого старого хрыща! А, что еще делать. Я уже и читать начал. Взял книгу в соседней палате («Космическая одиссея» какая-та). Три пала-ты в отделении и во всех одни старики. Они, что на старости лет решили по дев-кам побегать? Наверное, нахватались всякой заразы. Из-за этого деда, в моей пла-те, я и к другим старикам начал чувствовать неприязнь. Но все-таки попросил у заведующего отделением с кем-нибудь поменяться (уж лучше с другими лежать), так в ни какую!
Словно назло все это подстроили, скоты проклятые!






Вот еще один день прополз, а дед все также сидит. Я снова к врачам, а они мне: «Это не ваше дело! Идите к себе в палату и не мешайте работать нам!» Сво-лочи они все, кто же еще!
Что же делать мне? Задушить его что ли? Так он и так, как труп, только дышит, да и сердце вроде бьется.
Сходил еще раз к врачам поинтересоваться, когда меня выпишут. Услышав их вердикт, у меня аж глаза повылазили из орбит, и ноги подкосились: «Как?» «Вот так! У вас осложнение!» «Как осложнение?» «Вот так! Надо было дергаться меньше! Раньше чем через две недели никак!» Заявил мне врач и выставил из сво-его кабинета. Нет, две недели в этой проклятой больнице я не вынесу! Я сойду с ума!
Меня уже просто тошнило от этого деда и от этой проклятой больницы! И я решил убежать домой. Но, как пройти через заведующего и охранника, который все время находится у входа в больницу. Тогда мне пришла в голову идея, спус-титься через окно (моя палата была на третьем этаже). Я сделал себе веревку из простыней и одеял. Да, кстати, когда я позаимствовал у деда простынь и одеяло (мне не хватило своего комплекта белья), то он даже ни шелохнулся. Разве, что, когда я вытаскивал из-под его жирной туши простынь и одеяло, мне пришлось немного оттолкнуть его. Я аж весь вспотел, когда вытаскивал.
Затем дождался глубокой ночи, и вперед, навстречу к дому!

2
Спустившись с горем пополам, я огляделся по сторонам. Словно из тюрь-мы или концлагеря какого-нибудь бегу. Самому смешно стало. Убедившись, что вокруг все спокойно, я трусцой побежал к забору. Еще раз огляделся, перелез его, и выбежал на шоссе, в надежде остановить какой-нибудь транспорт. Было очень холодно, а на мне лишь спортивное трико, водолазка и тоненькие кеды на ногах.


Положили в больницу, и не дали нормальных вещей из дому взять, извер-ги. Как бы воспаление легких или еще что-нибудь не подхватить. Не хочу я боль-ше в больнице лежать, ни в этой, ни в какой-нибудь другой. Нет уж, увольте.
Больница за городом была. Дорогу я знал, где село мое. Поэтому не стал дожидаться счастливого случая и быстрым шагом устремился в сторону села, от греха подальше из этих мест.
Становилось все холоднее, я ускорил шаг. Затем немного пробежался, теп-лее стало, но ненадолго. Боже, я же заболею! Я молил бога, чтобы этого не про-изошло.
Наконец, я услышал позади себя рев мотора. Я обернулся. Мои глаза рас-ширились, ведь я увидел автомобиль, который двигался в мою сторону. Свет фар не сразу позволил разглядеть его. От радости я выбежал на центр дороги и начал размахивать руками, еще б немного я бы точно взлетел. Слава Богу, что автомо-биль затормозил. Автомобиль сильно смахивал на старый запорожец, только ка-кой-то не такой. За рулем сидел мужичок лет сорока-сорока пяти в кепке с надпи-сью I like to fly. Надпись аж светилась. Фосфорная что ли? Ну, да ладно, главное, что он остановился. Все равно я в английском ни черта не понимаю.
На мое счастье мужичок ехал в ту сторону, куда мне надо было. И с радо-стью согласился меня подвезти. Есть же хорошие люди!
Усевшись на соседнее сиденье, я понял, в чем разница этого автомобиля от запорожца. Вместо руля у него был один рычаг, которым мужик, по всей видимо-сти, и управлял. Какие-то кнопки, которые я раньше никогда в запорожцах не за-мечал. Но одна все-таки неприятная деталь осталась от запорожца. Мужчина я достаточно высокий, поэтому мои колени доставали до моих ушей, как и в запо-рожцах. Ну, лучше уж так, чем пешком плестись по ночному шоссе.
Только через пару минут я догадался, что значит надпись на кепке мужич-ка I like to fly.






Перед тем, как двинуться в путь, мужичок долго нажимал на эти самые мне неизвестные доселе кнопки. Затем повернулся ко мне лицом и произнес: «Ну, что! Держись крепче, каб не сдуло! Ха-ха-ха!» Я не на шутку перепугался. Затем мужичок передернул рычаг, что-то завизжало, словно шавка в подворотне и автомобиль резко дернулся с места. Мы мчались по ночному шоссе со скоростью сто сорок километров в час. Меня придавило к сиденью. Я кричал, чтобы он сбавил скорость, но он только увеличивал скорость и все время ржал, как конь в конюшне. Вот уже сто шестьдесят, сто семьдесят. Я понял, что если и дальше будет так продолжаться, то мне настанет конец. Скорость двести десять, двести двадцать. Затем, автомобиль медленно начал отрываться от земли. Теперь я точно осознал, что это не запорожец и что означала надпись на его кепке.
Мы парили над землей, словно ангелы небесные. Над нами только темный густой лес. Одной рукой я держался за дверцу, боясь, что она откроется на лету, другой рукой я держался за сердце, боясь, что оно выпрыгнет. А мужичку хоть бы что. Он спокойно правил рычагом, напевая что-то при этом. Затем достал из-под сиденья прозрачную бутылку с какой-то мутной жидкостью, вынул пробку зуба-ми и стал лакать из нее. « Будешь?» - спросил он у меня, затем. Я ответил, что не буду. «Как хочешь» - Спокойно отрезал он и снова принялся лакать. Вы не пред-ставляете, что я чувствовал в тот момент. Я весь дрожал от страха.
Хорошенько налакавшись, мужичок продолжал горланить во все горло ка-кую-то песню. Я понял, что он пел что-то про летчиков-испытателей. «Держись крепче, щас я тебе покажу, что такое высший пилотаж! Ха-ха-ха» Язык у него уже совсем заплетался. Но я понял, что он не блефует. Перекрестившись, он плавно начал тянуть рычаг на себя, мы поднимались все выше и выше. Затем… Ой, Боже! Мужик стал проделывать пируэты в воздухе. Вот теперь-то мне точно конец, подумал я, ведь мужик-то был пристегнут, а я, к сожалению нет. Я кувыркался по всему салону, словно кубик в игре кости. Ударялся обо все, во что только можно было. Я был в отчаянии. Вся жизнь пролетела перед моими глазами.




Перед тем, как удариться головой я успел написать в штаны, я почувство-вал теплую жидкость, которая текла по моему телу. Затем темнота перед глазами, и я отключился.
Без сознания я пробыл недолго. Очнувшись, я стал проверять все ли части моего тела на месте. Я чувствовал, что мы стоим на твердой поверхности. Му-жичка рядом не было. Я медленно открыл дверцу, и кое-как выбрался наружу. Никогда еще в своей жизни, я не радовался, как в ту минуту, ведь мои ноги ощу-щали твердую поверхность. Не обращая внимания на возгласы мужичка, который выбежал из леса, я с идиотской (как мне казалось) улыбкой на лице, пошатываясь, поплел дальше по ночному шоссе. Лучше я пешком дойду до моего села.
Огромная яркая луна освещала мне путь. Мое тело ныло от недавнего ку-выркания. Я плел по ночному шоссе, словно израненный солдат, возвращавшийся домой с войны. Ноги подкашивались, во рту пересохло. Сердце, наверное, стучало сто двадцать ударов в минуту. Какой же я все-таки дурак! Лучше бы я в больнице проклятой остался, чем шататься по ночному шоссе. Из-за полета на автомобиле, я не знал, в правильном ли направлении иду. Наверное, я сбился с пути.
Но мне повезло, так как по дороге я наткнулся на указатель, на котором было написано, что до моего села оставалось десять километров. Значит, пра-вильно иду. Но я очень устал. Не дойду. Ей Богу не дойду!
Я сел прямо на асфальт, вытянув ноги перед собой, возле этого указателя, и оперся своей уставшей головой о металлическую ножку, на которой и держался указатель. Не знаю, но почему-то в эту секунду, в моей голове пронеслась мысль о смерти. Мне казалось, что я умру.
Нет, перед смертью нужно быть счастливым, а я пока никого счастья не ощущал.
Еще мгновение, и я заснул. Мне опять снилось мое любимое село. Вот во сне я всегда себя чувствовал счастливым. Не просыпаться бы.



Но нет. Из сна меня вывел чей-то голос. Я с трудом открыл свои глаза, и передо мной стояла женщина лет пятидесяти, с улыбкой на лице. Я встряхнул го-ловой, думая, что все еще сплю. Но это был уже не сон. Передо мной действи-тельно стояла женщина. Да, жизнь хорошенько потрепала ее, подумал я, глядя на нее. Морщины на лице, мешки под глазами. Я с трудом поднялся, держась за ме-таллическую ножку указателя. Я понемногу приходил в себя.
Эта женщина настояла на том, чтобы отвезти меня в мое село. Мне показа-лось это странным (ведь, по всей видимости, ей нужно было совсем в другую сто-рону). И потом, какая нормальная женщина будет подвозить человека, который был скорее похож на бомжа или проходимца, нежели на порядочного человека. Но я уже был согласен на все. Хоть лететь на метле Бабы-яги, лишь бы домой. Хотя лететь… Нет, уж я уже налетался, хватит.
Она развернулась и я сел в ее авто (это был Ауди-100, по-моему). Не но-винка автопрома, но все же колени не достают до ушей. Хоть бы она не взлетела, вот о чем я больше всего думал в тот момент. Но я верил, что женщина была не любитель полетать.
Я все время шарил своим взглядом по салону в поисках странных кнопок и рычагов. Но все, вроде бы было нормально.
Женщина все время молчала. Я заметил на ее морщинистом лице какую-то странную улыбку, словно это улыбка говорила: «Ну, что попался голубок! Теперь ты никуда от меня не денешься!» По моему телу пробежали мурашки. Я сразу же попытался отогнать от себя плохие мысли по поводу этой улыбки. Странная она, эта женщина. Почему она молчит? Может, мне первому заговорить?
Тут женщина резко вывернула руль вправо, и мы на довольно-таки высо-кой скорости поехали по ухабистой дороге, ведущей в темный и жуткий лес. По-пал! Еще одна ненормальная! Меня аж передернуло от страха. Я вскрикнул. Пы-тался выяснить, что она делает, но она молчала и продолжала ехать.





Недолго думая, я попытался выпрыгнуть на ходу, но чертову дверь как на-зло заклинило. Я начал орать, но женщине хоть бы что, она продолжала, молча ехать, улыбаясь. Я хотел схватиться за руль, но не смог, потому что ее кулак вре-зался в мой нос. Потекла кровь.
Мы выехали на какую-то поляну. Автомобиль остановился. Вокруг кро-мешная тьма, словно у негра в желудке, только включенные фары освещали мрачные сосны впереди, колыхавшиеся от прикосновения ветра. Затем женщина включила свет в салоне и повернулась ко мне. Я еще больше испугался, когда взглянул в ее бешенные глаза. В них пылал огонь.
Затем, она схватила меня за шею и притянула к себе (мощная бабенка ока-залась) и начала целовать. Ей было все равно, что мое лицо было в крови. Она целовала меня, слизывая кровь с моего подбородка. Затем стала рвать на мне одежду, приговаривая: «Не вырывайся мой мальчик! Все будет хорошо! Вот увидишь! У меня так давно не было мужчины! Пупсик мой!» Я орал, как ненормальный. Вырывался, брыкался, хотел ударить ее, но все было без толку. Представляете! Это бабенка была гораздо сильнее меня! Наверное, специально натренировалась, чтобы мужиков насиловать. Она сняла мои штаны вместе с трусами. Схватила, словно спущенный шарик, который нужно надуть, мой член и стала сжимать и разжимать его. Я выл так, что, наверное, все звери в лесу проснулись и сбежались на эту полянку, чтобы полюбоваться, как меня насилует эта ненормальная.
Боже, за что мне все это?
Она расцарапала мне лицо и все тело. Такой физической и моральной боли я не испытывал уже очень давно (последний раз, я чувствовал примерно такую же боль, когда пьяный полез в пчелиный улей за свежим медом).
Наконец, мне кое-как удалось открыть боковую дверь, и я вывалился из ав-томобиля на холодную и сырую землю. С огромным трудом поднявшись, я ум-чался прочь от этого автомобиля и этой психопатки, куда газа глядят.





Бежал я, естественно голый, вся одежда, кроме кед на ногах, осталась в ав-томобиле этой чокнутой. Пускай ей на память останется. Она мне кричала что-то вдогонку, но мне были уже по барабану ее крики.
Я шел по темному лесу, не видя дороги. Весь расцарапанный, я дрожал от страха и холода. Во рту, словно пустыня сахара, в желудке урчало, как из бочка унитаза.
В лесу раздавалось какое-то стрекотание, слышались шорохи. Мне на се-кунду показалось, что я увидел неподалеку от себя чьи-то светящиеся глаза. Но славу Богу, что всего лишь показалась. Боже, куда я иду? Хоть бы в болото не угодить. Я уже не чувствовал ног, и то, что повыше тоже.
Затем, я услышал вой. Казалось, что тот, кто выл, находился совсем близко от меня. Я схватился за сердце и спиной прижался к дереву. Мамочки! Это же волки! Господи, ты, боже мой! Родная ты земля наша! Что б вас всех черти взяли!
Я стоял, прижавшись к дереву, тяжело дыша от страха. По бедрам потекла теплая жидкость. Я заплакал.
Вой продолжался. Казалось, что тот, кто выл, уже находился всего в не-скольких метрах от меня. Перекрестившись, я бросился бежать, куда подальше от этого мерзкого воя. Я ступал на сухие и колючие ветки, на какие-то камни, шиш-ки. Мои ступни горели огнем, ведь у кед была подошва очень тонкая.
Я бежал, бежал. Слезы лились ручьем из моих глаз. Я молил про себя у Бо-га о пощаде. Я молил о снисхождении для себя. Я клялся, что начну новую жизнь. ГОСПОДИ! ДА ПОМОГИ ЖЕ ТЫ МНЕ!
Начинало рассветать. Казалось, что я бежал уже целую вечность. Затем, споткнувшись, я упал лицом во что-то холодное и неприятно пахнувшее. Я понял, что это было. Я поднялся из последних сил. На моем лице заиграла сумасшедшая улыбка, а затем я зарыдал еще больше. Впереди виднелись крыши домов. Я понял, что, наконец, добрался до своего села. Я узнал бы свое село даже, если бы мне выкололи глаза.





Придя домой, я умылся и напился холодненькой водой из колодца, а затем плюхнулся спать. Я спал как убитый. Мне снился мужичок на своем летающем драндулете, снилась и та сумасшедшая женщина.
Проснувшись, я обомлел. Напротив меня сидел...

КОНЕЦ