Надя Гущина : Бутерброд с колбасой

В детский сад я ходил недолго, может несколько месяцев или полгода, потом матери пришлось забрать меня оттуда. Что поделать, мне там не нравилось, и я всячески это показывал.

Свою группу я почти не помню. Помню мальчика Рената. Лежал на соседней кровати на тихом часу. Мы с ним играли в сотки и вообще, кажется, дружили. Помню девочку Иру из группы постарше. Уже тогда было понятно, что она вырастет и станет звездой. Мы, мальчишки, все это чувствовали. В какой-то день на прогулке я видел, как Ира целуется с Ренатом. Они забрались на самый верх игровой площадки, сидели там на металлических прутьях и целовались. Воспитатели не видели, а я видел. Когда мы вернулись обратно в группу, я подошел к Ренату и ударил его кулаком в лицо. Ренат не заплакал и не побежал жаловаться, только смотрел на меня молча. С тех пор мы с ним больше не разговаривали.

Еще помню мальчика Рому. Мы все носили колготки и ретузы, а он единственный тогда ходил в сад в джинсах. Я думал он очень крутой и хотел с ним подружиться. За обедом я как-то сказал ему:
- У меня тоже дома есть джинсы и кроссовки на липучках.
Рому это нисколько не впечатлило, он доел и побежал играть со своим бэтманом. Бэтмана у нас тоже ни у кого не было. Меня так это разозлило, что я подбежал к нему и ударил в живот. Рома, в отличие от Рената, ревел как девчонка и все рассказал воспитательнице. Людмила Петровна тогда больно отхлестала меня по заднице. Детей она не любила, а меня особенно.
Сейчас я мог бы поставить деньги на то, что Людмила Петровна сама росла в детдоме. Или на то, что дома ее избивал муж. В любом случае жизнь вне работы сильно отразилась на ее методах воспитания.

Тихий "час" в саду длился в два с половиной раза дольше, чем заявлено в его названии. Ходить в туалет в это время нам запрещалось. Людмила Петровна в спальне не караулила, она пила чай в игровой комнате. Вариантов у нас было немного, либо терпеть, либо самостоятельно идти до унитаза. И вот, когда какой-нибудь мальчуган показывался в дверях спальни, Людмила Петровна, отложив вафлю, вскакивала с детского стульчика, хватала несчастного за руку и, держа его на весу, тащила в угол, где тот должен был стоять до конца тихого часа. Мы ее боялись.

Группа была большая, и спальни для мальчиков и девочек были раздельными. В тот день на тихом часу Роме приспичило сходить по-маленькому. Он долго терпел и когда ему стало совсем невмоготу, он заручился нашим честным словом, что мы не наябедничаем. Соседняя с Роминой кровать пустовала. Он отогнул край покрывала и нассал прямо на подушку. Все заржали. Скоро прибежала Людмила Петровна. Мы ничего ей не рассказали, поэтому она просто поорала и ушла. Затем мы все поочереди отлили на пустую кровать. В тот день мы спали счастливыми.

Нянька заметила нашу проделку только в конце месяца, когда меняла белье. Виновным сделали Роминого соседа Вову. Тот месяц, что Вова сидел дома, а мы ходили на его кровать, воспитатели посчитали месяцем лечения Вовы от энуреза. Вова этот, надо сказать, был с придурью. В нагрудном кармашке у него лежал моточек лески. Он дергал ей свои зубы. Мог весь день этим заниматься. Сейчас мне думается, что он был акулой. Каждый день, что я помню, Вова вырывал себе парочку молочных зубов. Странный был тип.

В саду было ужасно скучно. Игрушек нам не давали, занятия проводили редко. Мы были предоставлены сами себе. На прогулках мы с ребятами рыли подкоп. Лопаток у нас не было. Рыли палками и камнями. Выбрали укромное место за деревьями, где нас не видит воспитатель, и стали копать под забором канавку. Через пару недель в канаву смог бы пролезть ротвейлер. Но мы не спешили попробовать. Подходящий случай представился как-то, когда мать пообещала забрать меня пораньше. Мы скинулись несколько раз в цу-е-фа для виду, хотя всем было ясно, что первым полезу я. Потом набросали в яму листвы, чтоб не перепачкаться, и под завороженные взгляды мальчишек я полез на свободу. По ту сторону ограды я простоял минут двадцать. Наконец увидел мать и бросился ей навстречу. Она тогда устроила разнос воспитателям за то, что не следят за детьми.

А забрали меня из сада после этого случая. На очередной прогулке я заметил Иру. Она сидела на лавке на старой веранде и чем-то увлеченно занималась. Я пошел к ней, сел рядом и спросил, что она делает.
- На, посмотри - сказала она и протянула на ладони половинку пластмассового яйца из киндер сюрприза.
Внутри был какой-то красный порошок. Я спросил что это такое.
- Кирпичная пыль - ответила Ира и показала куски кирпича от веранды.
- Зачем она тебе?
- Смотри.
Она забрала у меня половинку яйца, прижмурилась, и плюнула в нее. Маленькой палочкой она стала мешать содержимое. Я только непонимающе смотрел.
- Краски! - весело сказала Ира. - Пойдем.
Она взяла меня за руку и потащила ко входу в здание детского сада. На ступеньках мы встали, Ира огляделась по сторонам. Никого вокруг не было. Она обмокнула палочку в краску и вывела на черной кожаной двери мое имя.
- Ты что делаешь! - испугался я. - А если воспитатель увидит?
Ира рассмеялась, приблизила меня к себе за руку и по-детски неуклюже поцеловала в губы. Я опешил. Она протянула мне желтую половинку яйца и сказала:
- Теперь ты пиши.
- Что писать?
- Пиши "+ Ира".
Я написал.
- Равно. Пиши "равно". Да нет, не слово, две палочки, значок.
Я написал.
- Что дальше? - спросил я, хотя прекрасно понимал что.
Но Ира не успела ответить, потому что прямо у нее за спиной выросла Людмила Петровна.
- Ах, вы поганцы!
Она потащила нас за волосы наверх в группу. Мою мать без объяснений вызвали с работы, сказали только, мол, ЧП.

На следующий день приехала бабушка, чтобы сидеть со мной дома. Больше я в сад не ходил.