Трехглазый С. : Я, девушка и панк-рок.

Я зашел в трамвай и почувствовал несвойственное данному виду общественного транспорта тепло. – Значит, в нем есть подогреваемые сиденья, - пронеслась во мне мысль, заставившая тело предпринять соответствующие действия. Я сел сначала на одно сиденье, немного посидел на нем и, поняв, что оно не одно из них, пересел на следующее, потом еще на одно и третье оказалось теплым. Безликие пассажиры смотрели на мою бестактность и завидовали ей, они хотели сделать то же самое, но стеснялись пересаживаться, боясь обратить на себя внимание всех остальных. Косо они глядели друг на друга и продолжали сидеть на холодных сиденьях, на них смотрели случайно севшие на теплые и внутренне насмехались над ними, чувствуя свое превосходство. Мне же были безразличны чьи бы то ни было взгляды и подобные взаимоотношения, я был накурен, в кармане моей куртки лежал грамм марокканского гашиша. Я уставился в окно и стал смотреть на разноцветные предновогодние лампочки, пролетающие мимо и остававшиеся позади неистового движения железного трамвая. Общественные елки, маленькие сосны, украшенные гирляндами и бумажными снежинками витрины магазинов, люди с трясущимися руками, ожидающие праздника, мое обкуренное состояние и позитивно настроение, мне было хорошо, но я возвращался домой…

-Привет. Помнишь меня? – спросила подсевшая ко мне девушка. Я посмотрел на нее. Длинные ниспадающие волосы под вязаной шапочкой с логотипом марихуаны, искренняя улыбка долгожданной встречи, похотливые глаза, намекающие на вожделение и доступность, коротенькая кожаная куртка, рюкзак с лейблом Эксплоитеда украшенный значками и блестящими цепочками, старенькие уже изрядно протертые джинсы. В общем, все отлично, я улыбнулся. – Она спросила, помнишь ли ты ее, - напомнил кто-то иной моему мозгу и мозг начал активно искать в своей картотеке и в эфемерных дневниках какие-нибудь свидетельства. Большинство записей в них были выгоревшими от времени и наркотиков, что-либо прочитать по ним было не возможно, в читаемых же записях ничего о девушке не было, хотя она казалась мне и вправду знакомой. Пока все эти процессы происходили в моем мозге, пока я его сканировал, девушка, смотревшая все это время на меня, начала немного остывать. Вероятно, она решила, что я чем-то болен - я глупо улыбался и закатывал от раздумий глаза.

- Не очень, - ответил я ей наконец, и она, услышав долгожданные слова и поняв, что все-таки ее понимают, стала напоминать мне, где она меня видела. Из ее рассказа я узнал, что однажды мы встретились в лесу, лет пять назад, тогда мы были неформалами и пили исключительно шинковский спирт. Был тогда чей-то день рождения, все, конечно же, по молодости лет перепили и в конечном итоге отравились, около тридцати человек. Всех на нескольких машинах скорой помощи отвезли в ближайшую больницу, где сделали промывание желудка и тех, у кого организм смог побороть отраву, отпустили по домам. Мы с ней вместе возвращались домой, идя по ночному светящемуся летнему городу. Подобных подробностей своей жизни я не помнил, но это могло быть, хотя казалось чем-то невероятным - никогда я не отличался любовью к спиртным напиткам.

-Помню, конечно же, - улыбнувшись, ответил я и дотронулся до ее руки, она была холодной и нежной. Девушка ее не отдернула, ритм дыхания девушки сбился.

- Я сейчас еду на квартирник, не хочешь поехать со мной? – опустив глаза, спросила она. Вся эта стеснительность была не свойственна людям, таскающим с собой рюкзак Эксплоитеда – во мне был другой сложившийся насчет них стереотип. Обычно девушки-панкушки стремные жирные вульгарные алкоголички, от них за версту воняет, и, кроме желания ударить их ботинком в лицо, других желаний во мне не возникает. Сидевшая же рядом со мной девушка была приятным исключением, что не могло не радовать, к тому же я чувствовал что, несмотря на все это внешнее, что она с таким умением демонстрировала, внутри она неистово хотела совокупляться.

-Хочу, - ответил я, подобный ответ был очевиден, и положил руку ей на колено. Рядом стоявший старик, подслушивающий наш разговор, перекрестился и закрыл глаза. Девушка вздрогнула, но ничего не сказала, я стал молча гладить ее ногу и чувствовать, как через довольно-таки плотную ткань в окружавшее пространство испаряется ее тепло.

-Нам на следующей остановке выходить, - через некоторое время, глотая выделившуюся слюну, произнесла девушка. Я взял ее за руку, и мы направились к двери. Встав с теплого сиденья, я почувствовал холод, меня грел лишь возбудившийся и не помещавшийся в джинсах член.

Мы вышли из трамвая в знакомом мне районе, я жил в нем с родителями лет двадцать назад – свое детство я помню хорошо. В нем было очень много неожиданных и шокирующих познаний мира, прописавшихся в сознании четко и надолго. Ностальгия не давала мне сосредоточиться, вспоминались друзья, детские игры, целью которых было снять с кого-нибудь юбочку и внимательно рассмотреть гениталии, осторожно потрогав их пальчиком. Как позднее я узнал, врачи говорят, что это вполне нормально и даже обязательно для последующей взрослой сексуальной жизни. Мы пошли по заснеженной дороге в частный сектор, состоящий из однотипных домов раскрашенных в разные цвета и имеющие по этому свое неповторимое лицо, кроме того, у них были разные порядковые номера. Когда-то давно еще при совке здесь находились дачи научных работников, потом они были распроданы, и район получил плохую репутацию, всевозможных алкоголиков и деклассированных элементов здесь было самое большое количество в городе. Мы зашли в старую почти упавшую в снег калитку. Во дворе горел одинокий фонарь.

-Куда это вы все претесь? – спросил оказавшийся на нашем пути к дому, старый пьяный человек в очках с недельной щетиной на лице, от него воняло сивухой.

-Не обращай на него внимания, - прошептала девушка и потащила меня дальше по протоптанной дорожке, минуя старика, по направлению к коричневой оббитой сгнившим заменителем кожи двери. Когда мы к ней приблизились, ее открыл молодой прыщавый парень с широким ирокезом на голове.

-Проходите, - сказал он, и мы вошли. Первое, что привлекло мое внимание стоявшее около входа грязное ведро с непонятным содержимым и воняющим мочой. Стало несколько не приятно.

-Сюда, - сказал парень, указывая на белую дверь, исписанную маркером. Среди всего многообразия пафосных дешевых надписей, таких как панкс нот дед, были надписи названий групп, среди которых я отметил для себя две уважаемые мною – Клэш и Студжес, Пистолов почему-то не было. Открыв дверь, мы прошли внутрь. Темная комната, освещаемая единственной засмоленной лампочкой, растрепанная кровать стоявшая у стенки, заполненная молодыми людьми с разнообразными прическами, деревянный стол с непонятными маленькими пузыречками и разбитым магнитофоном “Парус”, грязный превратившийся в картон палас, две гитары одиноко стоявшие у стенки – электрические “Стелла” и “Урал”, деревянные колонки, развешанные по углам, старый усилитель, собранная из разноцветных барабанов ударная установка, микрофон, покоящийся на одиноком табурете. Пространство всей комнаты занимали молодые люди, они сидели на подоконниках, валялись пьяные на полу, стояли по всему периметру комнаты, облокотившись об стены. Мы прошли в угол и, раздвинув мычащие тела, сели на пол, он был ужасно грязный но, к моему сожалению, других мест не было. Через некоторое время девушка, встретив подругу оставила меня одного и куда-то пропала. Мне захотелось уйти, но я заставил себя перетерпеть это желание, стимулируя мозг мыслями о совокуплении с девушкой и написании по теме пережитого рассказа. Я стал ждать начала выступления, то, что оно будет ужасным, я знал заранее.

-Держи, давай выпьем - сказал мне сидевший рядом парень, протягивая стакан и пластиковую бутылку. Я взял, то, что было в стакане, было мутно-желтого цвета. Пить подобную жидкость не хотелось, и если бы была бы возможность вылить, сделал бы это машинально, и особо не думая. Но парень смотрел на меня, а отказываться напрямую было нельзя – особенности панковских взаимоотношений. Выдохнув, я выпил содержимое и запил водой, во рту остался противный запах одеколона, что меня немного порадовало, потому как с такой же вероятностью во рту мог остаться запах растворителя, что намного хуже.

-Панчер, - произнес парень свое погоняло и протянул мне руку.

-Вольт, - выдумал я и сжал его руку. Он перехватил ее и, сжав в своем кулаке мой большой палец, прижал наши руки к сердцу и улыбнулся. – Символично, - подумал я, мне нестерпимо захотелось, чтобы он неожиданно испарился, если бы я мог нажать на какую-нибудь кнопочку, чтобы это произошло, я бы нажал, был человек - и нет человека. Панчер решил создать диалог. Он начал меня спрашивать, и я старался отвечать на его вопросы либо да, либо нет, не употребляя других слов, так я хотел показаться ему занудой. Но его это не беспокоило – ему нужен был слушатель. Он стал рассказывать о своих подвигах – о том, как и где он блевал, где валялся, в каких электричках ночевал, какие пьяные трипы с ним происходили. Единственное, что мне понравилось из его рассказов это то, как однажды ему нечем было запивать самогон, и он стал запивать его водой из лужи, после чего у него случилась диарея, и он поносил не меньше месяца, похудев за это время настолько, что даже член уменьшился в размерах. Все это время он открывал маленькие пузыречки с надписью “Настойка пиона” на белой наклейке, выливал их в стакан, доливал в него воды и либо выпивал сам, либо протягивал мне. К концу его рассказов я уже довольно-таки сильно накачался и был пьян. Состояние было ужасное, желудок от подобной выпивки негодовал, мозг, понимая, что за алкоголь омывает его клетки, старался создать скверное настроение, позитивного в нем не было совершенно, хотелось лечь спать, чтобы во сне все это пережить и утром принять таблетку от похмелья, хотя, безусловно, неистовый блев на утро был мне обеспечен, в принципе, как и всем присутствующим.

- Вольт, давай с тобой побратаемся, - неожиданно оборвав очередной рассказ, произнес Панчер, закатал рукав и вынул из рюкзака лезвие. Братание заключается в следующем – каждый из братавшихся надрезает себе вену и прикасается раной к ране другого, в результате происходит обмен кровями и всей заразой находившейся в них. Я посмотрел на руку будущего брата, она была вся в шрамах - по всей видимости, братьев у него было много и стать его еще одним мне не хотелось. Это все равно, что переспать со всеми этими людьми, даже хуже, если при совокуплении ты еще чем-то можешь и не заразиться, то тут это произойдет обязательно, вся грязь крови этих людей растворится в тебе и заполнит собой все до этого момента чистые органы. Он стал надрезать себе вену, а я не знал, что мне предпринять, меня кто-то должен был спасти – мой ангел-хранитель.

-Извини, чувак, у меня гепатит, - соврал я. Он поднял на меня взгляд, некоторое время молча смотрел, соображая, что ему дальше делать, потом улыбнулся и сказал, что ему похуй, что все равно он хотел умереть молодым либо в этом году, либо в следующем. Я осел, другой причины для отказа у меня не было. Но небеса мне помогли, спасли меня от глупых бессмысленных разбирательств – пришла его девушка и начала на него кричать, по какому поводу я так и не понял, наверное, что-то семейное. Была она толстой, с опухшим лицом и ужасно грубым голосом. Косметика на ней была яркой, но сама кожа была грязной, а потому выглядело все это ужасно, вкуса у этой молодой женщины не было никакого, казалось, что красилась она не кисточками как все нормальные особи женского пола, а пальцами, настолько все было неровно и вульгарно. Конечно же, она была пьяной, и от нее воняло ссаными подвалами и собачей мокрой шерстью, меня чуть не вырвало. Каким надо быть извращенцем, чтобы совокупляться с подобным типом женщин? Она посмотрела на меня, на миг затихла и улыбнулась. – Нет уж, - сказал я сам себе, - я свой член не на помойке нашел. Я встал и осторожно ступая, боясь наступить кому-нибудь на руку, вышел во двор, там отойдя в сторону закурил, хотя курить можно было и в комнате и все курили, но своими сигаретами я выглядел бы там мажором, здесь же в сторонке я мог спокойно покурить не вызывая чью бы то ни было ненависть.

Через три дома дальше по улице стоял дом, в котором я в детстве частенько бывал, там жил с бабушкой мой знакомый. Его родители зарабатывали на севере огромные деньги и когда приезжали, покупали ему такие игрушки, о которых мне приходилось только мечтать. Когда они ему надоедали, я их на что-нибудь обменивал, либо выигрывал в споре. Я использовал его и притворялся другом, как сейчас притворялся панком. Все это время, находясь в комнате, я не думал о своей внешности, подходит ли она данному контингенту. Кожаная куртка, старенькие джинсы, вязаная шапочка - все нормально не хватает только значков, нелепой прически и рюкзака.

Докурив, я стал решать идти мне обратно в комнату или домой. Неожиданно из окон послышался гитарный рев самопальных примочек. Когда-то мне нравился подобный звук, когда я тоже косил под неформала и возможно был таким же молодым идиотом, как половина собравшихся, хотя ни с кем ни когда не братался и не запивал самогон водой из лужи, я брезглив настолько, что полюбил зиму из-за того, что в трамваях держишься за поручни в кожаных перчатках.

-Вот ты где, а я тебя искала, - сказала подбежавшая ко мне девушка, и настроение мое чуть улучшилось. Она протянула мне бутылку пива, и я из нее немного отпил. Она впилась в мои губы своими губами, и мы поцеловались. Мое настроение еще стало лучше, и опавший член вновь дал о себе знать.

-Пойдем ко мне, вина купим, музыку послушаем, - предложил я ей, и она с радостью согласилась. Я взял ее за руку и повел по направлению к калитке, по дороге мы встретили несколько тел лежащих в снегу, среди которых был встретившийся нам старый человек, он был пьян и от жара его тела рядом таял снег. Времени было около одиннадцати часов вечера, и транспорт должен был вот-вот перестать ходить, потому мы пошли быстрым шагом, одинокий фонарь провожал нас своим безразличным светом.

Уже у меня в квартире я сильно накурил девушку марокканским гашишом, которая до этого его никогда не пробовала. Потом, пойдя сразу в спальню, без лишних слов, совокупились на теплой нежной постели и уснули, будто безмятежные младенцы, она была прекрасна и я, обняв ее, уткнулся лицом ей в плечо.

2004г. Сергей Трехглазый.