Припадок спокойствия : Попутчик

Я ни о чем не просил его рассказывать. Обычный пассажир, каких в своей жизни я встречал множество, появился в купе, и нарушил моё одиночество. Здороваясь протянул мне визитку, сопроводив искусственной улыбкой. Сел к окну. На белом мелованном прямоугольнике курсивом было выведено - "Петров Иван Сергеевич, юрист". Кожаный портфель, в который он вцепился побелевшими пальцами, улегся у него на коленях. Я удивленный этим судорожным проявлением, стал незаметно его рассматривать. Приятное лицо, седина у висков, полноват. Типичный представитель бизнес-класса. Одни лишь глаза портили этот образ уверенного в себе, достигшего, реализовавшегося и т.д. Яркие, блестящие, они лихорадочно прыгали с места на место: на постель, на дверь, на меня, опять на дверь, и наконец успокоившись, уткнулись в окошко. Портфель был дорогой, коричневой кожи. Раздался гудок где-то далеко, в голове поезда, и дернувшись, сумеречный вокзал начал медленно от нас уползать. Попутчик мой, с видом человека, который не хочет, чтобы его тревожили, уставился в окно, и я довольный этим обстоятельством, включил настенный фонарь, собираясь прикончить давно начатую "Эстетику" Гегеля.

- Вы даже себе не представляете, - неожиданно подал голос мужчина, - до чего это странное ощущение. Жить в двух реальностях, и в обеих быть несчастливым.

Глядя на него, я подумал, он шутит. О чем это он? Какие две реальности? Дорогой костюм, холеные руки, наверняка красавица-жена и умница-сын, с которыми он счастливо живёт в загородном доме, в ряду скажем третьем таких же одинаково глянцевых построек элитного поселка, и выезжая пару раз в году заграницу, ломает голову лишь над тем, что заказать себе на ужин. Для таких людей существует только одна реальность - успех.

Однако по тону, каким он это сказал, стало понятно, что ему нужно было выплеснуть наружу то, что мучило и выламывало изнутри. И что у меня не было выбора, придется его слушать.

- Это помешательство,- он навел на меня требовательные глаза, словно оценивая, достоин ли я выслушивать то, о чем он собрался мне поведать.

- Да ну всё к черту, - полез он в свой портфель. Щелкнул замок, и на столе появился коньяк, с пластиковым стаканчиком. Отвинтив золотистую крышку, он плеснул в него.

- Ну как хотите, - пожал он плечами, на мой отказ, и сделал приличный глоток из горлышка бутылки, оставив стаканчик нетронутым, на случай моего будущего согласия. Закашлялся, закрыл бутылку и поставил на приоконный столик.

- Понимаете, у нее муж, у меня семья. Я не знаю, как это сталось. Помню, семинар закончился, и мы пошли с коллегами отмечать это событие в ресторан. Хороший, дорогой ресторан -"Потемкинский" на проспекте Тычины. Не бывали? За соседним столиком сидела компания. Алкоголь, приятная музыка, и я пригласил её потанцевать. Я даже лица её не видел, когда шел к их столику. Длинная шея, торчащие лопатки, каштановые завитки волос. Говорю - "Разрешите вас пригласить". Она посмотрела на какого-то мужчину напротив, вероятно мужа, и после его небрежного кивка пошла со мной, протянув стремительную руку. Когда мы вышли на танцпол, я впервые посмотрел ей в лицо. Не могу забыть этот миг. Как будто все что со мной происходило до этого, ушло в прошлое. Я словно наново родился. И знаете, меня охватила паника. Её глаза приковывали к себе. Мир под моими ногами дрожал и крошился. Я видел только её лицо, волнистые волосы перевязанные лентой, чувствовал её гибкое тело, тягуче сопротивляющееся моей обнаглевшей руке. В горле у меня пересохло. Не помню, что я ей шептал в маленькое настороженное ухо. Это было не важно. Достаточно было, что она меня слушает. Хотелось плакать и смеяться одновременно. Я словно впал в безумие, стал одержим. Она видя мое состояние, отчетливо произнесла глядя на меня - "Приходите завтра к 18-00 к парку Феофания", после развернулась и вернулась за свой столик. У меня было чувство, что я выиграл в лотерею. Миллион, не меньше. Лицо горело, а сам я парил. В тот вечер, перед тем как напиться, я позвонил жене и сказал, что задерживаюсь в столице ещё на пару дней.
Он вздохнул, посмотрел в мелькающую за окном сгущавшуюся темноту, и налил себе.
- Мы стали встречаться. Я приезжал один раз в месяц в столицу, снимал квартиру и мы были сказочно, невыносимо счастливы. Все было замечательно. Я не знаю, что она говорила мужу, но от полудня до шести вечера мы проводили в постели, извините за интимную подробность. И знаете, дело не только в сексе. Дело в том, что в это время мы с ней уплывали, уходили, улетали прочь от обычной жизни. Из всего сущего, для меня существовала только она, её тело. С ней я умирал и возрождался десятки раз, и каждый раз по-новому. Этот туман накрывавших нас простыней, облака подушек, земля её плоского живота, озера глаз. Я жил в другом мире, в котором недовольно опущенные уголки губ поднимали бурю, а улыбка выпускала солнце. Я был первопроходец, первый человек, Адам. Я завоевывал новую землю.

Он замолчал. Стал глядеть в окно, в котором уже ничего нельзя было различить. Когда он повернулся, в его глазах стояли слезы.

- Извините, мою слабость, - он вытер их белым беззащитным платком, котрый вытащил из кармана, и продолжил. - Когда по телефону она сказала мне, что больше мы не можем встречаться - я не поверил. Это все равно, если бы мне сказали, что я завтра умру. Я бросил все дела и приехал в столицу. Спасаться. Мне удалось её увидеть. Ненадолго. Она вышла ко мне в кафе, и через минуту, выпуская за столиком к потолку тонкую струйку дыма, небрежно сказала, что больше меня не любит.

Он задумался, и лицо его стало пунцовым. Я думал, что он сейчас разрыдается, но он сдержался:

- Как вы считаете, это не слишком?
- Что именно?
- То, что я дал ей пощечину?
- За что?
- Она сказала, что любит другого.
- Думаю, вы не имели права.
- Да да, так и есть. Я виноват. Но я не мог сдержаться. Это было сильнее меня. Что же мне делать?
- Езжайте домой, и забудьте. Её вы не вернете.
- Почему вы так говорите? Быть может, она меня простит...
- Вряд ли. Что она сделала, после вашей пощечины?
- Холодно попрощалась, и вышла.
- Вы её потеряли...

И тут он завыл. По-звериному, закрывая себе рот руками. Он сидел и выл, а я с ужасом на него смотрел. Вскоре к счастью, он взял себя в руки.

- Извините. Вы правы. В конце концов, я уважаемый человек, а не какой-нибудь мальчишка, чтобы рыдать из-за женщины. У меня любящая жена, сыну девять лет. Он у меня молодец, английский учит.

И он снова едва сдержался. Я не знал, как мне себя вести. Было не по себе. Взрослый мужчина, а ведет себя как сумасшедший.

- Извините, а как её зовут?
- А вам зачем?
- Просто хотел понять, какие имена носят роковые женщины.
- Наталья.

Больше он не проронил ни слова, уставившись пустыми глазами в черное окно, и казалось впал в транс, под мерный перестук колес. Когда он через час вышел, я с облегчением вздохнул. Мне нужно было побыть одному. Мне нужно было понять, почему я ему завидовал, раз он так фантастически несчастлив.