Ралевич : Evil Twin

Почему они лежат и им ничего не надо? На ее груди крестик, на его груди крест. Ну вот, снова ты врешь, никакого креста на нем в помине не было. Зачем ты соврал? Хорошо, креста не было. Но постой, откуда нам знать, есть ли крест на его груди, или нет? Да нет, точно не было. Хорошо, пусть не было.
А впрочем, какое значение это имеет для нашей истории. Ты просто представил двух безмолвных и бездвижных людей, держащихся в кровати за руки, лежа на спинах. И... Да плевать мне на твой синтаксис! Продолжу. Что должны они сотворить, чтобы их любовь была главным их наказанием? Разве что они будут гомосексуалистами. Но нет, погоди, ты отчетливо представил её, а второго представить невозможно – второй ты. И дело здесь совсем не в крестах, а в том, что она не дурна. Страшно не дурна! Ты не придумал главного: что заставляет ее оставаться неподвижно прикованной к месту, как труп, или, как бы ты сам выразился, как Луну под пристальным оком, если она не дурна?
За что она могла себя так наказать? Кстати, не слишком ли я настырен? Ты знаешь, я не желаю тебе зла. А хочешь, я скажу тебе правду? Ты просто придумал её, а потом забыл об этом, её не существует. Ты хочешь её заставить существовать, как ты, но это обман. Ты говоришь, что охотно полюбишь лезбиянку? Тебе не нужна взаимность? Это похвально. Постой, не прогоняй меня. Постой, я не договорил! А..! Делай, как думаешь. Ты прав, я ужасно придирчив. А лезбиянки предательски красивы...
Итак. Начнём заново…
Они лежали на кровати, передавая тепло через твердь своих ладоней. Нет, у них вовсе не загрубелые руки, нет. Что-то явно не так. Пожалуй, без этого настырника я теряюсь в описаниях. Но посудите: он позволяет себе заговаривать о геях и лезбиянках! Как я мог его не прогнать? Кажется, я без него не справлюсь, но только пока он об этом не узнает. Так что: Тсс! Теперь говорим шепотом. Поэтому у нас остается минута-другая, чтобы поговорить по душам.
За такой короткий срок я успею главное: поставить их в самые невозможные условия. Я не хочу быть приспособленцем обстоятельств, и я отправлю их немного в прошлое, в самое пекло памяти. Итак, допустим, они живут вместе неделю... Черт, я сбился! Надеюсь, он не слышал этого. Еще тише. Как бы спросил он? Где они живут. Хорошо. А я бы ответил ему: на квартире его родителей. Итак, причина его несчастий в том, что он живет на квартире своих родителей, и до сих пор послушный сын, и еще ни разу в свои... А сколько ему?
Постой, постой! Можешь не шептаться там! Ты грубо заблуждаешься. Когда они находятся в забвении, то уже нет речи об их возрасте. Ей-богу, без меня ты никчемен. И почему ты не хочешь сделать ее лезбиянкой? А он – он, просто ищущий безответной любви, решил пожалеть ее. Черт, я собой доволен! Да подожди ты со своими крестами! Пусть лучше на его груди будет крестик, оставленный ему от какой-нибудь троюродной бабки по материнской линии, а на ее груди крест... Я слышу, что ты тоже хочешь говорить. Да знаю я, что ты ее не так представлял. Да тебе не угодишь!
Что? Не встречал лезбиянок? Ну, во-первых, ее ты тоже не встречал. Опять ты спутал фантазию! Во-вторых, ты не видел ее в будущем. А в-третьих, почем тебе знать, что у нее на уме? Может ей никто не говорил, что она лезбиянка, а ты будешь первым, кто скажет ей об этом. Каково тебе? И так она очутилась, бездвижная, под твоим одеялом.
Что-то тебя совсем не слышно... А ты выйди на улицу, подойди к ней, подбери момент и шепни ей на ушко, что она не такая, как все… а лучше крикни это при всех! Тогда и посмотрим. Хм... Как я себе это представляю?
Положим так. Она сидела в беседке, подперев свою взрослую голову... Подожди, мы вернемся к этому! Так вот, а тебе взбрело в свою – сказать, что вон та девушка, да, та, что проходит мимо беседки, что она некрасивая. Она из солидарности, невинной и благородной солидарности, поспорит с тобой. И тут твой миг настанет! Ну ты и сам знаешь, что делать. Неспроста же она, и не на ровном месте, сказала, что мимо беседки только что прошла очень хорошая и красивая девушка! Докажет? Что она докажет! Слово, знаешь, не воробей. Так и говоришь ей. А потом, с хладнокровным видом берешь маркер, а лучше иглу, и выводишь ей на запястье крест. Погоди, на груди само собой, но не сразу. На груди само придёт… Отныне, она прокаженная и вся твоя. Теперь: ты домой – она домой, ты в кровать – и она с тобой, и будет радоваться твоей бескорыстности, как дару, и будет лежать такая зашуганная, что и слова сказать не смеет, и, главное, все, как хотел, вся твоя! Без остатка! С ног до головы! Красивая и безропотная, боится выпустить твою ладонь. Скоро ее царапины заживут, рубцы затянутся, и кожа выздоровеет. А твой крестик на ниточке будет зудеть и покою тебе не давать. Тогда и посмотрим, кто из нас дьявол…
Ты же так себе все представлял? А я предупредил тебя.

There's darkness closing in, here it comes again
It controls my pen, that ain't me, it's my evil twin