Epifantsev Alexis : Эпизод с Эмми Грант

Сижу в кафешантане. Тяну коктейль и резину. Шансонетки неистовы. Жара лиха. Грядёт коррида. Иберийская детвора радостно футболит мочевой пузырь, вырванный у ещё живого быка близ храма Святого Марка-на-Понтах.

В моём кармане карта ещё времён Реконкисты. Карту добыл бесчестно: посулил послу Кипра однополую радость в моём барселонском поместье, поласкал за ушком, усыпил и был таков. Киприоты выразили недоумение.

На карте следы браней, распрей, соитий, фиест, недержаний, возлияний, - отметины неумолимого Хроноса. Но не это заставило меня бросить вызов совести и Кипру. В сорока лье на север от Съерро-Нахуерро есть местечко под названием: «Ветры, ветры, ветры и пески натолкнут доброго идальго на мысль об ирригации» (по-кастильски звучит как: Схе Рали). Там – клад. Денег в нём: только карманы подставляй. Заманчиво.

Требуются попутчики, подельники, сотоварищи (с этим всегда напряг у думающего человека). Собрать кавалькаду собутыльников – не стоит труда. Но кому нужны лишние клацающие рты и неутомимые ягодицы? Глотнул портвешку – осенило. В отеле «Угол падения» есть смышлёный портье, пацан лет 14 (несмышлёныш в сущности, но уже пройдоха). Трава, девочки, манускрипты времён Филиппа– за пиастры всё достанет.

Нашёл его. Пошептались. Цена вопроса: информация о британском фрегате «Блю-Вайт-Вайт-Блю Хантер» (интересует: длина форштевня, ориентация кока, разговорчики в строю).

Я схватил пацана за камзол и заорал: «Рехнулись в генштабе? Вокруг фрегата семь канонерок, пять дредноутов, барк «Восхитительный» с отморозками из Сан-Игуан-Наварро на борту, челноки снуют, ялики петляют! Да там же семь футов под килем!!!»

Парень осклабился: «Наш товар, ваш купец».
За данные о фрегате портье обещает свести с эквилибристкой, умницей, девочкой-что-надо. Так и сказал о ней: «Мечта всей периферии и даже Мадрида». Соблазнил.

Ночь. Арагонский скакун молчалив и бледен. Я на диспозиции. Очкую. Но решился. Снял трусы (чтоб медузы не концентрировались вокруг таза) и в воду нырк. Плыву. Звёзды – шельмы. Волны – задиры. Месяц – смутьян…

А в памяти всплывает лицо моей Вилли Винки с дымными и пряными волосами. Мы идём с ней по дороге из Прочестера в Спекулирунг. Цветёт медвяный вереск. Наше будущее безоблачно (хоть прошлое пращуров и безбожно). Наши помыслы чисты. Её смех лучезарен, рука прохладна, глаза бездонны. И мысли бьют по моим вискам:
«Зачем эти пертурбации, метаморфозы, перегруппировки смыслов и событий? Зачем всё перекатывается из пустого в порожнее? Всё – химера. Нужны лишь глаза Вилли Винки, вереск вдоль дороги, солнце, щадящее своих детей…»

Вот, и борт «Хантера». Иллюминаторы открыты. Выбрал двадцать первый слева (по количеству брюнеток, имевших со мной любовь). Трогаю шершавый борт, нащупываю щербатины, щели, выбоинки. Ползу наверх. Тяжело немыслимо. Есть! Держусь за люк. Неспешно заглядываю внутрь.

Там на стуле времён Франциска Ассизского сидит Эми Грант.
………………
Справка.
Эми Грант. В девичестве Эмма Грантберг, в отрочестве Эмм Гринберг, в детстве Мотя Грюн (родилась в Гильзенкирхене, училась в Вюрцбурге, практиковала в Гейдельберге). Склонна в орогенитальным контактам. Легко приспосабливается к обстоятельствам. В совершенстве знает топонимику, семантику, казуистику. Замечена в буквоедстве и жеманстве. Блудлива. Завербована семью разведками старушки-Европы, но всё без толку. Незлобива. Вычурна. Экстерриториальна.
………………

«Опа!» – думаю. Ловко ныряю внутрь каюты. Эми не дрогнула. Я достаю восьмиствольный «Смитт-и-вессон». Говорю: «Вот, тебе и встреча на Эбле» (пошутить решил с дурнотцой). Она откинулась. Я расхохотался: «Будем Ваньку валять, голуба? Вставай и обо всём подробно!» Она недвижима. Подошёл. Мертва!!! «Факен казус,- думаю, - откинулась ей-ей!»
Сел на пол. Закрыл голову руками. Плакал... Сука-то она сука, но ведь Эми Грант (а не кто-нибудь)…

О, катакомбы абсурда. О, гигатонны боли! Рыдайте глаза без устали. Дрожите руки до тремора. Стучите зубы от горечи.

Семнадцатые сутки в каюте. Мумифицировал Эми. Вызубрил её записи и дневник, изучил мимику, овладел её навыками. Через дверь нежным фальцетом сказал мичману: «Бобби, у меня малярия. Просунь под дверь антибиотики, виски и свежую прессу». Он скабрезно ответил: «А марафет нужен?»
Я озлился, рявкнул неуместно: «Вотри его себе в подпупие, свинья ланкастерская!»

Зеркало. Корёжу лицо, вгоняю парафин под кожу, правлю носовые хрящи. Улыбаюсь. «Улыбайся, глядюка! Улыбайся так, как могла улыбаться только Эми Грант! – думаю яростно.

«Их тринкэ. Ду тринкст. Вир тринкэн. Тринкэн фэрботэн!» - учу витиеватость саксонских и швабских наречий.
Сны лютуют… «Райтерштрассэ 4 – часовщик. Альбертплацц – аптека. Первого извозчика не брать... Герта Вёльш – бесплодие и клиторальные оргазмы, только клиторальные… Кюре Робертино…» Чёрт!!! Вскакиваю. Не кюре, а падре! И всё сначала…

Пора. Поправляю платье, трогаю колье, бросаю взгляд на чулки в сеточку. Улыбаюсь. Улыбаюсь так, как могла улыбаться только Эмма Изабелла Маргарита Марта Элизабет Грант.
«Поглядим ещё, кто будет пить глинтвейн у Тауэра!» - шепчу и открываю дверь каюты…