pppirate : после траура

В ночь с понедельника на вторник Йоэлю приснился страшный сон.
Приснилась мать, лежащая на грубом деревянном столе, в плотной юбке, в коричневых шерстяных колготах, в синей кофте, в шапочке, сползшей на бок и обнажившей бритый висок. Глаза у матери были открытые, но потухшие, будто покрытые матовой пленкой. Губы были сухие, потрескавшиеся.
Йоэль проснулся в холодном поту - было четыре утра, и заснуть больше не получилось. В шесть Йоэль вылез из-под одеяла и пошел на кухню. Сварил кофе, залез в интернет.
В семь на кухне появился Эзри, флэтмейт Йоэля. Эзри был в трусах и шерстяных носках.
-Ноги мерзнут?- удивился Йоэль.
-Нет, хотел носки тебе показать. Мне их прислал тот парень из Швеции. Сам связал.
-У тебя есть сигареты?- спросил Йоэль.
-Осталось несколько.
-Дай одну.
-Ты же не куришь.
-Одну выкурю. Мне снились кошмары.
Эзри принес мятую пачку.
-Испанские,- сказал он.
Сигареты дорого стоили. Эзри устраивался: знакомился по интернету с иностранцами, собирающимися посетить Израиль, и просил привезти ему блок сигарет в качестве сувенира.
Было время, сигареты для Эзри привозил из Москвы Иван. Он катался туда-сюда, из России в Израиль, из Израиля в Россию. Отец оплачивал все его расходы.

Йоэль так часто прокручивал в памяти день встречи с Иваном, что воспоминание это обросло новыми придуманными и додуманными подробностями. Йоэль уже не мог разобрать, какие детали имели место быть, а какие нарисовало позднее его воображение. Например, Йоэлю представлялись трещинки, разбегающиеся замысловатой паутинкой по стене над головой араба, продающего гранатовый сок, но когда Йоэль приходил на то самое место, чтобы снова пережить волшебный момент, трещинок он не замечал. Йоэлю казалось, что перед тем, как увидеть Ивана, он посмотрел на черные пальцы араба- ну а какие еще могут быть пальцы у человека, который каждый день, с рассвета до заката разрезает гранаты и выдавливает из них темно-рубиновый сок?

Йоэль возвращался от Стены, нес в белом пакете Тору. Был конец октября, и всю предыдущую неделю Иерусалим продувался холодными и теплыми ветрами. А этот день выдался безветреный и солнечный. В Старом городе Йоэль всегда боролся с желанием рассмотреть иноземцев. Их было много, и они были разные. Отец чуть ли не ежедневно делал Йоэлю замечания- опускай взгляд, будь скромней, но чаще любопытство побеждало, и Йоэль жадно ловил гримасы, жесты, голоса незнакомых людей. Вот группа француженок: стройные фигуры, короткие стрижки, минимум косметики. А вот православные старушки- в бежевых платках, сгорбленные, перед смертью решившие совершить паломничество на Святую землю. Старушки сбились кучкой, семенят за вальяжным священником.
И вот, значит, Йоэль шел от Стены по узким улочкам Старого города. Пахло, как обычно пахнет в Старом городе - человеческим потом, сладкими духами, острыми специями, подгнившим мясом, фалафелем, жареным в прогорклом масле. Будем считать, что именно так и было: Йоэль заметил над головой араба, выжимающего гранатовый сок, паутинку из трещинок, потом перевел взгляд на руки араба, а потом увидел лицо Ивана.
В детстве Йоэль читал много художественной литературы. Отец это не одобрял, считал, что выдуманные истории и реальные рассказы о быте чужеземцев мешают сыну изучать Тору и духовно совершенствоваться. Но Йоэль хотел знать о мире как можно больше. Особенно Йоэлю нравилось читать про викингов. Он представлял их смелыми юношами с длинными русыми волосами и зелеными глазами.
Иван имел внешность викинга из детских фантазий Йоэля.
Йоэль остановился как вкопанный и уставился на красивого мальчика. Тот тоже смотрел на него и, кажется, улыбался краешком рта. Слюна у Йоэля стала вязкая, он еле сглотнул и еле нашел в себе силы двинуться дальше, по направлению к Яффским воротам.
Перед глазами стояло лицо юного викинга. Сколько ему лет, думал Йоэль. Семнадцать, восемнадцать? Мы сверстники? Мы сверстники, а такие разные. Дойдя до своего квартала, Йоэль потряс головой и встряхнул плечами, надеясь таким образом избавиться от наваждения.
-Я шел за тобой от Старого города. Давай говорить. Я учил иврит в Москве, хочу практиковаться.
Йоэль ахнул и обернулся. Перед ним стоял хитро улыбающийся викинг.
Иврит у викинга был сносный. По крайней мере, Йоэль понимал. Викинг стеснительностью не отличался. За пять минут задал Йоэлю кучу вопросов. Каково быть датишным? Сколько в его семье детей? Ходит ли мать в микву? Где они берут деньги? Что ели сегодня на завтрак? Задавай такие вопросы кто другой, Йоэль посчитал бы его хамом и поспешил убраться восвояси. Но викингу он отвечал обстоятельно и честно, даже сам задал несколько вопросов и узнал, что зовут викинга Иваном, ему восемнадцать лет, мать русская, а отец еврей, родители давно разошлись, отец живет в Израиле, куда надеется переманить Ивана, снял ему в Тель-Авиве квартиру и хочет устроить в университет.

Когда Иван приезжал в Иерусалим из Тель-Авива, они гуляли по тихим улочкам как можно дальше от Меа Шеарим, но слухи о том, что Йоэль проводит время в компании странного гоя, все равно поползли по кварталу. Йоэль боялся представить, чем все закончится, когда об этих прогулках узнает отец. Но отказаться от встреч с Иваном не мог. Йоэль любовался Иваном. Завидовал тому, что Иван может позволить себе носить рваные джинсы, футболки, замшевые мокасины на босу ногу. Одежда Йоэля сковывала движения, постоянно напоминая о долге.

Во вторник Йоэль не работал. У него был выходной. Весь день Йоэлю было не по себе, он думал о матери. Что означал этот сон? Здорова ли мать? Может, ей плохо, и некому помочь, утешить? Среда, четверг и пятница были рабочими днями. Бар не закрывался на шаббат, в пятницу вечером превращался в маленький ночной клуб. Среди посетителей были ребята из России, Украины и Белоруссии, Йоэль рассматривал их, но не находил никакого сходства с Иваном. Во многих текла еврейская и славянская кровь, и проявлялись славянские черты лица. А викингом был только Иван.
Девушки кокетничали с Йоэлем, когда он делал им Мохито и Лонг Айленд, называли красавчиком. Йоэль улыбался и кивал. Стараниями Ивана он действительно стал красавчиком. Было ужасно страшно, когда Иван сбривал машинкой его пейсы и бородку. Оказалось очень удобно носить в жару шорты. А как болело тело после первого дня в качалке!
Йоэль не чувствовал больше злости и не плакал ночами: прошло три года с того дня, когда Иван сказал ему, что все кончено. Первая любовь не длится всю жизнь, расставание должно было произойти. Они и так долго были вместе. Иван содержал Йоэля (вернее, отец Ивана делал это, сам того не подозревая), пока он осваивался в новой жизни и ходил на сеансы к психотерапевту.
Субботу Йоэль провел дома. Эзри уехал на выходные к родным в Беэр-Шеву. Обычно, когда Йоэль оставался дома один, и у него не намечалось свидания с каким-нибудь парнем, он пил вино, читал либо играл в компьютерные игры. Но в эту субботу даже вино пить не хотелось. Дурной сон не выходил из головы. Вечером Йоэль решил ехать.

В воскресенье утром на автобус до Иерусалима была очередь: люди возвращались домой и на работу после выходных. Йоэлю удалось сесть только в третий автобус. Ему досталось самое последнее место, у окна. Перед Йоэлем сидел солдатик с обритым затылком. Йоэль чуть наклонился вперед и ощутил запах дешевого одеколона. Потом Йоэль прислонился виском к прохладному стеклу и задремал.
От центральной станции можно было добраться на автобусе, но Йоэль решил пройтись. Так получалось больше времени на то, чтобы подготовить себя, отрепетировать слова приветствия. Йоэль волновался. Он чувствовал легкую тошноту - такая бывает перед экзаменом после бессонной ночи зубрежки, вроде учил, а все равно страшно, или перед дверью врача, который, есть такая вероятность, через пять минут объявит тебе нехороший диагноз.
Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, Йоэль принялся вспоминать то время, когда он учился в хедере. Девять лет, черная кипа, черная жилетка, выбившаяся из штанов белая рубашка, - Йоэль возвращается домой вместе с братьями. Дома их ждет свежий тейглех, Йоэль шикает на бездомных кошек, а потом, заметив старого сумасшедшего Мойше, с седыми пейсами до колен, в драном халате и женских тапках, забывает про обед и тейглех, несется за ним, обзывается и подпрыгивает.

Йоэль вошел в подъезд, пахнущий кошками, поднялся по лестнице на второй этаж, досчитал до десяти и постучал в дверь. Послышалось шуршание. Дверь открыла мать. Руки у нее были в муке.
-Здравствуй. Я просто хотел узнать, как твое здоровье.- сказал Йоэль.
Мать захлопнула дверь.
Главное, что жива и здорова, подумал Йоэль, и будто гора с плеч свалилась. Ложный сон.
Йоэль вдруг почувствовал сильный голод - был готов съесть пять пит с фалафелем. Вышел на улицу и показал язык двум соседкам-курицам, узнавшим его и возбужденно шептавшимся. Чуть ли не побежал искать хумусную.
Когда Йоэль избрал иной путь, мать, отец, братья и сестры соблюли по нему семидневный траур. Их Йоэль умер, а человека с короткой стрижкой, в шортах и кожаных сандалиях, человека, который спал с парнями, работал барменом, снимал комнату в Тель-Авиве, человека, который жевал питу с фалафелем и щурился от солнца, они не знали и не хотели знать.