Levental : Мелочь из кармана

09:59  13-09-2014
ЁЛКА
Саша смотрел, как наряжается ёлка. Саша был вполне начитанным мальчиком. В свои семь он уже знал слово «цессия». А дядюшка наряжал ёлку. Он был одет в чёрный вельветовый пиджак с рыжими налокотничками. Саша смотрел, как рыжие налокотнички украшают ёлку к Рождеству. Польский рыжеусый дядюшка производил много суеты, которую он считал полезной. Саша так не считал. Напротив, дядюшкины движения расценивались им, как бестолковые. Саше нравилось наблюдать мир. Взрослые считали Сашу лунатиком. А дядюшка тем временем наряжал ёлку. А ёлка тем временем наряжалась дядюшкой. А Саша смотрел и смотрел и вынашивал своё. А когда бестолковый дядя Даша ушёл в свои покои видеть сны, семилетний Саша, знавший слово «цессия», поднёс спичку к ватному украшению и спалил католическую ёлку к чёртовой бабушке.

БЕГ
Есть люди, которые двигают щёчками, когда жуют ананас. Есть люди, которые хотят женщину на палочке. А есть люди, которые не идут, а бегут по жизни. Они как бы всю жизнь на поджиге. Пал Палыч был как раз из таких. Он плохо учился, но сколотил состояние, он никого не любил, но покорял женщин. А потом пришли плохие дяди, чтобы отобрать его накопления. И он побежал. Морями, полями, чужими усадьбами, сжимая чёрный пистолет в потной ладони. Но из неумелых рук чёрные пистолеты обычно выхватывают. Так и случилось. Надежда оставалась на ноги, точнее на ножки. И он побежал. И добежал до Парижа. Снял одноместный номер в гостинице на Рю дэ Парселлез и плюхнулся в кресло. Его каблуки были стоптаны, грязь налипла на его туфли. Внутри было беспокойно. Сердце колотилось. А потом он умер.

ДУПЛА
Дерево – это символ. Дерево с дуплом – это символ и ещё что-то. Профессор и я идём сквозь лес. Небо в тучах, ему всё равно. Всё равно и котам, но в лесу их нет. Только красные ягоды и дупла. Мы не одни. В дуплах кто-то дышит. Если дупло достаточно большое, то очень хочется через него пройти. Но мы этого не делаем. И все, кто бы они ни были, ожидающие кровожадно в дуплах, обламываются.

ЛИПКИЕ ПАЛЬЧИКИ

Давно уже ни для кого не секрет, что существуют общества в обществах, структуры в структурах, тайное в явном. О существовании "Липких пальчиков" я узнал от одного моего знакомого профессора-физика, некогда в этом самом обществе состоявшем. "Удивительная вещь" - рассказывал профессор - "До чего только может дойти человеческая глупость. Обжираться вареньем, жрать его руками, а потом этими самыми паскудными лапами хвататься за вечерние туалеты порядочных и законопослушных граждан. И всё ради чего? Ради шалости? Ради идеи быть не как все? Я, конечно, готов извинить молодость, жажду подурачиться, однако, далеко не все заговорщики юны. Среди них, как ни странно, много мужей, тронутых сединами... Профессор задумался. "Мой случай несколько иной, безусловно. Во мне всегда ярился исследователь, желание постичь психологию толпы, описать её формульно. Да и завербовался я полвека назад, на каких-то жалких два месяца, о чём, конечно же, сейчас вспоминаю не без некоторого стыда". Тогда из профессора мне больше ничего выудить не удалось. Он внезапно сделался задумчивым, и, что называется, ушёл в себя. А на прошлой неделе, я узнал из газет о его насильственной кончине. Сражён наповал выстрелом в спину из дамского пистолета! Трагедия произошла подле гардероба одного из столичных театров, что, в свою очередь, не может не наводить на некоторые интересные измышления.

ПОРТНОЙ ЛИПКИНГ
На весь город N. было только два портных: господин Ляраж и господин Липкинг. Те, кто победнее, пользовались услугами первого, те, кто побогаче, соответственно, услугами второго. Был ещё один тайный портной, но его имени никто не знал. Он обслуживал только сенаторов и их семьи. Абигаил Викторович Лапин долгое время бредил идеей иметь свой собственный парадно-выходной костюм из альфа-шевиота. Сначала, в целях экономии, он решил обратиться к портному Ляражу, но потом подумал: «Если я заказываю костюм из альфа-шевиота, неужели же я буду мелочиться из-за какой-то там лишней тыщёнки?». И, подумав таким образом, обратился к портному Липкингу. После снятия мерок, костюм шился два бесконечных месяца. За это время Абигаилу Викторовичу трижды приходил во сне его новый костюм и заговаривал с ним человеческим голосом. Наконец, наступило 31 декабря. Лапин накупил сухого шампанского, замороженных ягод, замариновал мясо. Он, как следует, готовился отпраздновать свою дорогостоящую обновку, ибо последняя была воистину прекрасной. Настолько прекрасной, что господин Липкинг приказал охраннику, которого, кстати, тоже звали Абигаилом, вытолкать вон ничего не понимающего клиента.

ПОДЗЕМНЫЕ КОММУНИКАЦИИ
Чем прекрасней город, тем ужасней его подземные коммуникации. Недра города N. были мало изучены. А всё малоизученное, как известно, обрастает нелепыми домыслами и догадками. Ходили слухи, что под городом N., в его канализационной системе живут странные сумеречные существа, собирающие человеческие уши. Одни утверждали, что родовое название этих существ – Хололанхинхо, другие настаивали на названии Стломрр. Однажды школьный учитель геометрии Александр Герцль поспорил со своим товарищем на ящик водки, что спустится в канализационный люк и проведёт там ночь. На следующее утро грязный и самодовольный Герцль, налегая на водочку и огурчики, подсмеиваясь над наивностью своего товарища, приговаривал: «Ну что за Средневековье? Неужели ты думаешь, что в 21 веке, при сенаторском правлении, останется место нечисти и загадке? Мир изучен и описан. Пользуйся его благами, плати ему честным трудом и не забивай себе голову». А когда на следующей год, по просьбе школьного товарища, эксперимент был повторён, геометр вернулся на поверхность уже без ушей.
ПРАВДА О РОБОТЕ
Существует мнение, что роботов великое множество. Это не так. Робот всегда один. Никто не верит рекламе о роботах. Напрасно. Оптимальный подход - верить. Робот не может превзойти человека, ибо человек есть роботосоздатель. Не точно, ибо есть ещё полуроботы, сделанные котами и птицами тордо. Робот не принимает органическую пищу. Совершенно верно. Так очень быстро выходят из строя 3 световых диода, введённые в квадрицепс левой ноги. Робот не любит детей. Да. Особенно, если дети имеют светлую кожу, зелёные глаза и держат в руках средней величины плюшевых мишек с зашитыми глазками. Робот не умеет читать мысли. Умеeт. Просто радиус чтения не велик - 3 мм. Робот может делать себе насадки для убийства. Практика пока не зарегистрировала таких убийств при помощи насадок. Робот никогда не спит. Не правда. Просто сон робота очень короткий - 3 секунды. Человек не может любить робота, а робот не может любить человека. Это пропагандисткий лозунг, который пока плохо приживается в нашем обществе. Робот создан во благо человека. Да. Однако, человеческое благо - это болезненная смерть от насадок робота.

ТРОЛЛЕЙБУС №6.
Антон Владимирович Канделаки спешил на свидание к любовнице. Цветы он обернул газетой трижды, так как на улице было по-февральски холодно. Газета издавалась коммунистами и похрустывала на морозе. Антон Владимирович коммунистом не был. Не была коммунисткой и госпожа Петровская, молодая и красивая любовница немолодого и некрасивого Канделаки. Несмотря на свою внешнюю непривлекательность, Канделаки женщин очаровывал, поскольку никто и никогда не произносил за столом таких умных тостов, как он. Кроме того, Канделаки был гением по части постельных утех. А госпожа Петровская заниматься любовью обожала. Была она к тому же сластёной. Но этого Антон Владимирович не знал, иначе вместо цветов купил бы ей коробку шоколадных конфет. Итак, Антону Владимировичу не терпелось увидеть свою молодую любовницу. Он сел в переполненный троллейбус №6 и обнаружил, что в кармане у него осталось только десять рублей. Ему ужасно не хотелось расставаться с последними деньгами – иначе домой бы ему пришлось добираться пешком - но кондуктор сразу же обратила внимание на человека со свёртком в руке и внушительным баском спросила:
- Мужчина с цветами, что у вас за проезд?
Канделаки нехотя достал мятую бумажку и нерешительно обратился к рядом стоящей девушке:
- Девушка, передайте, пожалуйста.
Девушка повернулась к Антону Владимировичу недовольным лицом. И тут Антон Владимирович увидел, что перед ним была вовсе не девушка, а утончённый молодой человек в беретке. «Надо же!» - удивился Антон Владимирович, но вслух ничего не сказал.


КАТУЛЛ В СУПЕРОБЛОЖКЕ
Нина Евсеевна Роттермель или Бабушка Ро, как её ласково называли студенты, преподавала в университете латинский уже более двадцати лет. За эти годы она распрощалась со многими иллюзиями своей молодости, многое поняла. В частности ей открылась одна истина – по-хорошему студенты латынь не воспринимают, поэтому преподавать её надо по-плохому, т.е. жёстко, устраивая многочисленные контрольные и свирепствуя на экзамене. Замужем Нина Евсеевна никогда не была. Но и не страдала от этого. Любила сладко покушать, долго поспать, ну и, конечно же, как и всякий академический человек, любила книги. В день получки она отправлялась в магазин «Эрудит» и с головой уходила в книжные полки. Современную литературу она не воспринимала, а вот классиков, особенно античных, читала за милую душу. Очень нравился Катулл со своими озорными стишатами. Нина Евсеевна отнюдь не была целомудренной, что бы там не думали окружающие. В молодости она встречалась с двумя женатыми мужчинами, причём одновременно, и не видела в этом большом греха. Сделала три аборта, расстроила две чужие свадьбы, в общем, была - по меткому выражению - «ядовитой ягодкой». Как-то раз издательский дом «Могучие древности» порадовал поклонников веронского поэта очередным изданием его стихов. Книжка была изумрудного цвета, с шёлковой белой закладкой, с параллельными текстами на латыни, одетыми в изумительную суперобложку. Сложно сказать, почему, имея за пазухой месячную зарплату, Нина Евсеевна вдруг захотела эту книжку украсть. Никогда ранее она не брала чужого. А тут, почему-то, возникла потребность. Уверенным движением отправила она вожделенный экземпляр в сумочку и, миновав охранника, вышла на улицу. Задымив дамской сигареткой, Нина Евсеевна воскликнула: «Не думала, что это будет так легко!».

ПЬЕСА
Макар Тихомиров, вдохновившись в школе драматургией Чехова, написал свою собственную пьесу, которую так и назвал – «ПЬЕСА». Аркадий Аркадьевич Шекшеев, учитель русского языка и литературы, глубоко потрясённый творчеством своего питомца, отправил «ПЬЕСУ» на конкурс в Саранск. В Саранске «ПЬЕСА» заняла первое место, принеся её автору неожиданную славу и деньги. На семейном совете Тихомировых было решено, что Макар должен поступать в Литературный Институт. И Макар поступил. Учился он хорошо, изучал теорию литературы и, конечно же, много писал сам. На третьем курсе он записался в актёрскую студию к Вильгельму Антуановичу Пошехонскому, театральному критику и тонкому драматургу. Как-то раз после занятий Тихомиров подошёл к Вильгельму Антуановичу и сказал: «Вот моя пьеса. Прочтите её на досуге». Вильгельм Антуанович читал «ПЬЕСУ» всю ночь, при этом выкурил две пачки сигарет. А на следующий день велел всем студистам снять с «ПЬЕСЫ» копию и «тщательнейшим образом вчитаться в содержимое». Настал день обсуждения. Взволнованный студент Тихомиров занял одну из задних парт. Сияющий Вильгельм Антуанович, поправив пенсне (да, он носил пенсне), сказал: «Ну-с, господа, начнём-с».
- Не знаю, как другим, а мне показалось, что «ПЬЕСА» написана талантливо, - робко начала Шидловская.
- Согласен! – поддержал Ширин.
- Несколько многословно, но читать можно, - сказал Канавкин.
- А я не осилил! – честно признался Марченко.
- И я не осилила! – честно призналась Головцева и засмеялась.
- Не верю! – сказал Козлевич.
- Неинтересно! – сказал Карманов.
- Чеховщина! – сказал Гронский.
- Скорее, достоевщина! – крикнула Бучич.
- Бред! – сказал Легостаев.
- Дешёвка! – сказала Травкина и зевнула.
- Графомания чистой воды! – сказала Кошкина.
- Графомания чистой воды! – зачем-то повторил Кошкин.
- Зря только на ксерокс тратился! – выразил недовольство Гавченко.
-Поебень-трава! – сказал Гера Рябокляч, сын Инессы Рябокляч, любовницы Пошехонского.
- Да, ребята, это самая редкостная поебень-трава, которая мне только попадалась в жизни! – сказал Вильгельм Антуанович и поправил пенсне.

ШАЛУНЬЯ
Лицо у Сони Шполянской было, что называется на любителя. А вот ножки - славными. Длинные, загорелые, с красивыми щиколотками, они заставляли мужчин оборачиваться. Супруг Сони, Игорь, был жутким ревнивцем. Но он хорошо зарабатывал, и за это ему многое прощалось. В течение каких-то трёх лет, умело играя на бирже, Игорь построил коттедж, оснастил его всем необходимым для жизни, купил жене спортивный автомобиль. Соня любила быструю езду. Но однажды попала в аварию. И тогда Шполянский, сделав серьёзное лицо, сказал, что отныне водить будет он. Соня нехотя перешла на маршрутки. Именно в них она осознала всю колдовскую силу своих ног. Бедные! Сколько похотливых взглядов они вытерпели! Впрочем, Соне это нравилось. Она стала носить короткие юбки, с удовольствием демонстрируя окружающим свои белые трусики. Как-то раз напротив шалуньи сидел Антон Владимирович Канделаки, ехавший подавать документы на развод. Напрасно старалась Соня смутить его томной пластикой. Антон Владимирович был угрюм и ни на что не реагировал. «Как странно!» - подумала Соня и отвернулась к окну. Через некоторое время, покидавший салон Канделаки воскликнул: «А на ваших трусиках дырка!».


КОМПОТ БЫЛ ОТРАВЛЕН
Всё началось с того, что Остап Петрович Полянский больно порезался утром во время бритья. Приклеив к ранке кусочек газеты, он пошёл пить кофе, но обварил ноги. По пути на работу у него раскрылся дипломат, и большая часть документов, упав в снег, промокла. В метро у него украли портмоне. В раздевалке юридического бюро выяснилось, что его пальто, украшенное норковым воротником, лишено петельки. Позднее в офис позвонила жена и сказала, что им надо серьёзно поговорить. Остап Петрович догадывался, что это как-то связано с любовником жены, Аркадием Аркадьевичем Шекшеевым, которому на днях он разбил нос, но решил набраться терпения. В два часа к Полянскому зашла секретарша и сказала, что у них будет ребёнок. В четыре часа юрист отравился в столовой компотом, и весь остаток дня промучился диареей. Вечером, подходя к подъезду своего дома, он увидел пожарную машину, опоясанную толпой зевак. «Утюг не выключил!» - воскликнул Остап Петрович. И был прав.

ФРАНЦУЗСКОЕ ВЛИЯНИЕ
В Торговом Доме на Виноградной работала продавцом дамских сумочек Даша Поночевная, мечтавшая выйти замуж за коренного француза. Страсть ко всему французскому зародилась у Даши рано, в двенадцать лет, когда её дядя Дмитрий Яковлевич Ашенбок подарил ей сборник рассказов Жака Дюваля (1799-1837). Балы, маскарады, французские любовники, меняющие загнанных лошадей на каждой переправе, падающие в обморок дамы в шляпках с вуальками – всё это ужасно волновало впечатлительную девочку. После школы Даша пробовала поступить на Ин. Яз., но не прошла по конкурсу. В итоге поступила на филологический, где едва не умерла от скуки и нехватки полноценных парней. После окончания университета проработала год в школе. Затем устроилась менеджером в страховую контору, но контора быстро разорилась. Далее был Торговый Дом на Виноградной, где, продавая элитные дамские сумочки, Даша сумела отложить приличную сумму денег. «На Эйфелеву башню коплю!» - полушутя говорила она подружкам. Чтобы освоить французский, Поночевная записалась на ускоренные курсы, и уже через три месяца могла сносно читать Дюваля в оригинале. Брачное агентство «Рандеву» подыскало ей французского жениха, хоть и не красавца, но, по его словам, вполне состоятельного. Приехав во Францию и пожив там какое-то время, Даша испытала разочарование. Париж был грязен и дорог, французская мова - быстра и непонятна, жених Седрик – похотлив. «Пора домой!» - думала Даша, когда человек с седыми водорослями волос по всему телу лез к ней с мокрыми поцелуями. И она уехала. Неудовлетворённый Седрик забрасывал её электронными письмами, умоляя приехать вновь. Даша честно призналась, что это невозможно, так как она истратила все свои сбережения. И тогда Седрик выслал ей деньги, которыми Даша распорядилась несколько иначе, чем ожидал от неё француз. Пятьсот евро ушло на покупку зимних итальянских сапожек, другие пятьсот - на новый сотовый телефон, а на оставшуюся тысячу она приобрела чудесного родовитого мопсика, которого назвала, конечно же, Седриком. Ну а Седрик истинный, Седрик картавый, Седрик, поросший седыми водорослями, к выходке своей русской невесты отнёсся по-философски спокойно. И только в редкие минуты одиночества, изрядно накушавшись вина, восклицал: «Дьябль! Дьябль! Кель кокин!».

СМЕРТЬ КОММИВОЯЖЁРА
Умер глупой смертью коммивояжёр Стародворский. Возвращался пьяным от друзей, упал в сугроб и закоченел. Жены и детей у него не было, о чём Авдей Ильич всегда горько сокрушался, зато были многочисленные друзья и знакомые, по-разному отреагировавшие на печальное известие. «Как неприятно! И ведь такой молодой!» - выразил свои соболезнования сестре усопшего Дмитрий Синявский. «Он так любил мои тосты!» - воскликнул Канделаки, обращаясь к своей любовнице Петровской. «Зато в постели был конченым Незнайкой» - подумала Петровская. «Кто теперь вернёт мне две сотни?!» - задался вопросом Магуров. «Надоедливый коммивояжка» - фыркнула Нина Евсеевна Роттермель. «Его не перепьёшь!» - сказал Пошехонский и, закатив маслянистые глазки, унёсся мыслями в сладкое прошлое. «Квартирку, вот, оставил!» - кутаясь в плед, вздохнула Стародворская, сестра Стародворского. «А не написать ли мне пьеску?!» - затачивая карандашик, воскликнул Тихомиров Макар.

НЕОЖИДАННАЯ НАХОДКА
Изяслав Прокудин делал в квартире ремонт. Ремонт вызывал в его душе много разных чувств, в том числе и раздражение. Чтобы раздражение утихомирить Прокудин много курил. В день выкуривал он две пачки. Изяслав не мог курить дешёвые сигареты. Покупка же дорогих шибко била по карману. Поэтому Вера, супруга Изяслава, время от времени выказывала своё недовольство. Но на этот раз недовольство выказывать было некому. Вера уехала на дачу к сестре. Изяслав, с зажатой промеж толстых губ сигаретой, обдирал обои и, пользуясь моментом, наслаждался одиночеством. Снимая со стены очередной слой обоев, он обнаружил в стене углубление. «Тайник!» - подумал Изяслав. Да, это был тайник. Принадлежал он прежней хозяйке квартиры, некой Антонине Антоновне Бабушкиной, утонувшей прошлым летом близ своего дачного участка в пруду. Изяслав сунул в сумеречное углубление руку и выудил оттуда запылённый томик «Преступления и наказания». Перелистав книгу, Изяслав обнаружил в ней деньги (эти деньги Антонина Антоновна откладывала на свои похороны). Перепрятав клад и выкурив две сигареты, Прокудин решил углубиться в чтение найденной книжки. Его разбирало любопытство. Дело в том, что друзья то и дело находили в его облике сходство с Фёдором Михайловичем, которого он к своему стыду никогда не читал. В два часа ночи Прокудин перевернул последнюю страницу и задумался. Было тихо. На кухне одиноко горела лампочка. Из переполненной пепельницы вяло вился дымок. Изяслав снял очки и, покусывая дужку, почему-то не сказал, а именно воскликнул: «Не думал, что Достоевский такая дешёвка!».

КОРМЛЕНИЕ
Грибы пахли грибами. Пока официантка оформляла заказ, школьник отвинтил крышку и поднёс содержимое баночки к носу. Чувство скорого возмездия наполняло его светлой радостью. Оставалась, правда, загвоздка: каким именно образом скормить грибы жертве? Технически это было довольно трудно устроить. Грибы - не конфеты, так просто их есть никто не станет. Но ничего, решение рано или поздно найдётся. В конечном счёте, грибы можно подкинуть Шиманской в школьной столовой. Подошла официантка. Принесла поднос, а на подносе - тарелка солянки, шашлык из говядины и кружка живого пива. Кормильцев с удовольствием зачавкал. Когда еда кончилась, школьник ещё чувствовал голод. Он открыл меню в поисках чего-нибудь лёгкого. Заказал омлет с ветчиной и кусок торта с чаем. Так-то лучше! Сытый он шёл ночными скупо освещёнными дворами, мысленно рисуя волосатую бородавку, которая в скором времени должна была соскочить на лице ненавистной ему девочки. Пришло сообщение от мамы: «Бабушке стало плохо, эту ночь я проведу с ней. Ужин на столе. Целую». Мысли Кормильцева вернулись к Даше. Теперь он испытывал к ней щемящую нежность. Ведь всё ещё можно исправить! Он напишет ей много ласковых слов, а потом позвонит. И она придёт, а он будет валяться у неё в ногах, прося о пощаде. Именно так он и сделает! И обязательно нужно будет воспользоваться отсутствием матери, и познать, наконец-то, женское тело. Подходя к дому, он зашёл в круглосуточный вино-водочный, где купил две бутылки красного вина и пачку сигарет, про себя отметив, что последние несколько дней много курит. Его хорошее настроение омрачилось часовым пребыванием в сломанном лифте, где он здорово пропотел (у него была клаустрофобия). Когда он вошёл в квартиру, к нему на встречу с радостным лаем бросилась Моня и как следует обслюнявила. Кормильцев проследовал в ванную. Возле раковины на прежнем месте стояла Дашина сумочка. Кормильцев раскрыл её. Ничего особенного. Паста. Щётка. Кусок мыла. Понюхал. Чудесное. Он включил душ и начал мылиться. С каждым прикосновением мыла к коже, в нём росло чувство любви к Даше. Да, он долгое время блукал в потёмках, теряя энергию, но теперь поступит правильно. Повязав вокруг таза белое махровое полотенце, он отправился ужинать. Мама готовила вкусно. Вечернее меню состояло из борща с фасолью, запечённого в духовке мяса по-французски и яблочного пирога с корицей. Объедение. Хлебая суп, Кормильцев написал Даше сообщение. Она не ответила. Школьник решил позвонить ей после трапезы. Под мясо хорошо пошло вино. Первая бутылка была выпита более чем быстро. Кормильцев открыл газету и пробежался по заголовкам: «В Челябинске пешеход выстрелил в лицо сотруднику ГИБДД». «Сатанист до смерти забил резиновой дубинкой неонациста». «Мировые цены на нефть будут расти». «Робот покалечил японского подростка». «Даррен Аронофски снимет новый фильм». «Константин Секержицкий даёт интервью Литературной газете». За чтением Кормильцев съел всё запечённое мясо. Но этого ему показалось мало. Он отломил корочку хлеба и вымакал остатки соуса. Затем налил себе ещё одну тарелку супа и съел её. «Видимо, вино здорово возбуждает аппетит» - подумал он, наливая третью тарелку супа. Далее он поставил кастрюлю на стол, и пока не опустошил её всю - не успокоился. Чуть погодя в расход был пущен яблочный пирог. Затем вторая бутылка вина. Аппетит рос в геометрической прогрессии. Это пугало школьника , но не есть он не мог. Он должен питать свой растущий организм, чтобы стать полноценным членом общества, поэтому ему в больших количествах нужны белки, жиры и углеводы. А ещё йод, чтобы не росла щитовидная железа. Он принялся уписывать хлеб с солью. А когда хлеб кончился, съел банку майонеза, зажевав его кислым яблочком, как горемычный герой из рассказа А. Сухарея. Школьник уже не думал о Даше, в голове свербила только одна мысль – ЖРАТЬ! Однако, жрать уже было нечего. Холодильник опустел. В шкафах ещё остались кое-какие крупы, но на их приготовление совсем не было времени. А непрерывно растущий голод следовало утолить немедленно. Пищи! Пищи! – требовал желудок. И тогда Кормильцев вспомнил о грибах.
Первый гриб он жевал осторожно, со страхом. Тут же побежал в туалет смотреть не наросла ли бородавка. Не наросла, но в желудке творилось странное. А потом началась фантастика. Комнату вСпУчиЛо. Окно выстрелило и улетело. Люстра упала, убив Моню. Из пола полезла трава. Комната превращалась в поляну! Кормильцев стоял на поляне и дожёвывал грибные остатки.
У него кружилась голова и болел живот. Однако голод не проходил. Он ползал на четвереньк-ах в поисках пищи. Нашёл сырой гриб. Потом ещё один. Потянул в рот. Есть можно. Местность, где он неожиданно обрёлся, была плохо освещена. Казалось, что свет исходил от тусклого искусственного источника. Кормильцев посмотрел наверх. Неведомые линии электропередач. На них молчаливо сидели чёрные птVцV. Они смотрели на голого мальчика и думали своё. По небу, оставляя яркий красивый след, мчался космический корабль. «Бред на Луну полетел» - подумал Кормильцев, расправляясь с третьим грибом. Есть более не хотелось. В отдалении слышалось женское пение. Школьник побрёл на него, ведомый смутным инстинктом. Трава доходила ему до щиколотки, но не кололась. Там и сям, сыпя пыльцой, из под его ступней вспархивали гигантские мохнатые бабочки. Чаще всего они были серыми, но иногда попадались зелёные и жёлтые. Заморосил дождь. Кормильцев нашёл какую-то ветошь, и оделся в неё. Его мутило. Несколько раз он падал, один раз в овраг. Но не в простой. Там был Гомперс и его робот. Гомперс, по-видимому, потерял сознание, а может и умер. Робот же пытался приделать к его голове кусок японской кожи, которую он содрал со своей ляжки. Кормильцев поспешно удалился. У него начинались слуховые галлюцинации. В частности он то и дело слышал страшный рык. Леопард? Пение росло и УСИЛИВАЛОСЬ. Шёл он долго, уже сквозь лес, распаляя свою похоть, и внутренний голос шептал ему, что дело выгорит. Лес постепенно редел, а потом и кончился вовсе. Выйдя к пруду, он увидел их, поющих нимф, окутанных мреющей дымкой. «Сюда, сюда…», словно говорили они. Он решил сосчитать их. Два раза сбивался и начинал вновь. Тридцать три! Они водили хоровод, эти нимфы, стоя по пояс в голубой воде. Неожиданно две из них расцепили руки – оп! - и школьник был принят в заветный магический ареопаг. Пели они переливающимся языком одну очень странную песню:
...творят твари тварей: одни пятым номером и миллениумом пропахли, новые - кровью и потрохами, щекотно всем, сосут у водосточной трубы жестяную водицу, геликоптер уже взведен - третья лопасть лимфой неба сочится, полупроводники, устав от собственных мышьяков, души высвечивают голубым и красным, но недоступны им теней лагуны, укрывшие крошечные телескопы креветочных лун, та химическая смерть, что уже случилась, не заменит посторганической жизни, в окна твои постучавшейся, из робких ли десятков и единиц? вопрос ли? вчера был пропущен, потому и сегодня – дважды, обычная практика, ритуал, сатисфактор (увы - квазильный), а у меня коллекция подарочных грибочков, все копится и копится – драгоценности... мостовой волдыри булыжников, извилисты улицы, моромойки клыкасты, лестниц зубами отжато, болью выжато, я без ты, лампы улитками цоколей, ползают по хоботам фонарей, слизывают тока сок, во́рона крыла парабеллума, всасывает висок,цок.
Закончив петь, девушки стали ни с того ни с сего ускоряться, а их тонкие полупрозрачные кисти и плечи наливаться плотью и волосом. Всё вдруг сдвинулось со своих осей и зАяРиЛоСь. Кормильцев почувствовал резь в глазах. Вспышка света. На мгновение он ослеп. А когда зрение вернулось к нему, то от прекрасных нимф не осталось и следа: кто-то жестокий перетасовал колоду, загнав в пруд три десятка противных мужиков с обрюзгшими грудями. Придя в себя от потрясения, Кормильцев разглядел на каждой, тронутой сединами груди по татуировке. Они гласили: сенатор Муго, сенатор Ветер, сенатор Сенатор, сенатор Бег, Сербский сенатор, сенатор Бершка, сенатор Паук, сенатор Гибель, сенатор Бурунданга, сенатор Бык, Незримый сенатор, сенатор Булон, сенатор Никогда, сенатор Фугас, сенатор Гегечкори, сенатор Фромбола, сенатор Молчать, сенатор Абдул, сенатор Порций, сенатор Х, сенатор Ганнибал, сенатор Срук, сенатор Бекария, Галимый сенатор, сенатор Бешенство, сенатор Кандагар, сенатор Гипрок, сенатор Сова, сенатор Бром, сенатор Леопард, сенатор Узда и сенатор Ярево. Все 33 сенатора налаивали неведомое страшное заклинание (слов было уже не разобраtь), водя свой сумрачный х-о-р-о-в-о-д вокруг жертвы.Они делали с мальчиком что-то непоправимое. Это было очевидно. Кормильцев закрыл глаза. Кормильце боялся. Очень боялся Кормильц. Кормиль просто трясся от страха. Не описать словами, как было жутко мальчику по-имени Кормил. Корми думал, что вот-вот умрёт и причём болезненно. А умирать Корм не хотел. Не хотел умирать Корм и всё. «А как же моя мама?!» - вопрошал небеса Корм. Глядя в воду, он видел свою новую сущность. Они превратили его в робота! В робота! Трогать своё новое лицо, поочерёдно поднимать дрожащие руки, скалиться и не верить….

ИНКАССАТОР
В банк «Меркантиль», что напротив здания «3М», где более года отработал Грязный папа, вошёл инкассатор. Это был высокий молодой мулат, одетый в чёрную инкассаторскую форму. В левой руке он нёс целлофановый пакет с деньгами. В правой – длинный блестящий ствол. Ствол смотрел в пол и сиял. Всё внимание посетителей было обращено на вошедшего. Мервин Мартинес, к примеру, думал о деньгах, заключённых в мешочное пространство. О том же самом думал сварщик Кастро. Преступник №1 и преступник №2, хозяйничавшие в трущобах Петаре, очаровались блеском и холодным благородством оружия. А некто Скарсдейл так вообще врос в кафель. Деньги его не интересовали (в силу собственного богатства), пистолет тоже (боялся его). Бывает же так, что совершенно внезапно, поутру, возьмёшь да и влюбишься в ничего не подозревающего инкассатора.

ПЫЛЬ
В одном из роскошных особняков «Кантри клуба» жила небольшая семья. Папа являлся основателем одного из телевизионных каналов, мама владела сетью салонов красоты. Сын ничего не делал, вёл праздную жизнь, большая часть которой состояла из катания на яхте и поедания морепродуктов. Ещё в особняке жил дедушка, прикованный к инвалидной коляске (отчим мамы). Он был глух, нем и слеп, единственное, что выдавало в нём человека – это спорадическая улыбка, находившая его осторожно. По пятницам приходила уборщица, некто сеньора Сусьедад, колумбийка. Она делала влажную уборку, готовила обед, ухаживала за цветами в саду. Через некоторое время хозяева сделали ей замечание относительно качества уборки.
- В доме слишком много пыли – говорила мама.
- Вы не находите, что в доме слишком много пыли? – говорил папа.
- Пыль! – восклицал сын, проводя пальцем по читальному столику.
Только дедушка ничего не говорил, ибо не мог, но зато улыбался и, причём, так широко, как будто бы знал какую-то тайну. Вскоре уборщицу уволили, наняли другую - сеньору Польво - тоже колумбийку. Но и она вызвала неудовольствие среди членов семьи.
- Нет, но пыль же повсюду, – причитала мама.
- Я не могу дышать, повсюду пыль, это безобразие – причитал папа.
- С этой пылью надо что-то уже делать, ребята, ибо это пыль – сокрушался сын.
А дедушка смеялся. Сеньору Польво уволили, наняли сеньору Барро. А потом уволили и сеньору Барро, так как с ней пыли стало ещё больше. А дедушка смеялся.
- А что это дедушка постоянно смеётся? – сказал сын, - уж не он ли генерирует пыль?
- Странно! – воскликнула мама.
- Очень странно! – воскликнул папа.
- Гнать его из дома! Это от него пыль! – заявил сын.
Дедушка сопротивлялся, цеплялся за коляску, как бездомный кот в колбасу. В итоге, папа и сын вынесли его из дома вместе с коляской, оставив на ближайшей мусорной свалке. Удивительно, но пыли после этого не стало. А сына звали Скарсдейлом.

НЕКОГЕРЕНТНОСТЬ

Пожилой мужчина сел за столик и заказал завтрак. Было 9 часов утра. Место называлось – «Эль гротте». Завтрак состоял из мясных волокон, сыра, бобов, омлета и маисовой лепёшки. Официант был облачён в белое и двигался нервно. Абигаил Гарсия кушал с аппетитом. Ему принесли апельсиновый сок. Пил он его с причмокиванием. За пределами кафе сияло солнце. Прохожие шли на работу. Сигналили машины. Бегали волосатые собачки. Мир был в состоянии равновесия. После завтрака Абигаил выбирал туфли. Туфли он выбрал бордовые, в дырочку. Потом в парикмахерскую. Привёл в порядок редкую шевелюру, обработал ногти, насладился массажем. Обедал у родственников покойной жены. Уронил кусочек сыра на пол. Нагнулся.
- Вы кушаете с пола? – поинтересовалась сеньора Селия.
- Кушаю – ответил Абигаил, поднимая сыр.
- Пища священна! – сказал Рамон.
- Я тоже так думаю – ответил Абигаил, сдувая волосок с кусочка.
Пришли дети. Начали играть в куклы. Абигаил с неудовольствием посматривал в их сторону, ибо они шумели. Своих детей у него не было, но был кот. Кота никак не звали. И даже больше – Абигаил Гарсия никогда кота не гладил. Таким образом он воспитывал в себе силу воли. С наступлением сумерек Абигаил оседлал свой красный Мустанг и поехал кушать самую вкусную пиццу в городе. Заказал бутылку красного вина. Затем ещё одну. Захмелел. Начал приставать к официантке. Та кокетливо смеялась. Закат был прекрасен. Он выткался внезапно. По сумеречному тротуару ходили неизвестные чёрные птицы. Гарсия решил ехать в «Копас», хотелось посмотреть на людей. Запускали обычно после одиннадцати. На часах было без пятнадцати. Абигаил прикурил сигарету. Поискал глазами урну, чтобы выбросить горелую спичку. Урны не существовало. Тогда спичку он вернул в коробок, а последний схоронил в кармане брюк. Народ прибывал. В очереди ожидавших Гарсия выделил зеленоглазую брюнетку в чёрном коротком платье. Она то и дело смеялась, гремя серебряными браслетами. Рядом с ней стоял молодой человек. На танцевальной площадке Гарсия не сводил с неё глаз – настолько грациозны были её движения. Накачавшись свободной Кубой, он подошёл к ней.
- Здравствуйте. Отлично танцуете – сказал он, улыбаясь.
- Спасибо – ответила девушка.
- Как вас зовут?
- Анабель.
- А меня Абигаил.
- Очень приятно, Абигаил.
- Вам нравятся мои туфли?
Анабель посмотрела на туфли.
- Бордовые? Необычный цвет.
- Я куплю вам выпить?
- Извините, но я не одна.
- У вас есть парень?
- Да. Он отлучился в туалет.
- Тогда я куплю выпить вам и вашему парню.
- Идёт.
Гарсия подошёл к барной стойке, у которой трудилась молодая, но уже порядком натруженная лесбиянка.
- Dos cuba libre, por favor.
- Cien bolos – ответила барменша, наливая напиток.
Когда барменша занялась другими клиентами, Гарсия осторожно извлёк из кармана брюк белый пакетик и незаметно высыпал его содержимое в оба стакана.
Через полчаса он усаживал в свою машину потерявших всякие ориентиры брюнетку и её парня.
- Едем ко мне на барбекю, – решительно сказал Гарсия – и не вонять.
Молодые люди, едва коснувшись сидений, впали в беспамятство. Гарсия завёл двигатель, с шумом тронулся. Проехав пару кварталов, он тормознул у дома Мервина Мартинеса, барыги. Позвонил в дверь. Ничего не произошло. Позвонил ещё несколько раз. Ничего. Гарсия выругался. Вернулся в машину. Открыл бардачок, достал синий пакетик с кокаином.
- Сука, на один нюх осталось.
Свернул в трубочку купюру мелкого достоинства, накормил ноздрю, обтёр нос.
- Ну что, едем ко мне? – сказал он, обращаясь к пассажирам.
Пассажиры не реагировали. Красный Мустанг нёсся по трассе в ночь. Неожиданно брюнетка открыла глаза.
- Кажется, меня сейчас вырвет – сказала она слабым голосом.
Гарсия поморщился.
- Крошка, потерпи, осталось всего ничего.
- Меня тошнит – сказала девушка.
Через 2 секунды её вырвало в салон автомобиля.
- Блять! – воскликнул Гарсия, давя на педаль тормоза.
Он отстегнул ремень безопасности, открыл дверь со стороны девушки и ногой вытолкал её наружу. Его красная туфля была в блевотине.
- Иди проспись, пьянь.
Он со злостью закрыл дверь и надавил на газ.
Автомобиль взревел. Абигаил открыл бардачок, достал фиолетовый парик. Не сводя глаз с трассы, одной рукой как мог надел его на молодого человека, что сидел на заднем сиденье.
- Едем ко мне, мамулечка. Папулечка проголодался.

ИЗБИЕНИЕ КОРНЕЯ ИОСИФОВИЧА
Корней Иосифович Машкин, сидя в гостях, уронил кусочек пищи на пол. Пища была сыром. В другой обстановке, скажем у себя дома, он бы этот кусочек непременно поднял бы и приговорил на месте, но в гостях неудобно – мало ли что подумают – да и нравилась ему эта Шиманская Дарья с противным волосатым мопсом, который весь вечер косил недобрым глазом на всех. Корней Иосифович не был стар, напротив, ему было всего шестнадцать, просто так его прозвали в школе, а почему – неизвестно. Он, неприметно-тихий школьник, не участвовавший ни в одной серьёзной драке, сильно выпивший, сегодня захотел полютовать да поизбивать людей до синевы, удивить, в общем, Дашу. Желания иногда материализуются. Так и случилось на этот раз. Проходя мимо двух парней и шрамированной девушки, Корней Иосифович выкрикнул: «Эй вы, пидорасы горбатые!». Незнакомцы без лишних слов полезли в драку, в ходе которой Корнею Иосифовичу раскроили бровь, Вите Щербакову порвали кожаную куртку, Менагерова просто ограбили, только Даше не досталось, чего не скажешь о её питомце: его запинала до полусмерти шрамированная девочка. По большому счёту, это всё. Машкин закончил школу, поступил в университет на филолога, затем бросил университет, стал пить, потом пить бросил, выучился на мастера татуажа и тем самым худо-бедно зарабатывал на жизнь. Однажды к нему пришла клиентка и попросила сделать ей накожную надпись «Cogito ergo sum». Корней Иосифович сразу узнал её, шрамированную обидчицу из прошлого,угостил чаем, рассыпался мелким бесом, предлагая иные татуировки. Остановились на японском иероглифе, который означал «кто если не я?». Так и прожила шрамированная девушка с мыслью о своей исключительности, подпитываемой красивым, лихо сработанным, изображением. Корней же Иосифович тоже чувствовал моральное удовлетворение, ибо вывел на презираемой плоти не что иное, как «прошмантовка». Однако, жизнь сложнее, чем мы порой измышляем: Корней Иосифович ошибся - шрамированная клиентка ничего общего с той дракой не имела. Фамилия её Подгорная, она разведена, ведёт замкнутый образ жизни, растит двоих детей и всё ещё надеется встретить свою настоящую любовь.

НЕВЕДОМЫЙ ЭФФЕКТ
Некто Шубин, молодой и противоречивый работник научного космического центра случайно открыл недалеко от Земли никому неизвестную планету. Он интенсивно смотрел в телескоп, потирая натруженную очками переносицу. «Ибо живые позавидуют мёртвым» - ляпнул ни с того ни с его учёный, отпрянув от телескопа. Теперь он, наконец, стряхнёт с себя лабораторный мох, разрастётся вдоль да вширь, заходит ходуном. «Всё будет…» - думал он. Но ничего из того, что напланировал Шубин не было. Шубин умер вскоре после своего открытия. Случилось это вот как: он бредил идеей приобрести чёрный БМВ. Копил, но копилось мало и нудно. По совету друга полез в интернет, посмотреть, не найдётся ли покупателя на почку. Через некоторое время он вышел на нужный контакт. Шубин трусил, делец не внушал ему доверия, но, тем не менее, сделка оформилась. Шубин получил свои деньги, прооперировался, потом отлежался, потом поехал в соседний город за машиной. На обратном пути он попал в аварию, в результате которой от машина остались одни копыта, но сам Шубин выжил. От расстройства он начал пить. Открытие планеты он отмечал с друзьями. Говорили много велеречивых тостов, большинство из которых были, безусловно, фальшивками. Более сурового опохмела у Шубина не было никогда в жизни, в пользу чего хотя бы говорит тот факт, что единственная почка Ивана Ильича Шубина его отторгла. Дела по изучению планеты перешли к Куроедову, предположившему на планете наличие неведомого ценного металла (в последствии он получит название арифмезий). Долго искали средства на осуществление проекта, в итоге вышли на китайских, американских и японских спонсоров. Для облегчения денежного бремени набрали полдюжины миллиардеров со всего мира – «полетать для души» (Куроедов). В общей сложности полетело 24 человека, вошедшие в историю, как минимум, по двум причинам: 1. Они нашли альтернативное нефти и газу топливо. 2. В космос летели нормальными, а вернулись Борисами Моисеевыми, в самом дурном, в самом пагубном смысле этого слова.



ЕВРЕЙ-ЛЮДОЕД
Погода стояла настолько хорошей, что хотелось впасть в бешенство и начать убивать людей. Давид Самуилович Барсуков возвращался домой от преподавателя литературы Геннадия Вениаминовича Псарёва, редкостного, к слову сказать, прохвоста. Барсуков думал о том, что такого жаркого лета не было не то чтобы никогда, а никогда в жизни. Кто такой Барсуков? Барсуков был учитель пения, еврей и педераст. И вдобавок ко всему – он носил круглые очки, как у Троцкого. На подступах к своему дому, на фонарном столбе он увидел объявление, гласившее:
Благотворительная организация «Благодать» окажет помощь нарко- и алкозависимым личностям. Обращаться по адресу…
Давид Самуилович оторвал бумажку с адресом и поднялся к себе на семнадцатый этаж. Дома он скинул сандалии, чёрные потные носки и отварил себе пельмешки. А потом почитал газету. И побрил бородку. И позвонил Псарёву. И взял да и отправился на улицу Зелёную, где его угостили чаем, сказав, что «сессия» уже началась, но он может поучаствовать. В зале, несмотря на большое скопление народа, было прохладно. Барсуков вошёл внутрь и сел на стул, поставив подле себя небольшой дипломат. Люди поднимались по очереди и рассказывали свои печальные истории. Очень скоро Барсукову стало скучно. А потом он вообще впал в раздражение. А люди всё говорили и говорили. Слово взял огромный жирный мужчина с испариной на лбу. Он говорил увлечённо, с искоркой, видно было, что процесс доставлял ему превеликое удовольствие. Он говорил долго, что-то около сорока семи минут. И по всему его виду, по его уверенной бесконечной речи, можно было заключить, что говорить он ещё будет столько же, если не больше. Давид Самуилович Барсуков не выдержал. Раскрыв дипломатик и извлечя из него банку пива, он возопил: «Вы все дерьмо!». И отпил пиво. Его били долго и больно. Били уже бессознательного. Он практически сразу потерял сознание. Последнее, что он запомнил – это тонкий хруст своих очков, которые ему подарил Псарёв на день рождения в прошлом году.

БУЛОНЬ
В шкафу сидел чемодан. На протяжении двадцати пяти лет он сидел и внимал. Это был добротный чемодан из поросячьей кожи, переживший трёх своих владельцев: Ивана Ильича, Ивана Кузьмича и Захара Петровича. Сейчас он никому не принадлежал: о нём позабыли. Он сидел в пыли, овеянный думами. В себе он хранил несколько вещей: дудку, мелок и циркуль. А думал он о простом: о портянках. Об их полезности в быту. Самое неоригинальное, что можно сделать с портянками – одеть в них ногу. Оригинальнее: погонять ими, предварительно обоссав, какого-нибудь охуевшего в своём невежестве профессора ядерной физики. Чемодан не имел имени. Если бы у чемодана было имя, то это имя было бы Чемодан. Не иначе. Будь у Чемодана сын, скажем, Лев, и если бы этот сын работал, скажем, учителем в школе, то школьники величали бы сына так: Лев Чемоданович.
Никто не ведал, что чемодан сидит в шкафу и мыслит. И уж тем более никто не ведал, что чемодан таит в себе дудку, мелок и циркуль. Следовательно, дудкой никто не дудел, мелком – не писал, циркулем – не чертил. Чемодан больше всего на свете хотел быть музыкантом и дудеть в собственную дуду. Но у него не было рук, а значит осуществлять полезную работу он не мог. У чемодана был только чемодан, и чемодан знал это. Мелок и циркуль сидевшего в шкафу не интересовали. Дудка – повторюсь - интересовала. Но дудка сама по себе не дудит. А рук не было. А музыки хотелось. Но не было рук.
Однажды пенсионер Гигиберия открыл шкаф, и узрел там чемодан. Он искал нечто отличное от чемодана, но обнаружил именно чемодан. Чемодан не открывался: отсутствовал ключ от замочка. И тогда Гигиберия пустил в ход свой малахитовый крюк, который служил ему правой рукой, и вскрыл чемодан вопреки желаниям последнего по полной схеме. Вскрыл его Гигиберия и возрадовался. Дело в том, что пенсионера пригласил на свой день рождения трёхлетний внук Павлик, и пенсионер не ведал, что выбрать в качестве подарка. Точнее, ведал: пожарную машину на радиоуправлении, но денег на её покупку жалел. Пенсионер Гигиберия хотел подарить внуку такой подарок, который был бы одновременно и хорошим, и пригожим, и - к тому же - бесплатным. Пожарная машина под данную категорию подарков не подпадала. Гигиберию знали, как сребролюбца и неистового жмота. Его бюджет посторонние расходы исключал если не навсегда, то почти навсегда. А тут чемодан, да ещё и набитый дарами. Мелок, допустим, сгодится на начертание букв. Полезно! В дуду можно дудеть. Приятно! А циркуль… а циркуль лучше убрать подальше, а то, чего доброго, Павлуша по неопытности напорется на него оком, и последнее - долой. Итак, подарок Гигиберии состоял из мелка и дудки. Не хватало мелочи, детали, чего-то завершающего. Что это может быть? Да хотя бы губка. А что? Ею можно мыть посуду, натирать обувь, мылить себя и даже играть в неё, представляя интересным предметом. Пожарной машиной, например. Отличный подарок, хотя, как оказалось в последствие, не очень, ибо Павлик непрестанно дудел. Казалось, что измор гостей продолжался целую вечность, пока, наконец, изверга не увели родители и не наказали как следует. Впрочем, от неистового дудения в дуду пенсионер Гигиберия только выиграл. Он приговорил под шумок с тарелки Павлика фрагменты недоеденных яств, наполнившись тем самым светлейшей радостью, в которой пребывал все 4 дня, до самой своей кончины, настигшей его во сне, в сиреневом и прохладном алькове, под звуки соседского Вагнера.

ШЁРСТКА
У Павла было колесо, а у Павлика – колёсико. На часах - без пяти минут осень. Лорд Д., возвращаясь из офиса, вступил в жидкое говно. Заальбабузеб примерял папино платье. Клевал зёрнышко одноглазый голубь по кличке «Птичий грипп». Во всех университетах страны упразднили латынь. Внезапно латинисты переквалифицировались в коммивояжёров. В кожаный старинный чемодан угодил Терентьев. Гегечкори на заработанный миллион купил десять песцовых шуб и одни красные туфли на шпильке. Жирен Мориц упоролся детским питанием. Вышли погулять на улицу Женевьева и Левенталь. Борис Иванович в непрожаренном состоянии убежал в чащу, скрывшись в неизвестном направлении. Алопецией страдал злобный мопс Варавкиной. Упырь Лихой сидел на японской диете, но безрезультатно. Барсуков на заседании анонимных алкоголиков взял да достал из дипломата банку креплёного пива. Самурай Митсуруги телепортировался в Барнаул, где скололся и умер. Заальбабузеб смотрел на себя нового в зеркало, размечтавшись однажды стать девушкой Левенталя. Радиоприёмник, купленный для услады детей, взорвался, когда папа воткнул штепсель в розетку. Братья Ливер узнали новое словосочетание «лучи поноса» и возрадовались. Хрон чистил лысину новой щёточкой на беличьем меху. Сергей Неупокоев написал рассказ про маму-пидораса. Савраскин онанировал на светлый образ Елены Женевьевы. Иоанна фон Ингельхайм онанировала изящной ручкой на Левенталя. Онанировал на Левенталя и Заалбабузеб, облачённый в роскошное вечернее папино платье. Кто-то взял на разборку с фашистами циркуль, но не применил его. Алексей Сомов записал в твиттере кусочек своего сна. Неолит был одинаково плох как тогда, так и сегодня. Упырь слез с изнурительной диеты и наелся от пуза тыквенного творожка. Мик в порыве вдохновенного безумия искромсал одежду супруги вострым мачете. Павел Павленин выстрелил полицейскому в лицо из обреза. Ваня Папичев сделал себе памятное тату по этому поводу. Герман продал боксёрские перчатки и купил себе и Саниной пищи. Барсик улетел вместе с ушами Менагерова в Симферополь. У Павла было колесо, а у Павлика – колёсико. Шум толпы заглушал шёпот хуя, которым обладал Левенталь. Ачилезо плакал, умилившись удачно найденной строчке для своего стиха. Сраля ебала красивого миллионера. Факир пускал по вене ополаскиватель для рта и писал, болезный, в гесту. Наталья Вротен подсидела вице-президента своей библиотеки. Зордок отрастил миловидные пейсики. Эротические фантазии Вандалия Удавко сопрягались с кротом, которого он однажды попробовал любопытства для. Рууг избил соседа-латыша бедоном для молока. Рома Агеев с удовольствием кушал мацу. Саша Дохлый купил месячный абонемент в солярий. У Павла было колесо, а у Павлика – колёсико. Гоча Гогричиани на день рождения своей девушки купил ей в подарок красные мокасины. Писатель Левенталь и размером хуя и литературным дарованиям оставил далеко позади писателя Хармса. Зырянов отшлёпал кота по кличке Вася газеткой «Ху-ли». Неолит был одинаково хорош как тогда, так и сегодня. Надо бояться не конца света, а наркоманов. Иван Петрович не расчехлял, что к чему да почему. У Буратино был бутират, ключ и ещё кое-что. Это кое-что было слово – шёрстка.