Конкурсоид : ТРИ МЕСЯЦА ЛЕТА (на конкурс)

Лето было длинным. Таким длинным, каким никогда оно еще не было. Я знал её с детства. Мы жили в одном дворе, но ничего между нами не было. Никакая искра не пробегала, никто из нас друг друга не замечал, ну разве только для того, чтобы сказать "привет" по дороге в школу. Худая костлявая малолетка. Кому до неё было дело.

Когда июнь начинался, я натолкнулся на неё в магазине, и не поверил что вижу её. Высокая, стройная, сексуальная, длинные темные волосы, уверенные движения. У меня засосало под ложечкой. Она меня узнала. Разговорились. Кафе. Вино. Муж в командировке, дети с бабушкой. Моя квартира не убрана, плевать. Гладкое нежное шелковое белье и тело. Когда всё вокруг начало вспыхивать и куда-то падать, горло перехватило от восторга и неверия. Это я? Это со мной? В темной комнате за закрытыми шторами под белой простыней мир был разноцветным, чудным, и целиком умещался на скрипучем диване.
Потом она сказала:
- Неплохо потрахались, - и врубила тусклую лампочку под потолком, которая залила комнату обыденностью.
- Неплохо, - отозвался я, и дал ей прикурить дрожащими пальцами.

Мы начали встречаться. Нечасто, раз в неделю, иногда реже. Постель, сухое "Я позвоню через неделю" после. Так прошел месяц, пока она мстила мужу. Мной. За ночные кутежи, за поездки с секретаршей в заграничные командировки, за отсутствие дома. Да какая мне разница. Мне хотелось её даже такую - озлобленную, квитавшуюся за свое ускользавшее семейное счастье. Незаметно, я начал мечтать, и однажды стоя на утреннем балконе негромко признался пустой квартире - "я люблю". Глядя как солнце прогоняет со двора туман, как люди покидают подъезды, как с недовольным рокотом разъезжаются машины, я подумал, что неплохо было бы, если она сейчас лежала в постели за моей спиной, а её девочки сопели в соседней комнате. А что, места всем хватит.

- Ты с ума сошел!
- Но ты же сама говорила, что он надоел тебе до боли в позвоночнике.
- Это ничего не значит. Он отец моих детей, и ты не сможешь им его заменить.
- Я и не собираюсь. Пусть он будет папой, а я дядей который любит и живет с мамой.
- Ты не понимаешь!
- Того, что ты не хочешь бедно жить? Я стану зарабатывать.
- Как?
- Ты в меня не веришь?
- А ты сам в себя веришь?
- Да.
- Ну и дурак! Ты способен только лежать, курить и трахаться.

Хлопнула дверь. С этим звуком из квартиры ушла вера. Я тогда подумал - "плевать". У меня ещё оставались надежда, любовь, и два месяца лета впереди. А если повезет, то и вся жизнь с ней.

Конец второго месяца ознаменовался криком в гостиной:
- Я тебя ненавижу!!!
Был полдень, солнце едва пробивалось сквозь закрытые шторы. Я валялся на диване. Маша стояла от злости наполовину согнувшись, в одних трусиках, держала в руках тест на беременность, и рвала меня глазами на части.
- Чего ты орешь?
- Я же говорила тебе, чтобы ты тогда одел резинку...
- Послушай, а может тебе родить?
- ААААА..., - Маша захлебнулась яростью, и заметалась по комнате собирая одежду. Маше сейчас нельзя на аборт. У нее через три дня поездка в Испанию, с мужем.

Она приехала из Испании через две недели. Бронзовая, сочная, пьяная от вина и мужских взглядов.

- Хорошо выглядишь.
- Спасибо. Я хочу тебе сказать...
- Подожди, давай ляжем...
- Я сделала аборт.

Я дал ей оплеуху. Она упала на кровать. С удивлением встала, и покрывшись мелкой дрожью попятилась к двери. Снова раздался морозящий сердце стук. Я хотел сказать извини, прости, останься, но язык был противно ватный. У меня не осталось ни любви ни надежды. Лишь две недели лета.

Я ей совсем не звонил. Сидел в квартире, курил, пил и погружался в депрессию. На работу не ходил. Взял отпуск. Лето же. К сентябрю мне показалось, что я достал дна.

С трудом оторвав голову от смятой простыни, я поплелся на кухню. Попил воды из под крана, и стараясь резко не двигаться, открыл окно. Утро ворвалось теплом и щебетом в промозглую серую квартиру. Я лег на подоконник, и посмотрел вниз. Восемь этажей вниз заканчивались бетонной отмосткой и небольшим зеленым газоном возле подъезда. На газон лучше. Может не так больно будет, и я не разбрызгаюсь на несколько метров вокруг, давая дворничихе повод крыть меня матом. Если я сейчас отпущу вцепившиеся в подоконник кисти, и немного перегнусь вперед...
В этот момент раздался входной звонок. Я вздрогнул, заморгал, и рывком закинул себя в комнату. Потом в оцепенении открыл металлическую дверь. За ней стояла симпатичная девчушка лет двадцати. В руках у нее был синий блокнотик и ручка. Она сказала:
- Мы проводим социологическое обследование. Вы не могли бы ответить на несколько вопросов?
- Как тебя зовут?
- Зина.
- Хорошо, что не Маша. Я отвечу. Только про любовь меня не спрашивай.