Игорь Шанин : Инсомния

Ночь заходит в комнату запоздавшим гостем, и я снова обнаруживаю себя лежащим в кровати и бездумно разглядывающим потолок. Известка потрескалась и местами даже осыпалась, и я ловлю себя на мысли, что мог бы озаботиться ремонтом, если бы не душившее меня в своих тесных объятиях безразличие ко всему.
Веки чудовищно тяжелы, но стоит мне прикрыть их, как сонливость отступает в сторону, прячется где-то в темноте, словно зовет поиграть в кошки-мышки. Все тело ноет от усталости, так, что мне кажется, будто я больше никогда не найду сил подняться с постели.
Это моя вторая бессонная ночь, и если первая вызвала лишь легкое недоумение, которое я смог погасить обвинением в сторону нервного напряжения (хотя, откуда ему взяться?), то теперь не могу подобрать простое объяснение. Наверное, я чем-то болен. Наверное, мне следует обратиться к врачу. Наверное, это все можно поправить. Боже мой – думаю я – если в двадцать лет я сталкиваюсь с такой проблемой, то что будет в сорок? А в шестьдесят?
Я смутно помню, чем занимался днем. Пытался заснуть, но мне мешали солнечный свет и шум вытянувшейся за окном змеи-автострады. Странно, раньше я никогда не замечал, насколько она громкая. Даже сейчас она периодически шумит гулом моторов проезжающих мимо автомобилей. Я слышу смех, раздающийся из одного из них. Кому-то весело.
Когда я выглянул в окно ближе к полудню, то не увидел ни одной машины. Ни единой. При этом дорога продолжала шуметь, будто была способна запоминать рокот моторов и воспроизводить его подобно экзотическому попугаю. Я не понял этого, но не удивился. На тот момент я уже потерял способность удивляться.
Укушенная комаром лодыжка зудит. Она тоже мешает заснуть, но у меня нет ни сил, ни желания дотянуться до нее рукой и впиться в укус ногтями. Откуда-то я знаю, что даже если смогу укротить зуд, то это мне не поможет.
Вечером я выпил стакан горячего чая с ромашкой. Я читал где-то, что ромашка способствует засыпанию.
Не способствует.
Глаза покалывает, будто кто-то сыпанул в них мелким песком. Я снова опускаю веки, и сон снова ускользает от меня, как ускользает рыбка в реке, если пытаться поймать ее голыми руками.
Я считаю овец. Я пытаюсь мысленно воспроизвести все события предыдущего дня. Я пытаюсь ни о чем не думать. Это все должно помогать, если верить народным методам и рассказам знакомых. Кто мне говорил об этом? Я не могу вспомнить ни одного имени. Я не могу вспомнить лиц своих друзей и близких. Я не могу вспомнить, есть ли они у меня. И это действительно странно.
Я не могу заснуть.
Все сереет, когда наступает утро. Краски задыхаются и блекнут, выпитые предрассветными сумерками, а потом в комнату осторожно закрадывается свет нового дня.
Этот день проходит как во мгле. Я бесцельно шатаюсь по квартире, открываю и закрываю пустой холодильник. Потом пытаюсь найти свой мобильный, чтобы пролистать адресную книгу в поисках знакомых имен, но не нахожу. Телевизор не работает, дорога за окном по-прежнему пуста и разговорчива, светофор на самом краю картинки за оконным стеклом беспорядочно мигает разноцветными глазами, будто решил сойти с ума вместе со мной. Что-то происходит здесь, и я не знаю, что именно.
Смутно и отстраненно вспоминаю, что мне нужно куда-то идти. На работу? На учебу? К врачу? Теперь это неважно – я не хочу покидать квартиру. Я не хочу оказываться в том сюрреалистическом мире, который развернулся за окном.
Голова наполняется нудной тяжелой болью. Я стою на одном месте, опустив лицо и закрыв глаза. Несколько часов подряд. Сознание опустошено – ни одной мысли. Я так устал.
Ночь возвращается, до краев наполняя квартиру бархатной темнотой. Я снова в постели, снова разглядываю потолок. Изредка по нему пробегает свет фар проезжающих мимо машин, которых я не увижу, если посмотрю в окно.
Из всех чувств и эмоций осталась только тихая глухая злоба на самого себя. Она медленно и неспокойно ворочается где-то внутри большой нервной кошкой. Я злюсь, потому что не могу заснуть. Это все равно что пытаться почесать зудящий участок спины, до которого нельзя дотянуться.
Мерно тикают висящие в прихожей старые часы, редко и звонко капает в ванной кран. Звуки, которых я никогда раньше не слышал, потому что не обращал на них внимания, стали теперь запредельно громкими и отчетливыми, будто решили помочь бессоннице добить меня. Мне кажется, что я даже способен различить шелест, с которым сидящая на потолке муха чистит крылья.
Когда мутная мгла окончательно воцаряется в моем мозгу, вытесняя все остальное, приходит холодное осознание того, что я не один.
Приподнявшись на локтях, я вижу их – темные силуэты, словно человеческие тени, обретшие объем и плотность. Я различаю худую женщину с длинными волосами у окна, высокого мужчину, он сидит в кресле и задумчиво поправляет очки. А еще маленькая девочка с большим плюшевым фламинго, которого прижимает к груди. Она стоит рядом с кроватью, задумчиво рассматривая меня темными провалами огромных наивных глаз. Все они, эти силуэты, словно сотканы из черного тумана, они сливаются с темнотой и были бы вовсе не заметны, если бы не двигались.
Я медленно сажусь в кровати, ставлю ноги на пол. Понимаю, что должен испугаться, но страха нет. Ничего нет, кроме все той же неизбывной злобы. Злобы на себя и теперь вот на них.
- Почему вы не даете мне заснуть? – хрипло спрашиваю я, спугивая осторожную тишину.
Женщина у окна вздыхает и потирает переносицу. Мужчина смотрит на нее, потом на меня, и я ощущаю в его движениях какое-то обреченное сострадание. Девочка улыбается и подходит ближе, словно хочет, чтобы я обнял ее.
- Уходи! – сиплым шепотом бросаю я и взмахиваю рукой.
Удар приходится по голове ребенка, и на несколько мгновений она рассыпается густым вязким дымом, чтобы почти сразу вернуться в прежнюю форму. Детское лицо, исходящее жидким темным туманом, продолжает улыбаться.
Они неотрывно смотрят на меня и ждут чего-то, будто зрители, пришедшие в театр. Мне что, нужно станцевать для них? Тихо проходят минуты, тикают часы, капает кран.
Я не знаю, кто эти черные призраки и что им от меня нужно, но я отчетливо и ясно понимаю, что они – причина моей бессонницы. Почему-то они не хотят, чтобы я засыпал, почему-то для них лучше, если я буду бодрствовать. Почему-то они не понимают, что для меня так будет хуже.
Я поднимаюсь с кровати и медленно подхожу к женщине. Размытый свет уличных фонарей падает на нее через окно, поэтому я вижу ее лучше, чем мужчину и девочку. Я различаю тонкие черты лица, словно искуснейшим скульптором выложенные из дыма, ровно и медленно клубящимся так, что он не теряет формы. Она смотрит на меня, как смотрит учитель в школе на своего ученика, ожидая от него правильного ответа.
Только вот я не знаю, что должен сказать. Я плохой ученик.
Что-то происходит, и женщина поворачивает голову в сторону окна. Она видит там то, что ей не нравится – на черном лице отражается смутная тревога, женщина хмурится. Мой находящийся в трансе мозг вдруг выныривает из мглы, воспринимая эту тревогу как зацепку – то, что не нравится призракам, может их прогнать. Они уйдут, и тогда я засну.
- Что там? – спрашиваю я, приникая к окну.
Все та же дорога, тот же сумасшедший светофор, фонари, шум и пустота. То же самое, что было днем, только теперь под занавесом темноты. Я не вижу ничего, что могло бы мне помочь.
Женщина качает головой, мужчина поднимается с кресла и пытается задернуть шторы, но его руки проходят сквозь ткань, на секунду превращаясь в обычный дым. Девочка прижимает к груди своего фламинго, смотря на всех с легким, искренне детским непониманием.
Там не пусто, осознаю я. Там кто-то есть.
Натягиваю брюки, бреду в прихожую, накидываю куртку. Тело слушается меня неохотно, будто превратилось в старый ржавый механизм, требующий смазки. Свет не включаю – глаза давно привыкли к темноте.
Темным всполохом они бросаются за мной и встают у двери, закрывая ее собой. Не хотят, чтобы я выходил. Значит, именно туда мне и нужно.
Несколько минут я смотрю на эту жуткую троицу, пасмурно размышляя, как их обойти, а потом делаю глубокий вдох и просто двигаюсь вперед.
От моего прикосновения они растекаются по прихожей липким пряным туманом. Он окутывает меня со всех сторон и жжется, когда я случайно вдыхаю его. Кашляя и отплевываясь, я закрываю лицо рукавом, сквозь мутную мглу нащупывая дверную ручку. Она поворачивается в моей ладони, и квартира выпускает меня в темный подъезд. Задыхаясь, я бегу по ступеням, пока не оказываюсь на улице.
Холодный ночной воздух поздней весны вымывает из моих легких вязкую чернь, и я жадно дышу им, глотаю его вдох за вдохом, не в силах напиться. Сердце бешено колотится, а ноги едва держат меня. Хочется растянуться на земле, уткнуться лицом в грязный влажный асфальт и лежать так, совершенно не двигаясь. Но я здесь не за этим.
Оглядываюсь по сторонам. Город мертв – ни одного горящего окна, ни одного случайного прохожего. Словно кто-то тщательно выстроил этот макет, забыв впустить в него жизнь, и теперь он бесполезно высится вокруг темными безлюдными многоэтажками, начисто лишенный смысла.
Черных призраков нет рядом, но я чувствую, что они не покидают меня – в одном из окон замечаю изящную фигуру женщины, где-то вдалеке пробегает девочка, на мгновение черной кляксой перекрывая свет уличных фонарей. Мужчина наблюдает из-за угла, то и дело поправляя очки.
Я не знаю, что делать, поэтому просто иду вперед.
Ночь течет по замершим улицам ровно и неспешно, звук моих шагов отскакивает от мертвых каменных стен гулким эхом. Меня шатает – сил почти не осталось, но сна нет ни в одном глазу. Мне кажется, что скоро я просто упаду замертво, и эта мысль ни капли не пугает меня. Я слишком устал, чтобы сопротивляться.
- Если ты умрешь здесь, то обретешь жизнь, которая хуже любой бессонницы, - вдруг слышу я.
Этот негромкий женский голос кажется мне до боли знакомым. Я осматриваюсь и вижу ее – невысокая женская фигура, она прячется в тени старой арки, протянувшейся между двух пятиэтажек. В отличие от черных призраков, девушка выглядит настоящей – не по сезону легкая зеленая кофточка, джинсы и босоножки. Она поправляет длинные каштановые волосы, глядя на меня пронзительными серыми глазами. Девушка стоит в темноте, но темнота не скрывает подробностей. Даже если я закрою глаза, я буду видеть незнакомку в мельчайших деталях.
Призраки снова рядом, возникают между мной и аркой, загораживая путь. Значит, именно этой девушки они боятся.
Она выходит из тени и останавливается, окунаясь в тусклый оранжевый свет уличных фонарей. Она не может идти дальше – призраки мешают ей.
Я делаю неуверенный шаг. Женщина предостерегающе качает головой, мужчина подается вперед, а девочка лишь крепче прижимает к себе своего фламинго – она словно не понимает, что происходит и почему она здесь находится.
- Я хочу заснуть, - почти жалобно шепчу я, делая еще один шаг.
- Они не хотят отпускать тебя, - с непонятной горечью отвечает девушка.
Я снова двигаюсь вперед. Черное лицо женщины уродует гримаса ужаса, она бросается ко мне и толкает меня в грудь обеими руками, окутывая непроглядной мглой. Будто тугая волна ветра ударяет меня, я отшатываюсь назад, все нутро пронзает запредельная боль – тысячи потерь и расставаний, глухая неизбывная тоска. Бездонная, лютая скорбь.
Горячие слезы обжигают мои щеки. Стиснув зубы и стараясь не дышать, я продолжаю идти к девушке. Она, только она способна меня спасти.
Вслед за женщиной на меня несется мужчина. Он почти сбивает меня с ног, когда разбивается об мою грудь. Бесшумный черный ураган кружится вокруг, я оказываюсь будто внутри желейного торта – двигаться и дышать почти невозможно. Я размахиваю руками как неумелый пловец, прорываясь сквозь мглу к девушке. Мужчина и женщина обретают прежнюю форму, хватают меня за плечи, толкают назад. Я едва стою на ногах, но сантиметр за сантиметром продвигаюсь к своей цели.
Когда до девушки остается едва ли пара шагов, я задыхаюсь и падаю на колени. Она смотрит на меня с отчаянием, тянет ко мне свои руки, а я не могу до них дотянуться. Тесные объятия женщины и мужчины тянут меня прочь, будто я стал рыбой, попавшейся на крючок. Сил не остается, и я понимаю, что готов сдаться.
В этот момент девочка вдруг бросается ко мне, но не для того, чтобы помочь черной паре – напротив, она отталкивает их от меня, и я чувствую, как растерянно разжимаются на моих плечах призрачные пальцы. У меня есть всего один миг свободы, и я использую его.
Собравшись и сделав глубокий вдох, я бросаю свое тело вперед и падаю у ног девушки. Она садится рядом со мной, переворачивает меня на спину, с тревогой заглядывая в мое лицо. Черные призраки замирают в полуметре от нас, не в силах приблизиться.
Я смотрю на девушку снизу вверх – на фоне темного беззвездного неба и блеклых фонарей ее лицо кажется мне воистину прекрасным. Прекрасным и родным.
- Почему... Почему они это делают? – хрипло выдавливаю я.
- Потому что они любят тебя.
Я смотрю на призраков. Женщина плачет, опустившись на колени, ее плечи содрогаются от безмолвных рыданий. Мужчина медленно гладит ее по голове, а девочка стоит чуть в стороне – провинившийся ребенок, боящийся наказания.
И я вдруг узнаю их.
- Мама...
Она поднимает голову, черные слезы срываются с лица вязкими каплями тумана и растворяются в ясном ночном воздухе.
- Папа.
Он качает головой, глядя на меня с растерянным осуждением. Он всегда так смотрит, когда я расстраиваю его.
Девочка подходит чуть ближе, и я слабо махаю ей рукой. Моя маленькая, моя любимая сестренка.
- Не сердитесь на меня, - тихо прошу я и перевожу взгляд на девушку. Когда-нибудь мы должны были бы пожениться.
Но теперь это все остается в прошлом.
Ее прохладные ладони ложатся на мое разгоряченное лицо, и я понимаю, что больше не чувствую своего тела. Усталость добила меня. Я закрываю глаза, меня словно качает на тихих морских волнах.
- Спи, - говорит девушка.
И я засыпаю.
***
Зигзаги на кардиомониторе вытянулись в бесконечную ровную линию, и палату наполнил монотонный писк. Женщина, сидящая у кровати, на которой лежал молодой светловолосый парень, ее сын, с криком вскочила на ноги и схватила его за плечи, словно надеялась вернуть его этим жестом к жизни.
В палату ворвались врач и медсестра, взволнованные и деловитые.
- Всем покинуть помещение, - скомандовала медсестра.
Женщина отчаянно замотала головой, изо всех сил прижимаясь к сыну. Ее муж мягко, но настойчиво обнял ее за плечи и вывел наружу, вслед за молодой девушкой с каштановыми волосами.
Они сели на стулья в коридоре, где спала девочка, прижимавшая к себе розового фламинго. Женщина скрючилась вопросительным знаком, до крови кусая руки, а мужчина гладил ее по плечам, растерянно смотря в пустоту сквозь толстые стекла очков.
Девушка держала спину неестественно ровно, покусывала губы и нервно теребила край своей зеленой кофты, прислушиваясь к ночной больничной тишине, периодически нарушаемой мягким жужжанием дефибриллятора, которое раздавалось из-за закрытых дверей палаты.
- Он умер, - негромко произнесла она будто в трансе, когда молчание стало твердым и тяжелым, словно камень, который кто-то положил на ее плечи.
- Нет! – закричала женщина, вскидывая голову. – Не смей так говорить!
Девочка проснулась и растерянно захлопала сонными глазами, с непониманием глядя на родителей.
- Они ведь сказали, что даже если он выйдет из комы, то останется живым овощем. – Девушка говорила до жути спокойным тоном, а по ее щекам текли слезы. – Это не та жизнь, которой бы он хотел.
- Думаешь, он хочет умереть? – крик женщины сорвался на визг, красивое прежде лицо раскраснелось и распухло от слез. – Это ты этого хочешь!
- Так будет лучше, - прошептала девушка. Она понимала, что не должна говорить таких вещей безутешной матери, но слова сами срывались с языка. Она будто находилась во сне, в котором не могла себя контролировать. – Люди должны отпускать своих близких, если те не могут остаться. Мы больше не могли держать его рядом, это принесло бы ему одни только страдания.
- Заткнись! – женщина вскочила на ноги. – Ты ничего не понимаешь!
Она замахнулась для пощечины, но в этот момент двери палаты распахнулись, и в коридор вышел врач. Следом растерянно брела медсестра, она выглядела подавленной и избегала смотреть на собравшихся в коридоре.
- Все в порядке? – выдохнула женщина, бросаясь к ним. – Все ведь в порядке, правда?
Врач медленно снял маску с лица и покачал головой:
- Примите мои соболезнования.
Взревев раненым зверем, женщина кинулась в палату. Остальные последовали за ней, сутулясь и переглядываясь. Напряжение сгустилось в воздухе, будто кто-то пустил по больнице отравленный дым.
Женщина горько плакала, уткнувшись лицом в грудь сына. Посмотрев на них, мужчина медленно сполз по стене и сел на полу, закрыв лицо руками. Девочка замерла посреди палаты, теребя своего фламинго, и выглядела напуганным ручным зверьком, вдруг оказавшимся в самой глубине дремучего леса.
Девушка медленно приблизилась к кровати. Лежащий на ней парень выглядел спокойным и умиротворенным, будто заплутавший в лесу путник, который наконец нашел выход и смог позволить себе заснуть.
«Что он видел там, в этой своей коме? Была ли я там, с ним? Смогла ли ему помочь?» - подумала девушка.
Она надеялась, что смогла.