рапана : Запах старости

Воскресное утро бабьего лета.
Тёплое солнце стекает прозрачными потоками с небесной крыши и, не встречая помехи, проникает в омут наших глаз.
Глаза моих подруг не прищурены, искрятся. Мы довольны, мы почти счастливы.
Нас ждёт рыжий лес. Доберёмся, начнём путаться вихлястыми собачонками в его ногах и будем счастливы окончательно.

Уже то, что мы без косметики, без каблуков и чувствуем себя потерянными идиотками в городском мире, даёт нам уверенность в том, что мы уже совершили нечто невозможное.
Ну, ещё бы, послали на хрен работу, текущие дела и уехали на природу.
Любовь к ней нас объединяет. А ещё совдеповское воспитание, совдеповское образование – два слова, которые надо бы писать с большой буквы.

Что ещё? Многолетняя дружба, возраст, если сложить все наши годы, и разделить на четыре, получается, по сорок пять каждой. Объединяет работа и страсть ко всему необычному; начиная с еды и кончая концом света.
Судьбы только у нас разные. Привычки-характеры, имена, внешность, но мысли частенько совпадают. И чувствуем, как-то одно и тоже, и в желаниях сильно не разнимся: «Только бы мама не болела»


Да, чуть не забыла - всем одинаково не хватает ума и свободного времени.
Стоим, ждём автобуса.
- Так, договариваемся сразу, о работе и болячках ни слова.

- Воду все взяли?
Все кивают головами, кроме меня:
– Да в падлу мне было в магазин за одной бутылкой переться.
Тут же обматерили. Настоящие леди.

- Ой, как я хочу печёной картошки.
- И я, с салом внутри
- А я взяла три штуки.
- Зачем, бестолочь? Я же сказала, что я возьму на всех, домашней.
- Нет, ты не говорила что домашней.
- Чем ты слушала? Два раза повторила. Забыла? Пора пить йод, вёдрами.
- Да? А тебе надо уже просто пить, может, хоть на старости лет подобреешь.
- Доброта и размеры пенсии в нашей стране несовместимы.
- Тебе её вообще не дадут. Ты для неё хорошо выглядишь.

- Автобус подъехал, за мной, крошки мои. Оплачиваю билеты, у меня полтинник, потом отдадите, - прокричала старшая наша подруга, кидая нам свой рюкзак. Минуту спустя, растолкав толпу входящих, она уже сидела одновременно на четырёх местах.

* * *
Благодать осеннего леса – это синие волны бархатной тени с жёлтыми прожилками. Мы заныриваем в море счастье с головой, фыркаем младенческой слюной и пускаем пузырьки всеми местами.
Впереди голубые горы. Проходим пролесок. Тропинка, петляя, уходит всё выше и выше, потом исчезает вовсе. Опавших листьев немало, и они мягкие, не шуршат. У природы бальзаковский возраст. Дожить бы...Как же я ей завидую.
Нам надо подняться к подножию и опуститься вниз, в глубокое ущелье к горной речке.

- Ах, красота, мне моих двух глаз мало.
- Господи, только ради этого стоило бы родиться.
- Да это же чистое наказание, вот так бы и заткнула себе всё за пазуху.
- Ага, ты для начала камни оттуда вытряхни.
Смеются.

Продолжаю любоваться. Молчу.
Мне хочется найти слова, чтоб передать пейзаж, изучив его на взгляд, на ощупь. Не нахожу, чертыхаюсь. И это называется возвышенное настроение?!
Одна часть красоты ускользает - витает в облаках и где-то выше.
Часть другая, с поникшими былинками, пёстрыми ручьями лесной акварели - замерла. Как будто прислушивается к сердцам, бьющимся от восторга. У неё едва уловимый грибной запах и стойкий запах выстиранного ситца.
Пройтись бы босиком по нему!

Два часа пути. Солнышко, припекая, раздевает нас до футболок.
Мы ползём, но по-прежнему радуемся, как дети. Только здесь и можно пройтись с дурацким выражением на лице. В городе сразу бы ткнули пальцем. Даже не верится, что в каких-то двадцати километрах проспекты, парки, улицы залиты сизой гарью, трепещут в лихорадке сражения с кризисом и воют одновременно от голода и ожирения.

* * *

- Нет, ты посмотри - какой крупный боярышник.
- Надо будет надербанить на обратном пути.
- А тёрна не видно.
- Может, в ложбинке не посох.
- Ну и что? К нему же всё одно там не подберёшься.
- Ничё, мы туда нашу тонкую натуру закинем…пусть воду, которую она не взяла, отрабатывает.
Смеются.
Мне не до смеха. Они такие – что скажут, то и сделают. Одна надежда – засидимся и времени на остановки, на обратном пути не будет.

Самая старшая как всегда, впереди планеты всей. Двусердечная, двужильная бабушка двух малышей уже пробежалась на место отдыха и вернулась сообщить нам, черепахам пренеприятнейшее известие - речка пересохла. Тут же договариваемся экономить воду. Как только договорились, всем резко захотелось пить и умыться. Хотя до этого о воде никто не вспоминал.
Нет, мы всё-таки достойные выкормыши коммунистической партии, той, что живёт уже без должной жажды жизни. А что изменилось? Ничего, по сути. Всё те же вода, земля, воздух. Неужели рыночные отношения настолько изменили людей?! Откуда эта тупая покорность, скоро переходящая в желудочную меланхолию. Покушали, отрыгнули, опять покушали и опять ни радости, ни омерзения. А мы не такие!
Меня распирает от гордости. Пусть даже ложной.

Наконец, когда не чувствуем под собой ног, подходим к заветной полянке.
Ущелье не встретило нас прохладой. Что сразу бросилось в глаза? Русло реки. Как выбеленный скелет. Деревца над ним стоят понуро, роняют и роняют листву, словно оплакивают. Да, тени много. А толку? Тут же не сговариваясь, начинаем говорить с кладбищенской интонацией в голосе.

-А бревно то наше, гляньте, совсем трухлявое.

-Надо будет хоть лужу найти, костёр то заливать надо будет хоть чем-то?
- Ой, да ты сцыкуха известная, зальёшь.

-Заметили, грибами совсем не пахнет.

-И птиц не слышно.

Душно. Тяжко. Тоскливо. Всем враз захотелось выпить.
Идём вдоль русла, молча. Идём долго. Мушек немерено. Лезут в глаза, в рот.
Заулыбались только тогда, когда обнаружили стоячую воду в углублениях между камнями. Умылись.

Но всё одно, ничего нас потом не радовало. Ни костёр, ни печёная картошка и сто грамм пошли без настроения. Разговоры начинались и сводились к воспоминаниям: «А вот раньше помнишь, водичка журчит, убаюкивает», «А грибов в это время было»,
«И уходить не хотелось», «Речка да, всегда была мелководной, но была. Без неё совсем не то»

- Давайте потихоньку собираться.
-…
- Что ты чувствуешь сейчас?
- Ничего. Вырвала себя из суеты – и отдохнула.
- Что ещё надо?

- А ты что скажешь?

- Чувствую запах старости.
- Чей?
- Этого кусочка леса. Он состарился и стал чужим.
- Да как же можно не любить и такой лес?!

- Можно.

Она не стала спорить. И это та подруга, которая способна довести до злых слёз, до спазмов в горле, до обморока чувств. Промолчала.
Значит, можно.