Трехглазый С. : Алкоголизм_

1. Состояние мысли.

Меня бросила девушка, которую я очень любил. Это был сильный удар по моему внутреннему равновесию – я надеялся с ней прожить всю жизнь, и оно не выдержало. Тогда я запил и за шесть с небольшим лет пропил из квартиры все, что было можно пропить. Новенький телевизор, мягкую и твердую мебель, даже ванную пропил, помню, как мы ее выносили, как боялись встретить по дороге ментов и с каким упокоением после на вырученные деньги злоупотребили дешевым спиртом. Бывшие друзья, видя ту дыру, в которую меня затягивало, боясь, что она способна и их затянуть, от меня отвернулись и даже мать, приходившая ко мне ко мне полгода назад, отреклась от меня, сказав, что я для нее умер и на днях девятого июля она меня похоронит, сказав даже название кладбища и порядковый номер могилы. Не знаю, смогла ли она это сделать, смогла ли на самом деле похоронить меня и справить поминки, поскольку я был пьян все последующую неделю и практически не вставал с постели, приходя в себя только во сне.

В подобном безумии прошли все шесть лет, друзья-алкоголики, подружки-алкоголики, в их компании, в жизни проводимой ими я забывал о том, что существует что-то другое, более светлое и жизнерадостное, для меня тогда был только один мир правильный и жестокий. Но однажды я все-таки успел проснуться, прежде чем у моих губ оказался стакан, я посмотрел вокруг себя, посмотрел на пылинки, летающие в лучах морозного яркого зимнего утра, и меня посетило желание, не посещавшее уже длительное время – мне захотелось действовать и к чему-то стремиться.

Встав с постели, вляпавшись носком в засохшее пятно блевотины, я прошел в ванную. Там было ужасно, никакого белого кафеля, никакой сверкающей манящей ванны, ничего, кирпичные облезлые стены и труба, торчащая из пола, от которой несло мочой и нечистотами, половая тряпка, истертая до марли, коричневая и мерзкая, пол усыпанный бычками мягкий и черный от пепла. Я заплакал, смотреть на все это было невыносимо, я вспомнил ту самую девушку, от которой тронулся умом, и воспоминания, будто острые ножи, изрезали душу. Я вернулся в комнату. То, что я называл постелью, находилось в углу комнаты и состояло из матраса лежащего на деревянном полу, истертого одеяла и подушки, наполненной поролоном. В другом углу комнаты стоял стол, поверхность, которого была забита мусором, пепельницей, сделанной из консервной банки и кастрюли, в которой находились уже засохшие от времени макароны. Я стоял неподвижно, смотрел на открывшийся мне пейзаж и не мог сообразить, как мне на подобное реагировать, как дальше жить. – Какое сегодня число? - спросил я сам себя, и что-то убивающее сознание поднялось из пустоты тела - я не знал, не знал точно даже месяца, знал только что зима, поскольку видел за окном лежащий на крышах домов и застекленных лоджий снег.

В коридоре послышался шум ключей, открывающейся двери и чьего-то сопения. Через некоторое время в комнату вошла женщина, она была пьяна и держала в своих потрескавшихся от жизни руках пол-литровую бутылку с мутной жидкостью. Она выглядела ужасно и своим видом добавляла композицию всей квартиры, без нее она казалось неполной. Я не знал даже как зовут эту женщину, хотя предполагал, что прожил с ней довольно-таки долго. – Доброе утро, солнышко, - прохрипела она, - я принесла, давай скорее похмеляйся, пока без сознания не упал. После этих слов я ощутил свое тело с присущей похмелью полнотой, болело абсолютно все, каждая клеточка организма требовала алкоголя, я закрыл глаза и услышал их неистовый крик в тишине комнаты. Женщина протянула мне бутылку, я взял ее в руки, и тело постепенно стало успокаиваться в предвкушении живительной влаги. – Глоток и, быть может, я больше не проснусь, - пронеслась в моей голове непонятно откуда взявшаяся предающая тело и мозг мысль. Женщина смотрела на меня выцветшими ярко накрашенными глазами и наблюдала за мной. Не знаю, что в тот момент посетило ее голову, но по выражению ее лица было заметно, что я не похож сам на себя и эта заминка с бутылкой, сомнения перед глотком были неожиданны для нее.

- Я бросаю пить, - твердо сказал я и поставил бутылку на стол. Как только ее донышко дотронулось поверхности стола, меня вновь охватила нестерпимая боль, голова готова была разлететься на части, желудок выйти наружу через ротовую полость и самостоятельно дотянуться до бутылки, в глазах все помутнело и я сел на корточки, меня вырвало. Женщина сходила на кухню и принесла тряпку, от которой несло хуже, чем оттого, что несколько минут назад вышло из меня. Я медленно встал и добрел до матраса, на который еле лег и как только это сделал, закрыл глаза. Сквозь веки я видел огненные взрывы и черные пятна, появляющиеся после них, я на некоторое непродолжительное время уснул, а когда проснулся, меня снова вырвало, и я наблевал себе на плечо. Женщина лежала рядом и пускала сопли, что-то невнятное говорила и плакала, она была пьяна до бессознательности, и исходивший от нее запах алкоголя заставил меня вспомнить об этом ужасном, но излечивающем напитке. Чтобы не искушать свою итак изнемогающую душу, я собрался с силами, встал, поднял на руки женщину и отнес ее на кухню, где положил ее тело на единственное одеяло, сам вернулся в комнату, вытер желудочный сок с плеча, и снова лег на матрас. Мне приснился сон, в котором я купался в неведомом мне пруду, пил из него воду и не мог ей никак напиться.

Разбудило меня непонятное существо, оно сидело рядом со мной и молча гладило меня по голове. Его руки были покрыты жесткой шерстью, и он карябал меня ей. Я открыл глаза и уставился на него, я не знал, кто он и что собственно вокруг происходило. Его глаза были зелеными и горели в темноте комнаты, за окном взрывались петарды, была новогодняя ночь – не знаю точно, откуда я это узнал, но проснулся уже с этим пониманием, возможно, ко мне вернулась память. – Кто ты? - спросил я существо и оно, повизгивая, ответило, что оно черт, самый настоящий, пришедший мне объяснить, в чем сущность жизни и какое место в ней отведено алкоголю. Я вскочил с матраса и отбежал к окну, страх резонировал с колебаниями моего сердца, делая мое самочувствие еще невыносимей. Черт медленно поднялся на ноги, все тело его засветилось тихим светом, не ярким и успокаивающим, я смог разглядеть его более пристально. Худое тело, покрытое шерстью, кривые ноги, заканчивающиеся коричневыми копытами, маленькая голова с крохотными рожками и длинным свинячьим носом, хвост, обвивающий ноги, как будто хотевший их связать. Я зажал голову руками и закричал, очень громко, очень неистово.

-Что с тобой, солнышко? - вбежала из кухни женщина. Она включила свет, я открыл глаза и кроме нее никого не увидел. Она стояла одна среди пустой квартиры, с лицом размокшего гофрированного картона. Я сел на подоконник и отвернулся в окно, за которым люди праздновали встречу с новым годом, 2005 по календарю. Женщина подошла ко мне обняла и молча уставилась в окно, я заплакал, она тоже.

-Давай вместе бросим пить, посмотри, в какой грязи мы живем, - прошептал я ей и она, оставив меня и взяв со стола бутылку, опять ушла на кухню. Я снова лег на матрас и стал смотреть на потрескавшийся потолок, думая о многом и вспоминая, где мне в этом беспорядке найти собственный паспорт. Потом снова от бессилия и дурноты распространившейся по всему телу заснул. Мне приснился страшный опустошающий возникшие стремления новой жизни сон.

2. Сон.

Я стоял на кладбище, возле собственной могилы и смотрел на выцветшую от солнца фотографию, на ней мне было двадцать пять, и я улыбался, ожидая будущего и смотря на него яркими непримиримыми глазами. В те годы я готов был свернуть горы и перекинуть русла рек, хотя был довольно-таки пассивен в своей жизни, но оттого, что в моих жилах, крови и суставах играла молодость, я был силен и безмятежен. Сверху лил противный дождь, и было довольно-таки прохладно. Чуть в стороне за несколькими могилами стоял, опершись об синюю ограду, мокрый озлобленный черт. Он ждал меня, пока я попрощаюсь с самим собой и пойду с ним в страну грез, которую он мне несколько часов назад расхваливал. Я присел на мокрую лавочку, поднял в кулаке горсть мокрой земли и, находясь в непонятном бессознательном состоянии, кинул ее в желтый росший у самого основания цветок, его стебель переломился, и он упал на мокрую глину, посыпанную не менее мокрым песком.

-Ты что, алкоголик, делаешь? – раздался гневный голос откуда-то сзади, я обернулся и увидел мать, стоящую под зонтом в черной одежде и с цветами в руках. Она с того последнего момента, когда я ее еще помнил, практически не изменилась, лишь в седых волосах мне показалось какое-то движение, будто она болела вшами, и они кишели на поверхности ее головы

-Мама, - прошептал я и двинулся к ней, готовый прижаться к ее груди и расплакаться. Но она отошла в сторону и сказала, что у нее нет детей, что ее единственный сын умер полгода тому назад, и что я ошибаюсь насчет нашего с ней родства. Обманывая себя, я предполагал, что она меня просто не узнает, я стал ей объяснять, что я не мертв, что я ее сын. Она стояла молча, прижав цветы к груди, и пристально смотрела на меня, с определенной периодичностью вздыхая и качая головой. Когда запас слов внутри меня истек и когда я не зная, что еще сказать, захлебнувшись сладко-солеными слезами, остановился, она сказала, - Мой сын умер, - и во взгляде ее я понял, что ничто на свете не сможет сейчас ее переубедить, мне стало больно, голова моя закружилась, и я оперся об ограду. Ко мне подошел черт и, взяв меня за руку, предложил мне уйти с кладбища, я послушался его, медленно встал, кинул последний взгляд на свою мать – ни слезинки не показалось из ее глаз, и пошел вслед за чертом. У ворот я обернулся, но матери уже не было видно

Мы вышли из ворот кладбища, и нам в глаза ударил яркий солнечный свет, тучки с неба рассосались, стало тепло и влажно, испарения от земли поднимались наверх, образуя пелену тумана. Перед нами лежала устеленная пустыми бутылками уходящая куда-то вдаль дорожка, мы пошли по ней, часто поскальзываясь и гремя стеклом. Нестерпимо пахло алкоголем, по дороге встречались пьяные веселые и довольные люди, они были плохо одеты, они были грязны и небриты, но они были счастливы, со своими подругами они целовались на осенних лавочках, играли на гитарах старые песни и читали стихи. Один мужчина, присоединившийся на некоторое время к нам, прочитал наизусть почти всего Джима Моррисона. Черт постоянно подливал ему в стакан, и от выпивки мужчина становился бодрее и, казалось, что он не пьянеет от нее, а наоборот набирается сил, становится более подвижным и жизнерадостным. Около плаката, на котором было написано “Жизнь одна, надо развлекаться” мужчина отстал, присоединившись к двум женщинам-инопланетянкам с синеватым оттенком кожи – с голубыми интеллигентными кровями текущими внутри их тел. Мы пошли дальше. Впереди виднелось бетонное здание с выцветшей вывеской “Рюмочная”, дорожка вела прямо в него.

Внутри было светло и тепло, за время нашего движения на улицу пришла ночь, потому было приятно оказаться в комнате, в которой можно было бы просто посидеть и отдохнуть. За стойкой стояла миловидная женщина в фартуке расшитым яркими цветами и логотипами различных алкогольных напитков. Она подала нам два стакана, в одном была жидкость янтарного цвета, очень похожая на цвет крови, в другом прозрачная кристальная. Черт взял себе стакан с красной, мне протянул с прозрачной. – Ну, будем, - произнес он и осушил свой стакан. Я пригубил со своего, на вкус жидкость была сладко-соленой и от глотка сделанного мной, внутри меня стало невыносимо, что-то в грудной клетке сильно закричало и попыталось вырваться, руки затряслись мелкой дрожью, я поставил стакан обратно на стойку. – Что это? – спросил я женщину, она улыбнулась и сказала, что это слезы моей матери, так и не вытекшие из ее глаз при нашей последней встрече на кладбище. Я резко встал и попятился назад, черт схватил меня и угрожающе предупредил, что если сейчас я встану и уйду, то умру мучительной смертью сегодня же. Я отбросил его руку и выбежал из комнаты на улицу. В меня ударил свет, и я ощутил его сильнейшее давление на собственный организм, он был подобен сильному ветру заталкивающему меня обратно.

3. Делирий.

Я открыл глаза, в комнате было темно, была глубокая новогодняя ночь. Матрас и тело мое были мокрыми, во рту же был страшный сушняк, и хотелось пить. Я встал на ноги, включил свет и пошел на кухню. Моей женщины, которую я вспомнил, как зовут – ее звали Мария, не было. Кухня находилась в грязном смрадном одиночестве. Наклонившись над старой выкрашенной белой краской раковиной, я присосался ртом к трубе. Живительная вода потекла в мой пищевод и желудок, наполняя тело расслабляющей энергией.

-Вот ты где, - услышал я позади себя грубый голос. Резко обернувшись, я никого не увидел. Сердце мое застучало очень быстро и громко, от его ударов, как мне показалось, затряслась даже висевшая на стене картинка с тремя котятами и календарем на 2002 год.

-Да это он, - произнес уже другой голос совсем рядом, но того, кто его из себя выдавил, я не увидел. Вспоминая сон и черта, угрожавшего мне, я понял, что за мной пришли невидимые люди, что совсем скоро они окружат меня и убьют. Больше всего меня в тот момент угнетало то, что я не знал, как с ними бороться и как обороняться, я мог только безудержно бояться и трепетать, ожидая сокрушающего плоть удара.

-Алкоголик, конченый человек с гнилой печенью и пропитым сознанием, - сказала невидимая девушка, голос ее был до боли мне знакомый, такой же голос был у моей любимой, но насколько я помнил, к тому моменту она была еще жива.

- Помнишь ли ты сыночек, каким ты был хорошеньким, помнишь, как я отдавала тебе все, что было у меня, хотела, чтобы здоровье у тебя хорошее было, а ты все труды и нужды опошлил пьянством, я из-за тебя посидела раньше времени, я из-за слез усохла сильно и заболела изжогой, - произнесла мать и неожиданно появилась рядом со мной в забитом голосами пространстве кухни. Потом появилась та девушка, нанесшая серьезный удар по моей психике, появился незнакомый мужчина в валенках и телогрейке, появился сам черт, чуть в стороне, но все же на виду. Они все осуждающе смотрели на меня и качали головами. Я молчал, не зная, что сказать и как вести себя. Я сам понимал, что пустил свою жизнь под откос и вряд ли смогу теперь прыгнуть с саней, стремительно несущихся вниз, мне было самому себя жалко и от этого невыносимо больно.

-Посмотрите на него, какой у него ужасный вид, - сказал черт, нарушив на несколько минут затянувшееся молчание, - если он умрет, будет всем намного лучше, все успокоятся и освободится квартира, давайте убьем его.

-Да, давайте, - закричали появившиеся в проходе соседи, дед и бабка, еле стоявшие на своих гнилых от возраста ногах, но с живыми огоньками ненависти в глазах. В руках они прятали ножи, лезвие одного из них блеснуло и луч, испущенный им, попал на сетчатку моего глаза. Я огляделся и заметил, что орудия убийства были у каждого из участников поставленной чертом сцены. У человека в фуфайке и валенках был топор, с которого уже капала чья-то кровь, у матери веревка и мыло, у девушки была баночка с ядом. Они стали медленно под дикий и мерзкий хохот черта на меня надвигаться, зажимая меня в угол и заключая в кольцо. – Беги, - крикнуло во мне сознание, и тело, послушавшись его, метнулось вперед, свалило собственную мать и ринулось в комнату, закрыв за собой дверь.

- Что с тобой, солнышко? - спросила меня, оказавшаяся в комнате Мария. Она дотронулась до меня и попыталась схватить за руку, но у меня получилось изловчиться и ударить ее кулаком по лицу. Она упала на пол, я нанес ей еще несколько ударов ногой, потом, оставив ее, отбежал к окну и замер. Я стал прислушиваться к тому, что происходило на кухне, но ничего не было слышно - слышны лишь были кряхтения и сопения, распластавшейся на полу пьяной Марии. Через несколько минут рядом со мной появился черт, я нечаянно дотронулся плечом до его жесткой шерсти, что заставило меня резко обернуться. Он сидел на подоконнике и смотрел на меня жестоким убивающим взглядом. Я попытался его ударить, отдал приказ своим рукам, но они меня не послушались. Черт владел моим телом, будто ребенок машинкой на дистанционном управлении. Единственное, что осталось моим во мне - это какая-то небольшая часть мозга, отвечающая за сознание и восприятие.

Мое тело подняло руку и поднесло к глазам, поверхность руки заполняли тысячи мелких насекомых, они роились над ней, сидели на ней и сношались. Рот мой открылся и начал их поедать, я внутри головы, воспринимая абсолютно все и осязание, и вкус, и запахи, кричал от негодования и блевал от отвращения. Другая рука поднесла к моему рту тот самый стакан из сна, наполненный материнскими слезами и мое тело его залпом выпило. Мне стало дурно так, как не было ни разу в жизни, будто я выпил страшнейший и смертельный яд. Душа завопила во мне и стала тужиться, чтобы как можно быстрее покинуть мое страшное больное тело, мне захотелось умереть, выброситься из окна, не обращая внимания на черта, я открыл его, на улице было холодно, и ветер проник внутрь моей одежды, в момент охладив мне тело. Я залез на подоконник и в тот же самый момент спрыгнул с него вниз, душа во мне облегченно вздохнула, и я упал на заснеженный асфальт, рядом с лежащим на тротуаре пьяным молодым человеком. Сбежались какие-то люди, они смотрели на меня и что-то кричали. Минуты две я был в сознании и смотрел наверх, туда, где на подоконнике сидел черт и махал мне костлявой обросшей шерстью ладонью.

2004г. Сергей Трехглазый