krоt : Дом

… Всем, родившемся в Старой Москве посвящается…

КрУжит, крУжит листопад над осеннею Москвой
И стоит Нескучный сад, разноцветной пеленой
Над печальной Малой Бронной, над Остоженкой, Тверской,
Ветер летом опаленный, тщится все догнать его.
Все смешалось в шумном граде, на брегу Москвы реки
Я не думал о расплате, только мысли вот горьки.

Иногда я ловлю себя на мысли, что даже толком не помню как он выглядит, величественный, старый, настоящий осколок ушедшей эпохи, помнящий времена, когда по окружающим его бульварам и улицам, гуляли Булгаков и Есенин. Иногда я ловлю себя на мысли, что то огромное помещение с лепными потолками и ванной, величиной с комнату в нынешних малогабаритках, которое называлось нашей квартирой, это просто сон, сон который помнится смутно, но оставляющий за собой некий флер непередаваемого чувства покоя и счастья, которые уже, увы, не вернешь.
Да, я был тогда уж слишком маленьким, чтобы понимать, что именно меня окружает. Дом, он был не просто местом, где проживали люди, он, подобно многим своим собратьям то тут то там выступающих островками прошлого в нынешнем центре города, был особым живым организмом, со своими законами и обычаями.
И отношения между жителями Дома тоже выходили за рамки обычных "здравствуйте - до свидания", практикующихся ныне. Двумя этажами выше нас жил профессор медицины, я даже не помню сейчас, как его зовут, за давностью лет, но я до сих пор не забыл, как он ругался и по настоящему был расстроен, что наша соседка, когда заболел ее муж, вызвала врача вместо того, чтоб обратится к нему.
Один мой знакомый, живя ныне в доме с консьержкой и охраной, неоднократно хвастался мне, как чисто и уютно в его подъезде. И мне тогда становится грустно, потому что я вспоминаю Дом, в котором не было ни соринки, при всем том, что никаких уборщиц там не было.
А потом пришли какие то люди, и я никак не мог понять, почему плачет мама, говоря, что она не хочет уезжать в какой-то спальный район на московских окраинах и почему тетя Саша со 2 этажа, всегда улыбчивая и дарившая нам, малышне леденцы, вдруг стала печальной и погруженной в себя. Только накануне переезда отец сказал мне, что Дом будут сносить, а на его месте построят какой то важный и нужный объект. Уже потом выяснилось, что этим объектом стал сквер, с чахлыми от загазованности деревцами. А тогда я никак не мог понять, что может быть важнее и нужнее Дома, моего Дома, без которого я не представлял свою жизнь.
…Я иду по Плющихе и неожиданно теплое мартовское солнце греет и слепит глаза, ставлю диск Жарра - "Oxygen" казалось бы сам превращается в кислород и глядя вперед, я замечаю дорожный указатель: "Ростовский пер.". Господи! За всеми своими проблемами и заботами я не заметил, как же близко я от места, где стоял Дом, ноги сами сворачивают в проулок, и я иду, внутренне надеясь, что вон из-за того здания, если пройти еще чуть-чуть покажется он. Я прохожу еще 50 метров и понимаю, что нет, это самообман, его нет и не будет, а вот уже и показались голые деревья пресловутого сквера. Я дохожу до него и стоя на дорожке, пытаюсь раскурить трубку. Выключаю плеер, в те времена их не было, стало быть, и я сейчас его не буду слушать. Если повернутся спиной так, чтобы не было видно деревьев, то, глядя на Москву реку, можно предположить, что вот он, за тобой и стоит только повернуться, чтобы зайти в свой подъезд и бегом взлететь на свой 4 этаж. Я не поворачиваюсь, не хочу разрушать иллюзии…
-Молодой человек! С вами все хорошо?- подошедшая женщина трогает за локоть, - Вы тут стоите уже минут пятнадцать и не двигаетесь.
- Спасибо, все нормально, просто тут был мой Дом…
… И видя недоумение в ее глазах, спускаюсь на набережную.

20.03.03 г.