Кузницин Олег : Бабкоскопия

14:35  08-10-2014
Бабкоскопия

(Ностальгический дивертисмент в трех бабках, с похищением и неожиданной развязкой)


Персонажи.

Петя Орлов – 35-45 лет. Амбициозный режиссер-неудачник, который вот уже много лет пытается пробить телепроект по мотивам своей биографии. Он же – Петя Орлов в детстве, он же - священник перед расстрелом. Он же – секретарь горкома. Он же режиссерша детского театра Наталья Кац.

Анжелика Силивестрна – вульгарно-элегантная бабенция неопределенного возраста, продюсер федерального телеканала. Она же баба Маша-палач. Она же диссидентка баба Валя. Она же старая актриска в роли Буратино. Она же Карабас Барабас. Она же Михалсергеевич Горбачев.

Секретарша – молодящаяся молодуха. Каждого симпатичного мужичка воспринимает болезненно близко к сердцу. Мучительно завидует своей начальнице Анжелике Селиверстне.


Предбанник начальственных апартаментов. За компьютерным столом сидит упитанная секретарша, играет в косынку, пытается дозвониться по мобильнику, на том конце не отвечают. Секретарша злится. Достает косметичку, прихорашивается: замечает лишнюю волосинку на своей щеке, пытается ее выдрать пальчиками, опять не получается, и опять злится. Еще раз набирает номер, и снова никто не отвечает. Со злости кидает мобильник на пол. Через несколько секунд спохватывается, залезает под стол и начинает его искать.
На диванчике сидит Петя Орлов, ему неуютно, он волнуется, ерзает. Тем временем секретарша ползает на коленках и ищет мобильник по всему предбаннику. Петя встает на четвереньки и помогает секретарше искать.

С е к р е т а р ш а. Нет, ну разве не дура!

П е т я. Не говорите так о себе. Себя надо любить.

С е к р е т а р ш а. А кто Вам сказал, что я себя не люблю! Только вчера купила новый айфон. Ведь он же не иголка, куда мог запропоститься?!

П е т я. Может Вы его дома забыли?

С е к р е т а р ш а (нервно). Наберите мне.

П е т я. У меня телефон глючит, мне звонить могут, а я нет.

С е к р е т а р ш а (в прострации). Как это не сексуально. (Выныривает.) Кстати, а Вы кто?

П е т я (по-прежнему на четвереньках, виновато) Я к Анжелике Селиверстне.

С е к р е т а р ш а. Ну, понятно, что не ко мне. А жаль. Кстати, у меня два высших образования. Просто я не умею мужиков крутить. А эта-то, приехала, из Урюпинского драмтеатра, одного мужика кинула, второго. Хоть и продюсерша, а рожа страшная.

П е т я. А долго ждать Анжелику Селиверстну?

С е к р е т а р ш а (с деланным безразличием). После дождичка в четверг, то ли будет, то ли нет.

П е т я (раздосадовано) Только в четверг?! А мне сказали, что по вторникам она тоже бывает.

С е к р е т а р ш а. По вторникам у нее запись, в офисе уж точно ее не застать.

П е т я (почти влюблено). Если Вы не найдете телефон, могу дать свой, на время конечно.

С е к р е т а р ш а (алчно). А у вас айфон? Последний?

П е т я (ностальгически) Нет, у меня старая нокия, ее еще моя бабушка покупала.

С е к р е т а р ш а. Нет, Вы не герой моего романа.

П е т я. Ну извините, я хотел помочь.

С е к р е т а р ш а. Все вы, мужики, такие сердобольные по началу, а потом сидите в фейсбуках, комменты строчите, а бабы за вас вкалывают, как на рудниках.

П е т я. Да у меня и компьютера нет.

С е к р е т а р ш а. Что, и айпада нет?

П е т я. Нет.

С е к р е т а р ш а. А хоть год-то какой сейчас, помните, и число какое?

П е т я. Я два дня назад стиралку приобрел, автоматическую, с барабаном. Не такой уж я и первобытный.

С е к р е т а р ш а (обреченно) Что мне Ваша стиралка. У меня у самой их двенадцать штук.

П е т я. Зачем так много?

С е к р е т а р ш а (кокетливо) Да у меня и квартир много.

П е т я. Значит я зря пришел, по вторникам не бывает Анжелики Селиверстны?

С е к р е т а р ш а (издевательски). Ждите, если время есть, хоть до четверга.

П е т я. Хорошо, подожду.

В офис вихрем врывается продюсерша Анжелика Селиверстна Подобно Миранде Пристли сбрасывает пальто на секретарский стол. Все ее существо напряжено. Никого не видит и ничего не замечает. Она будто не человек, а гвоздь. Дает указания секретарше. Секретарша нервно пишет, еле поспевает.

П р о д ю с е р ш а. На десять завтра Дворковича, планерку перенести на пять. Нет, Дворковича на четыре, вместо планерки – ланч с англичанами. Хотя, англичан на ужин, а на ланч – французов. Подать вареную кукурузу с соевым соусом. Хотя, лучше сырую рыбу с рисом. Нет, французов на потом. Вместо них лучше японцев в Мариотт. Заказать маринованную кинзу с французским хлебом. И только часовой выпечки. Будет черствый, уволю нахрен!!! Подготовить свежую прессу. Патриотическую и либеральную рассортировать. Националистов не подавать вообще. Хотя подать, но умеренных. А неумеренных поместить в раздел ультра-патриотов. Нет, не надо ничего сортировать. Только повнимательней, обнаружу националюг на моем столе, уволю нахрен!!! Или все-таки рассортируй, посмотрим на твои таланты! И да, запись отменить, перенести на послезавтра. Достать новую Дину Рубину, и только с автографом. Без автографа уволю нахрен!!!

С е к р е т а р ш а. Вы вчера просили назначить Макаревича на сегодня, я назначила.

П р о д ю с е р ш а (удивленно) Макаревича?

С е к р е т а р ш а. У меня здесь написано, Макаревич…

П р о д ю с е р ш а. Макара нахрен. Даже если будет умолять! Не пускать! И охране скажи!

П е т я (пытается вклиниться) Анжелика Селиверстна, здравствуйте. извините мою бесцеремонность…

П р о д ю с е р ш а (не замечая Петю). Хотя пригласи Макара…

С е к р е т а р ш а. Будет сделано, Анжелика Селиверстна.

П е т я. Извините мою бесцеремонность…

П р о д ю с е р ш а. Организуй нам с Макаром отдельный кабинет, с кукурузой, с рыбой… Чтобы все как надо.

С е к р е т а р ш а. А Ярмольника куда сунуть?

П р о д ю с е р ш а. Сентябрь забит?

С е к р е т а р ш а. Да, забит.

П р о д ю с е р ш а. А октябрь?

С е к р е т ар ш а. И октябрь, и ноябрь, и декабрь.

П р о д ю с е р ш а. Давай на февраль.

П е т я. Я очень прошу меня извинить…

П р о д ю с е р ш а. Это ты его пустила?

С е к р е т а р ш а (виновато). Нет, он сам как-то проник, честное слово, я не знаю…

П е т я. Я прошу всего минуту Вашего внимания.

П р о д ю с е р ш а. За находчивость 20 секунд.

П е т я. Дело в том, что у меня перспективный телепроект. Сам я родом из свердловской области. Мои бабушки очень меня любили. И я их тоже любил… очень. Моим воспитанием занималась прабабушка, коммунистка, секретарь Нижнетагильского горкома...

П р о д ю с е р ш а. Время вышло.

П е т я. Умоляю. Хотите, на колени встану, я вас так люблю. (Встает на колени)

П р о д ю с е р ш а. Таких как я все любят. Еще 10 секунд.

П е т я. Моя мама была родом из Москвы, но родилась на крайнем севере, в Игарке. Ее отчим, муж моей бабки, которая была агентом КГБ, то есть мой приемный дед… Хотя и не дед он мне, купил звезду героя советского союза…

П р о д ю с е р ш а. Время вышло. Спасибо, Ваш проект нам не подходит.

П е т я. Вам не нравится?

П р о д ю с е р ш а. Вы утомили меня!

П е т я (на коленях). Я умоляю Вас. Я так долго мечтал! Я так мечтал!!!

П р о д ю с е р ш а. Охрана!

П е т я. Не надо охраны, я все понял, ухожу. Но Вы совершаете ошибку. (С угрозой, с укором) Ох! Какая же это ошибка!

Удаляется.

П р о д ю с е р ш а. Ярмольника и Макаревича сегодня в полночь в один кабинет. Маринованную кинзу только не забудь. Без кинзы уволю нахрен!!!

Обшарпанное помещение. Беспорядок. Складированы челночные сумки, банки, коробки с обувью. Разбросана одежда. Валяются окурки, бутылки, бумаги. На стуле сидит связанная Анжелика Селиверстна. Ее рот залеплен скотчем. Рядом со стулом на коленках - Петя Орлов с виноватым видом. Гладит Анжелику Селиверстну. Чувствует себя неуверенно. Раскаивается.

П е т я О р л о в. Не подумайте обо мне ничего плохого. Я-то человек безобидный, и мухи не обижу, как говорила моя покойная мама.

Анжелика Селиверстна мычит, пытается вырваться

П е т я О р л о в. Вы великая женщина, Вы замечательный руководитель, Вы талантливый человек. Вы стольким людям помогли пробиться в нашей убогой жизни. Вам понравится мой проект. Он такой искренний, честный. Часто ли Вы сталкивались с честностью в последнее время?

Анжелика Селиверстна мычит.

П е т я О р л о в. Вот, не сталкивались. Я Вам предлагаю телемемуары. Моей измученной души, моей потерянной души. Ну помогите моей душе найтись! Такого честного проекта еще не было на нашем телевидении. (Собирается с мыслями.) Представьте, Вы едите в электричке, совсем одна. Вернее это я еду один. За окном проносятся липы, осины. Только закончилось бабье лето и природа увядает. Листики поникли, погода промозглая, да и нудный дождик моросит. И вот Вы смотрите на это увядание. А в голове мысли молнией проносятся. И все о прошлом. О том, что могло бы быть, но не произошло. И Вам так грустно, что волком хочется выть!

Анжелика Селиверстна мычит.

П е т я О р л о в. Я это все пережил, честное слово, Анжелика Селиверстна! И вот Вы начинаете рассказывать… Вернее я начинаю рассказывать воображаемому собеседнику о своей жизни. Фоном можно дать композиции Шнитке или Губайдуллиной. Рассказываю о детстве. А электричка все мчится. Дорога, как говорится, без начала и конца. И символизирует вечный путь. Невозможно нигде осесть. Поэтому-то лирический герой всегда едет. У него нет ничего, ни кола, ни двора. Он, так сказать, фигуральный бомж, романтический бомж, но очень хороший человек! В паузе можно дать строчки за кадром «И скучно и грустно, и некому руку подать…» И вспоминая детство, герой рассказывает про своих бабушек. Их у него было очень много. Правда на момент рассказа все умерли. Это должно придать атмосфере дополнительную грусть. Бабушки символизируют утерянную, так сказать, почву. Ведь все мы родом из детства. А когда детство лирического героя кончилось, он и потерялся. Иногда его рассказ можно снять в сосисочной, какой-нибудь привокзальной. Например, случайный собеседник – пьянчуга. Но герой, живя воспоминаниями, не сетует на свое несостоявшееся счастье. Воспоминания – это и есть его счастье! Можно отнять деньги, крышу над головой… Но нельзя отнять воспоминания.

Петя Орлов высвобождает уста Анжелики Селиверстны от скотча.

П е т я О р л о в. Ну, что скажите?

П р о д ю с е р ш а. Вот маньяк! Руки хоть отвяжи!

П е т я О р л о в. Извините, не могу. А если Вы сбежите?

П р о д ю с е р ш а. Конечно сбегу. Тебе не долго осталось куковать на свободе.

П е т я О р л о в. Если дадите экспертную оценку моему проекту, может и отвяжу. Только поймите, ничего личного. Это так сказать закон преступного жанра. Я похититель, хоть и очень добрый.

П р о д ю с е р ш а. Дерьмо твой проект. Мне наезд на «Камеди клаб» нужен. Слабо сбацать?

П е т я О р л о в. А истории моих бабушек туда как-нить вписать можно?

П р о д ю с е р ш а. Да нахрена кому нужны твои бабки?!

П е т я О р л о в. Значит не подойдет?

П р о д ю с е р ш а. Нужно что-то уморительное. Например, Паша Воля Красная шапка мчится по лесочку к бабушке, в роли которой Петросян, но дороге встречает волка Мартиросяна. Мамка Красной шапки Настя Волочкова приготовила пирожки, но забыла положить их в корзинку. Завистливая сестра Красной шапки Коля Басков кладет в корзинку вместо пирожков пузырьки с валокордином. Пьянчужный брат Красной Шапки Гриша Лепс принимает эти пузырьки за одеколон. Папа Красной Шапки Филя Киркоров вечно борется с пьяным женишком Паши Воли, но увлечен молодой любовницей бальзаковского возраста. Мама Красной Шапки Настя Волочкова ему в отместку заводит роман с охотником Володей Винокуром. А тем временем начальница деревни Алла Борисовна тайно влюбляется в бабушку. Но бабушка Мартиросян…

Пете Орлову надоедает слушать, и он снова заклеивает рот продюсерши скотчем.

П е т я О р л о в. Это конечно очень талантливо. Но, извините, чуть-чуть тупо. (Спохватывается.) То есть в хорошем смысле тупо. (Заискивающе.) Только не обижайтесь, пожалуйста. Вот у меня не тупо. Бывало, соберутся родственники, как начнем лепить сибирские пельмени. (Показывает.) Вот такие! И песни поем. А я маленький, мне лет пять. (Запевает) Пропел гудок заводской, конец рабочего дня. И снова на проходной встречает милый меня… Это любимая песня моей прабабушки Марии Михалны. А какие она пекла шанежки, мм… Вы хоть знаете, что такое шанежки? Это ленивые ватрушки. На лепешку из теста кладется начинка. Но края лепешки не загибаются. С творогом, с картошкой, со сметаной. (Вздыхает).
В детстве, больше всего на свете, больше японских фломастеров, больше «Птичьего молока» и даже больше мамы и папы я любил свою прабабушку.
Вспоминаю, как я боялся, а вдруг она умрет, что я буду делать? Наверное, я тоже умру. Не было большего наслаждения, как забраться к ней в кровать, обнять ее толстенькое тельце и так и заснуть с ней в обнимку.
Моя прабабушка Марья Михална во времена гражданской войны сбежала в красную армию. Переоделась в деревенского паренька Володю Холкина. И дала деру. Свердловский писатель Семен Шмунцевич посвятил ее подвигу книгу «Серебряная звездочка», которая вышла в Свердловске в 48-ом году.
Замужем она так никогда и не была. Как говорила королева Елизавета, замужем за Англией, то есть замужем за Лениным. Если конечно Ленина воспринимать не как человека, а как идею.
Мой дед родился незаконнорожденным от комиссара Хряпунова. Семейная легенда гласит, что Хрянунов изнасиловал мою прабабушку прямо во фронтовом окопе, когда раскусил, что под видом смазливенького паренька скрывается девица.
Хотя Хряпунов жестоко поплатился за свой поступок. Когда прабабушка добилась известного положения, ну, стала военной начальницей у красных, она арестовала Хрянунова, собственноручно пытала его, подвесила на дыбу и так и оставила умирать без еды и питья.
Мой дед конечно спрашивал, где его отец. Прабабушка не юлила, это было не в ее привычках.
- Твой отец, - говорила, - был хуже царя Николая, хуже Керенского, хуже Столыпина, даже хуже Деникина и Колчака. И как крикнет «Собаке собачья смерть!». И еще у нее была любимая фраза, которая появилась намного позже, в семидесятые, слова Маленького принца: «Мы в ответственности за тех, кого приручили».
Вот такая удивительная прабабушка. Активная участница красного террора. После возвращения с фронта в 21-ом, участвовала в карательных операциях губчека в должности командира особого батальона. Всегда перед расстрелом словно заклинание повторяла: «Собаке собачья смерть!» Враг съеживался в клубок, мне об этом прабабушка сама рассказывала, выглядел жалким как настоящая собака. Прабабушка делала несколько выстрелов в упор и один контрольный в голову.

Обстановка в стиле позднего брежневизма. Типовая стенка, в стенке типовая посуда, книжки из серии «за сданную макулатуру». На детской софе нежится маленький Петя Орлов. Из радиоточки раздаются позывные «на зарядку становись». Петя потягивается. Не вставая с кровати, начинает делать зарядку. Очень лениво. Но тут же бросает и окунается в теплое пуховое, очень большое одеяло.

Г о л о с п р а б а б у ш к и. Петенька, мой золотой, иди кушать шанежки, пока горяченькие.

Петя не реагирует. Под одеялом изображает гонщика. Издает звуки гоночного мотора. Рулит. Вся софа ходит ходуном.

Г о л о с п р а б а б у ш к и. Петенька. Все пионеры уже проснулись. Металлолом собирают.

П е т я (недовольно) А зачем нужен твой металлолом?

П р а б а б у ш к а (входит в комнату с большим блюдом шанежек). Как это зачем? Они помогают нашей промышленности. Потом из этого металлолома делают станки. А еще танки и ракеты. На, скушай.

Петя берет с блюда шанежку и смачно уплетает. За ней еще одну, и еще.

П р а б а б у ш к а. Не будь барчуком, вставай!

П е т я. Расскажи про барчуков.

П р а б а б у ш к а. Я тебе рассказывала. Барчуки это буржуйские дети. Они ничего не хотели делать. За них все делала прислуга. А потом из них вырастали буржуи, которые пили народную кровь. Ты же не барчук?!

П е т я. Я интеллигенция.

П р а б а б у ш к а (насмешливо). Работать нужно, интеллигенция. Кто не работает, тот не ест. Вот я работаю и ем. (Прабабушка берет шанежку)

П е т я. Кушать хочу! (Пытается взять шанежку. Прабабушка бьет его по руке. Петя одергивает руку.)

П р а б а б у ш к а. Сделай зарядку, умойся и за стол. Каждый должен заниматься делом. Твое дело хорошо учиться, помогать малышам и старикам. Вот тимуровцы, какие молодцы!

П е т я. Я тоже хочу в тимуровцы!

П р а б а б у ш к а. Чтобы суп съел всю тарелку. Потом картофельное пюре с котлетами. Пока суп и второе не съешь, шанежек не получишь. Вот все съешь, и в тимуровцы возьмут.

П е т я. А там будут кормить?

П р а б а б у ш к а. У вас, у советских детей, самая лучшая еда в мире. И самое лучшее образование. Самые лучшие школы и учителя. И пионерские лагеря. Самая лучшая одежда. И страна у нас самая лучшая. Потому что однажды самый хороший человек в мире возмутился несправедливостью. Ведь у детей рабочих и крестьян при царе и куска хлеба не было. Владимир Ильич Ленин - самый дорогой человек, самый великий человек!

П е т я. Я тоже очень люблю Ленина.

П р а б а б у ш к а. Если любишь Ленина, значит Ленинец. Только вставай, пожалуйста.

П е т я (хнычет). Ну нет, можно полежать?

П р а б а б а ш к а. Ща тряпку возьму.

П е т я. Не хочу вставать.

Прабабушка берет тряпку, лупит лежачего Петю. Тот визжит.

П р а б а б у ш к а (напевает). Вставай, поднимайся рабочий народ! Вставай на врагов брат голодный! Раздайся крик мести народной. Вперед, вперед, вперед!

Подвальное помещение. Молодая прабабушка, комиссар в кожаной экипировке, приставила револьвер к башке священника.

П р а б а б у ш к а. Поп толоконный лоб, что с тобой делать, замочить?

С в я щ е н н и к. Машка, ведь я духовник твоего отца и твой крестный.

П р а б а б у ш к а. У меня больше нет отца, и матери нет.

С в я щ е н н и к. Как же это можно, отречься от отца и матери?!

П р а б а б у ш к а. Здесь тебе не исповедь. Это там ты начальник.

С в я щ е н н и к. Хоть отца пожалей. Он нашему приходу всегда денежку жертвовал, а мы раздавали нищим.

П р а б а б у ш к а. Это ты на пожертвования себе дом справил?

С в я щ е н н и к. Это Бог послал. Меня Бог любит. (Пытается высвободиться из-под веревок.) Не могу крест наложить, руки связаны. Машка, хоть отца отпусти. Ведь он же твой отец!

П р а б а б у ш к а. Мещанскую родственность в топку. Папаша тебя прятал, значит контра!

С в я щ е н н и к. Прощу, пожалей отца!

П р а б а б у ш к а. Вот если докажешь, что на небе боженька сидит с бородой и посохом, может и не замочу. Отца конечно, не тебя!

С в я щ е н н и к. Никто не видел Бога. Пока есть мироточивые иконы, и Бог есть.

П р а б а б у ш к а. Сказки все это! Темный народ облапошиваете. Богом прикрываетесь, чтобы карманы набивать!

С в я щ е н н и к. Гореть тебе в аду, Машка!

П р а б а б у ш к а. Я тебе щас устрою ад! (Приказывает подручным) Папашу приведите! (Священнику). Щас ты увидишь, как умеет мстить революция!

С в я щ е н н и к. Будь проклята твоя революция!

П р а б а б у ш к а. Вот ты и признался, контра! Собаке собачья смерть! (Стреляет в священника.)

Петя Орлов рассказывает.

П е т я О р л о в. Так всю свою революционную жизнь прабабушка и ненавидела церковников. Ее воинствующая безбожность компенсировалась кристальной честностью и бессребреничеством.
В начале пятидесятых, на закате сталинской эпохи, работала председателем горисполкома маленького уездного городка. Зарплата тогда у представителей власти была мизерной, меньше чем у рядового рабочего местной шахты. За попытку дачи взятки прямо у себя в кабинете из именного нагана расстреляла начальника заводской столовой.
Выйдя из тюрьмы через шесть лет, поступила на должность директора дома культуры завода имени Чкалова. Организовала заводскую театральную студию. Ставила революционные пьесы. Была ярым адептом театральной школы Мейерхольда. Хотя и считала его врагом народа.
Успешно сочетала творческую и полицейско-партийную работу. Параллельно с руководством актерской студией работала в местном КГБ в звании полковника.
В 75-ом к прабабушке приезжал будущий президент Борис Николаевич Ельцин. На тот момент секретарь Свердловского обкома. Их дружба продлилась вплоть до повышения Ельцина в 85-ом.
Перестройку прабабушка восприняла одновременно и с энтузиазмом, и с грустью. Строчила письма в «Прожектор перестройки», которые так и остались без ответа. И умерла в 88-ом. Лежа на смертном одре, всех выгнала из комнаты. Позвала к себе только одного человека – молодого секретаря горкома.

Прабабушка на смертном одре. Рядом тумбочка с лекарствами. На этой же тумбочке портреты Ленина, Сталина. У кровати – партийный секретарь.

П р а б а б у ш к а (протягивает секретарю письмо). Здесь мои предложения, как нам обустроить партию. Передай письмо в Центральный комитет. Передашь?

С е к р е т а р ь. (Берет письмо) Конечно передам, Марья Михална.

П р а б а б у ш к а. Я привыкла пользоваться почтой. Но что-то наша почта плохо работает в последнее время. Ни на одно мое письмо не пришел ответ.

С е к р е т а р ь. Вас очень уважают в Центральном Комитете. Как персонального пенсионера. Как старого большевика. Как старейшего члена нашей партии.

П р а б а б у ш к а. Я хочу тебе исповедоваться. У меня есть страшный грех. Это единственный грех, о котором я сожалею. (Берет секретаря за руку.) Отпусти мне этот грех.

С е к р е т а р ь. Я атеист, Марья Михална.

П р а б а б у ш к а. И я атеист. Ненавижу всех этих попов. Господи, они повылезали щас изо всех щелей. Опять начнут пить кровь народа. Их надо запретить, как при Никитке было.

С е к р е т а р ь (казенно). У нас перестройка. Партия вернула свободу вероисповедания.

П р а б а б у ш к а. Да не верят они, никто не верит. Вот мы с тобой верим. Ты веришь?

С е к р е т а р ь (взахлеб). Конечно верю, Марья Михална.

П р а б а б у ш к а. Как ты думаешь, настанет коммунизм?

С е к р е т а р ь. Вот демократизируем социализм. И будет коммунизм.

П р а б а б у ш к а. Но отпусти мне грех. Не могу умереть спокойно. Единственный и самый страшный грех!

С е к р е т а р ь. Моя коммунистическая совесть не позволяет мне отпускать грехи.

П р а б а б у ш к а (в горячечном бреду). Только тебе я могу открыть этот страшный грех, как старшему по званию. Партвзносы не уплатила за последний месяц. Всю жизнь, сколько была в партии, с двадцать первого года, ни одного месяца не пропустила, ни в войну, ни когда на Колыме жила. А щас просрочила. Господи! Единственное о чем жалею в жизни, партвзносы не заплачены! В аду буду гореть! Я не хочу в ад!

Пока Петя рассказывал, продюсерша высвободилась из-под веревок и скотча. Уселась в начальственной позе, нога на ногу.

П р о д ю с е р ш а. Сигареты есть?

П е т я. И что теперь скажите о проекте?

П р о д ю с е р ш а. А что-нибудь выпить?

П е т я. Где-то была ряженка.

П р о д ю с е р ш а. Значит, бабушка людей мочила и пирожки пекла! Еще небойсь и сказки рассказывала. Про то, как она вражескими мозгами подкармливала бездомных собачек! Чушь все это!

П е т я (непосредственно). Баба Маша рассказывала потрясающие сказки!

П р о д ю с е р ш а (гневно). Развелось же лузеров, вообразивших себя Малаховыми и Чайковскими в одном флаконе. Неужели ты не понимаешь, тебе никогда не стать Малаховым. Кто ты вообще такой? На телеке работал? Был ведущим? А хотя бы редактором? Вот зло берет! И откуда такая уверенность, что ты можешь креативить? Ты же не Малахов! Лузеры как тараканы, лезут и лезут. А мы их будем давить и давить, давить и давить, давить и давить!!! Сидите в каморках. Только пожалуйста, нас не трогайте. Мы там (показывает пальцем на потолок), а вы там (пальцем в пол). Копейки не умеете заработать! Вот я заработала! Саму себя! Но вам же все подавай на блюдечке с голубой каемочкой. Родили пять строчек! Ах, гениально! А я вот не родила, два аборта за плечами. Но вам же внимание нужно, вы им питаетесь. Раз в пятилетку наваяли лажу, и мозги готовы вытрахать всему и вся. А на вас просто не надо обращать внимания. Ты знаешь, сколько я в день трачу?! И думаешь, я твою просроченную ряженку бухну?! Да я скорее кошачью мочу…

В течение монолога продюсерши, Петя ее осторожно связывает. Но продюсерша настолько захвачена эмоцией, что ничего не ощущает. На словах про кошачью мочу Петя заклеивает ей рот.

П е т я О р л о в. Вы сделали себя сама, Анжелика Селивестрна! Я преклоняюсь перед Вами! Будь я на Вашем месте, я бы тоже бы давил лузеров! Знавал одну лузершу. Образование три трассы, последняя прочитанная книга, Колобок, да и то не до конца. А медийная начальница в свои двадцать пять!!! За волосы таскает пятидесятилетних метров. И так прочно сидит, что бульдозером не сдвинешь. Нет, этот мир надо перетряхивать! Вы помните, как совок рушился? Какие мы были наивные, и сколько было планов? (Вздыхает.) И к чему все это привело? Кстати, еще одна моя бабушка, Валентина Федуловна, приложила руку к той самой демократической революции. И даже свои брюлики загнала. На все деньги выпустила антисоветский листок, который раскидывала на Арбате. Замечательная была тетка. Вечно воевала с прабабушкой Марьей Михалной.
Бывало поспорят чуть не подерутся. – Контра! – Кричала баба Маша. – Вы опутаны цепями ненависти! – Отвечала Валентина Федуловна.

Продолжение следует