отец Онаний : Ленивый малограмотный коллектив

Шел сорок четвертый день вахты. Моё иноземное пребывание вне цивилизации, а точнее мой заполярный онанизм всё больше и больше хмурил брови от мороза и непроглядной темноты. Куда еще хуже если рассвет начинался в двенадцать тире час дня, а к четырем вечера уже снова небо затягивала пелена ночи. Настроение хуже некуда, хоть в маньяки подавайся. Водителей разогнали по домам, оставив лишь четырех самых некудышных на стареньких камазах, работать по месту. В столовой сплошь одни макароны и минтай. В последний раз так хреново питался в армии. Но там обо мне заботилась Родина, которую я защищал, а здесь частная шарага, и, заметьте, за мои кровные. К середине второго месяца вахты все окончательно забили болт на работу и увещевания начальства. По долго стояли на ремонте, при этом умудряясь приносить диспетчеру путевки с подписанными одиннадцатью часами рабочего времени. Сдавали соляру местным хачам и жаловались, что жизнь- дерьмо. Обычная картина. Дорожники делали вид, что они что-то делают. И, однажды, спалили вагон для обогрева личного состава, который находился на участке. За что были биты и лишены пятидесяти процентов премии. Их это не сломило, а наоборот укрепило, что путь выбран правильный,и, забиваемый на работу болт нужно лишь поглубже вкручивать в гайку, дабы "не отсохла рука просящего". Дорожники жёстко сидели на спайсах и еще какой-то неизвестной мне химии. Иногда руководство ставило их прилюдно к стенке, застав врасплох на утренней поверке. Тогда у вагончика медички выстраивался целый шлейф "бунтовщиков" с контейнерами для мочи. И Наташка- "Айболит" выуживала оттуда отнюдь не повышенное содержание сахара, а барбитураты, винт и прочую дурь.
ИТРу жилось куда вальготнее. ЗГД свалил в Нижневартовск, оставив вместо себя за старшего начальника несуществующего трубного участка. А тот, желая выслужиться, брал под козырек сразу двумя пухлыми лапками. Готовых его послать куда подальше было хоть отбавляй. Но, народ, решил не сгущать краски и просто в очередной раз забил болт. Делали вид, что что-то делают- на том и жили ни один год прошаренные вахтовики.
Из развлечений остались: перемывание костей в курилке и подкормка прибившейся невесть откуда лисы. Рыжая красотка была окрещена Люськой, в честь исчезнувшей всеобщей любимицы собаки Люськи. Откаты в виде сала и костей ежедневно выкладывались у порогов вагонов-домов для дитя природы.
Угадать кто здесь воин, а кто шут- порой было не просто. Ибо полемика велась не шуточная. Выпивалось по две-три кружки чая, а сигареты Тройка и Максим зловонно висели в воздухе еще битый час. Не пугали надписи об импотенции и раке, не пугал мороз в сорок с лишним- впереди Берлин, а сзади Москва; вахта...вам не понять.
Секса хотелось до ломоты в конечностях. Тем более, что все постоянно о нем только и говорили, плюс, заметное раздражение вызванное спермотоксикозом делало из нас "звероящеров". Заниматься онанизмом было проблематично, я жил еще с четырьмя людьми совсем другого склада. Ограниченное мировоззрение, разговоры о водках и бабах нагоняли на меня тоску и уныние. Я хотел дрочить и смотреть ДОМ-2. Насточертели рамки приличия и глупые люди.
Все дни похожи друг на друга как близнецы-братья. Каждый проживает его как последний. Утром уже не находя возможности что же он делал вчера. Щебень сыпался на откосы, грунт ложился плотным слоем в тело дороги и лишь электрики второй месяц беззвучно лудили олово... Посмотришь со стороны -"Декамерон", а приглядишься поближе - "исход евреев из Египта". Свои сорок лет лениво разлагающегося строительства на окраинах нашей необъятной Родины были здесь у каждого. Просто у кого-то они укладывались в одну вахту, а у кого-то длились от демобилизации до пенсии. Этот сложный пазл не возможно сложить вместе не имея за плечами цинизма и сарказма. На одних чертежах здесь не выедешь, здесь надо быть одновременно и Папой Римским и Иудой Искариотом. Чтобы добро и зло вылились в стройку века, а нефть и газ могучими ручейками потекли в страны Европы и Азии, где живет такой неблагодарный народ, который обложил нас санкциями, на которые нам, в свою очередь, глубоко наплевать.