Припадок спокойствия : Про Маленькую

- А не въебать ли нам пару раз по Маленькой? - Василий Петрович шатался упершись одной рукой в ствол дерева, а второй держал себя за член. Тугая струя волнами била в молодой каштан.

- Ты что Петрович? На тебя луна действует? - миролюбиво сказал я, и посмотрел на небо. Вечер уже накрывал город. Осенняя серость дня уступала место черноте ночи. Луна была полная. Но меня это не пугало. Мне было хорошо. Мир плавно двигался вокруг меня, пританцовывал, и делал людей братьями. Хотелось лечь ненадолго на лавку, и чтобы меня не трогали. Водка всегда так на меня действует.

- Не действует, - сказал Василий Петрович, оторвался от ствола, и спрятал отросток. - Сам рассуди.

Я люблю слушать Василия Петровича. Он человек образованный. Всегда замечает несправедливость, и в меру сил пытается это исправить. Судья в прошлом. А это навсегда. Как и его склонность к месячным запоям.

- Помнишь контейнеры, на Котельникова?

Я помнил те контейнеры. Мы пришли шмонать их с самого утра. Перерыли, но кроме объедков, ничего не нашли. Ни одной толковой вещи. Порожняк. Голова жутко болела. Срочно нужен был жирный кусок, стекло или картон, которые можно сдать, и принять хотя бы по пятьдесят. Иначе сдохнуть было бы разумней.

- Не хотел тебя расстраивать, но когда ты отошел стрельнуть сигаретку, у того жучилы выгуливавшего таксу, я вытащил из контейнера желтый пакет. В нем был бутылка. Я понюхал - коньяк. Попробовал - "Закарпатский". Мне такой раньше часто носили. И там была треть. Не знаю какой идиот мог такое выкинуть. Ну может баба. Воинствующая жена-трезвенница. Моя именно такая была. Короче, я поставил бутылку на землю у контейнера, думаю щас мы с тобой оживем, а сам занырнул обратно. Мало ли, может идиотка ещё что выкинула. Но больше ничего не нашел. А когда я всплыл, гляжу, стоит Маленькая, и выливает ЕГО на землю. Дура, помочь решила. Принимают мол, ведь только пустую тару. У меня дыхание перехватило. Вижу происходит страшное, хочу заорать, но не могу. Аж слезы выступили. Тут ты идешь. Я собрал всю волю, взял себя в руки, и промолчал. Пожалел дуру. А сейчас, как подумаю, что пришлось терпеть до вечера, так чувство несправедливости меня и захлестывает. Поэтому, повторяю, не вмазать ли нам по Маленькой? - оскалился лицом Фемиды Петрович.

Я обдумал рассказ, взвесил все обстоятельства, почесал горло, и сказал: - Справедливо. Давай!

При этих словах, Маленькая встрепенулась, обиженно на меня глянула, крикнула:
- Алкаши! - и скрылась в кустах.

Но ничего. Мы все равно её поймаем. Позже. Ведь закон суров, или как его там...