отец Онаний : диктатура

11:05  23-12-2014
Этот гондон поднимает мне веки и светит фонариком в глаза. Луч бьёт прямо в мою темную берлогу, и я ухожу в тень, чтобы меня не засветили. Эти гондоны ничего не заметили.
...я подошел слишком близко к поверхности и чувствую, что стою на последней ступеньке того трапа, что спускается вниз по стенке голубого колодца.

Ирвин Уэлш "Кошмары аиста Марабу"

Мне всегда хватало диктаторов в жизни. Сначала родители, потом учителя и родители, потом жена и родители (плюс её родители, итого родители в квадрате), и наконец дети, жена и остатки родителей, тех из них, что еще остались в мире живых (та еще гребаная хунта). Это был кошмар протяженностью в целую жизнь. Я ел, что говорят, делал, что говорят и даже вынужден был думать так, как этого от меня все требовали. Я был ковриком для обуви. И меня редко заносили в дом, чтобы выстирать. Зато прилипшее к подошвам дерьмо я вкушал с завидным постоянством. Диктатура- есть сама жизнь! Ты- наркоман от H2O до CO2, твой пульс всегда должен быть верным предателем, он первым скажет окружающим, что ты внезапно задумал перднуть в самый ответственный момент нового слащавого сериала. Передернут затвор и окрасят твоими мозгами гостиную, которую тебе же потом и убирать. Тряпка, мать твою, просто разменная монета в богодельне.Блядь, неужели я действительно в этом нуждался до такой степени, что не мог и шага ступить в сторону?! Я был тенью от тени самого себя.
На мне никто и никогда не задерживал взгляда больше чем на то мгновение, необходимое для того, чтобы выразить своё презрение ко мне. И, так случилось, что я устал быть человеком... Устал быть тем человеком, который был удобен для окружающих. А я хотел быть настоящем, чтобы нутро светилось, чтобы не быть ковриком для чужих ботинок и скребком для собачьего дерьма. Я уже был на краю того трапа, что уготовлен смертью для последнего прыжка в колодец бездны. Я уговорил самого себя, что так будет лучше; пусть всего один глоток чистого воздуха за всю жизнь, но он опьянит меня и я ничего не почувствую в падении, ломая кости и позвонки.
И меня никто не остановил. Даже в этот последний час, все они готовы были надавать мне подзатыльников и пинков за мою слабость и, конечно же, за мою отрешенность от общего дела (?!)...какого дела- дело всей их жизни- это разглагольствование всем и вся о моём ничтожестве, о моей материи как носовом платке. Вот чем они всю жизнь занимались.
"Нахуй эту жизнь; дайте мне другую, пожалуйста!". Выбирай утертые носы или что еще бормочет сосед-отставник. Выбирай доску почета и герб. Целуй взасос президента и лик его на всех углах. Мы диктуем тебе что правильно, а что нет. Ты был уронен кривоклювым аистом в гниющий кочан капусты. А мы тебя подобрали и вырастили. Так будь добр теперь до конца дней своих лизать нам задницы и чесать пятки. А иначе мы отдадим тебя старой злой колдунье и она напичкает тебя таблетками превратит в свою куклу Вуду; будет втыкать в тебя свои большие иголки и голосить на всю округу, что грядет Смерть Великая. Ты- осёл, тупой и никчемный.
...это важно помнить, что на самом деле, мы плачем лишь сами по себе; убаюканные могильным холодом и тишиной. А значит, они добились своего.