oбкуренный : Пока жены спят

Вот куда мне, скажите, идти на Рождество?
Обмотал любимой кофтой обмерзшую руку и думаю. И сколько было у меня этих любимых кофт? Серый шерстяной свитер с удобным горлышком, который я вынашивал летом. Синяя кофта с крупным капюшоном – в осенний период. И, наконец, эта: серая, с зелеными нашивками и широким капюшоном, в которую переоделся ближе к заморозкам.
В ней – и, разумеется, в синем синтепоновом пуховике поверх – в минус двадцать-то!.. – вышел пройтись по кольцу поселка в рождественскую ночь. Напился в семейном кругу, а идти, хоть убей, некуда. Мама недовольна, но нет сил сдержать себя: говорю, что у подъезда ждет друг и, в припадке юности, иду гулять, прихватив пачку сигарет, разумеется. Иду один.
Исправлять одну из старых ошибок - заранее зная, что тщетно - иду, куда глаза глядят.
Легко отчалив от дома, заворачиваю на первом повороте, потом снова, обхожу школу и, быстро минуя поле, оказываюсь скоро у ворот военного городка. На его территории поворачиваю снова. Скамейки, где когда-то мне причудилась в Бермудах тумана идефиксовая девочка из сновидений, и я понял, что она не надумана – а реально существует, оказались пустыми. Кстати, с Днем Рождения тебя. В такой день ты родилась! С легким сердцем выхожу через другие ворота из военного городка.
По слякотной дороге поселка бреду вдоль обочины – встретились три машины. Все проезжают параллельно, безразлично прожигая фарами бельмо ночного тумана.
Снова сворачиваю вправо от пятачка автобусной остановки. Поднявшись к двухэтажкам и пользуясь пресным светом фонарей, выуживаю из пропасти кармана пачку Bondа, пристраиваю к симметричным цилиндрикам дешевую зажигалку. Не входит. Слышу далекий, как из бутылки, расплывчатый оклик со стороны пятачка: Эй, парень!
Это не мне, шагаю дальше.
- Парень! – доносится нагоняющий оклик.
Не мне. Всматриваюсь в полость сигаретной пачки – сигарет словно стало меньше, и зажигалка гладко приспосабливается среди чужаков.
- Парень!
Ступив несколько шагов, замираю посреди тротуара, совсем рядом с пластмассовой пастью остановки. Улица ночна и пустынна, дома дремотны, дорога омертвленная. Оборачиваюсь. И впрямь, догоняют меня. Два невысоких человека – один в авангарде и смотрит в упор, второй плетется следом, как призрак, никого не замечая и потупив потерянные черные глаза.
Первым навстречу мне близился смешанных лет человек в черной куртке. Такая же шапка, чуть тоньше, чем у меня, и, в отличие от моей, не скрытая капюшоном. Приблизившись, первым делом он протянул руку.
- Не знаешь, таксисты только в городке сейчас?
Вкусив опыта общения с такими людьми, я не боялся, хотя уверен, что даже в своем помутненном состоянии, бродяга заметил мой обрыскавший его карманы и ладони взгляд.
Наверное, все же, я несколько смалодушничал, потому что своего ответа не помню и был сконцентрирован, в компании самых безобидных людей, на собственной безопасности. Вообще, все время, что мы обходили двухэтажки, детский центр и снова двухэтажки, вплоть до освещенной территории супермаркета, я старался держаться молчаливо, почерпывая и изучая чужой опыт. Пока мы шли бок о бок с этим неприкаянным, его спутник – он мне показался порядком старше – как призрак, сопровождал нас и держался все время на почтительном расстоянии. Так что, единственное, чем я могу прихвастнуть – что ни разу на него не обернулся.
- Всегда же на пятаке по три-пять машин, а то вообще, блять, ни одной – досадливо матерился приблуда.
- Хуй знает – поздно, наверное.
- Вам в город? – спросил я после некоторого молчания.
- А? Че?
- В город едите?
- Да не, какой там. Фотик какой-то, не знаю че за фотик, цифровик, блеа… Дядькин. – Нормальный фотик, новый почти. Там еще, знаешь, вылазиет че-то, залупа какая-то… Хуй знает, че там, но вылазиет. Залупа эта… - тужился он описать объектив.
Я молчал, и он продолжал описывать:
- Он дядькин, хороший. Тыщ восемь стоит, за две отдам. Думаю, у таксистов спросить, впарить там где. А то, куда они все делись!
Последнее признание означало, что “впарить” свой фотик мне он уже не надеялся.
- Там нет в городке – вдруг сгенерировал я – Оттуда только.
- Что?
- Говорю: из городка только, по-моему, нихуя они не стоят там, эти.
Я оглянулся на профиль спутника – впрочем, ненадолго: он почти сразу повернул свое небольшое округлое лицо навстречу мне. Я отвел взгляд, и увидел, что ноги его ступают раскосо, топорщатся. На грубоватом сумрачном лице успел заметить только неухоженную гармошку щетины и сосульки черных просаленных волос, которые блестели, как от масла. Перегара от спутника я, признаться, не учуял.
Он задумался.
- А ты куда идешь?
- Щас – там сверну… Домой – как что-то само собой разумеющееся, ответил я.
Спутник промолчал. Мне отчего-то стало стыдно перед ним.
На повороте, у заднего входа в склад супермаркета, он отстал, подгоняя вновь отбившегося товарища. Тут уже сумерки разрезались фонарями и даже редкими брызгами мандариновых фар.
- Давай! Че ты там плетешься!.. – Он военный – переклинивает иногда – обратился он снова ко мне.
Я, зачем-то, стоял и тоже ждал второго.
- Дядька. С Чечней там… Хуйня всякая… Но он, прям, там!.. В Чечне этой! Прапором был. Но, говорю, с головой теперь… Мы с ним, пока жены спят дома, фотик взяли – поменять… на бухло.
Хотя я и сам сумел догадаться, чему служил им этот фотик.
- Он нормальный, только сам с собой там че-то… Хороший. – продолжал он лепетать про дядьку.
Самого дядьку я уже не видел, он опять потерялся позади. Настоящий призрак.
С человеком, который хотел честно выменять цифровик на водку, мы разминулись у входа в маркет. Он подгонял дядьку, а я, на пару секунд обернувшись, вызволил из кармана руку и махнул:
- Ладно, давай.
Из его ответа я уловил так же мало, как из сплетен о дядьке и Чечне, но он, вроде, сказал:
- Ну че, все… - и тоже отмахнулся, держась за поручень входной двери.
Первый раз обернулся я далеко от магазина, уже повернув на финишную прямую домой. И никакого дядьку, разумеется, не увидел. Он испарился, как та моя девочка из сна, как местный призрак, как и я – в бонге школьного сада, окольцованный рождественским туманом и жадно глотающий его пену.