Шева : Свинтус

Кто ему его подарил, а вернее даже, откуда в доме взялся поросёнок, Олег не помнил. А сейчас так вообще казалось, будто он у него с незапамятных времен.
Поросёнок был небольшим - в длину сантиметров пятнадцать-двадцать.
Вот что толстый, так это да. Похож был на округлый бочонок. Только без краника.
Зато спереди - с большим плоским пятачком, маленькими, удивлёнными, поросячими глазками и еле выступавшими треугольниками ушей.
Сзади - с едва обозначенным завитком хвоста.
На левом боку поросёнка был нанесен незамысловатый рисунок - четыре сливы в обрамлении трёх листиков. Типа - татуировка.
Цвета он был не телесного, а скорее - бледно-желтого.
Красивый, весёлый, жизнерадостный цвет.
То ли из-за жёлтого цвета, то ли из-за слегка раскосых глаз поросёнка, то ли из-за слив, напоминающих о так любимом Олегом сладком японском вине, он называл поросёнка Свин-сан.
Когда был в хорошем настроении.
В плохом - обзывал Свинтусом.
Не, ну конечно, поросёнок был не настоящий, пластмассовый. Но под фарфор.
Фигурка хрюши была тяжелой изначально. Даже будучи ещё пустой.
Как и положено, Олег скармливал поросёнку мелкие монетки.
И постепенно-постепенно его Свин-сан начал тяжелеть, пока с годами не заполнился металлической денежкой «под завязку».
Так и стоял в прихожей на верхней полке. Сытым истуканом.

В этот день, а точнее, вечер, вечер предновогоднего корпоратива, Олег уже собрался выходить из квартиры, как вдруг, взглянув на Свинтуса, почему-то раздражённо подумал, - И на хера он мне нужен? Напыщенный болванчик со свинской мордой? Монеты уже не лезут. Да и смешно всё это. И глупо.
Внутренний голос добавил, - И грустно.
Олег взял Свинтуса в руки, закрыл квартиру, и пройдя по коридору к лифтам, поставил поросёнка на верх шкафчика для хранения пожарного рукава.
Находящегося в аккурат напротив лифтовой площадки.
От лифта взглянул ещё раз. В плохо освещенном коридоре Свинтус отчетливо выделялся маленьким, но ярким, будто солнечным, жёлтым пятном.
- Ишь ты, прямо Людовик Четырнадцатый, - ухмыльнулся Олег.
По коридору зацокали женские каблучки.
На лифтовую площадку вышла Аня из семьдесят пятой квартиры, дочка Алексеевых. Анечка, как её про себя называл Олег.
Было ей лет четырнадцать. А может и пятнадцать.
Было в ней что-то бесовское. А точнее - стервозное.
Красивое, утончённое лицо подрастающей модели. Но в широко расставленных глазах было уже что-то такое взрослое…Что Олег боялся и заглядывать вглубь.
Так, восхищенно любовался издали. По-соседски.
На руках у Ани в чём-то, напоминающем большую рукавицу, сидел крошечный пёсик. Из тех мопсов, что недавно опять вошли в моду.
Анечка улыбнулась Олегу, и показав глазами на яркое пятно Свинтуса в коридоре, весело бросила, - Зайку бросила хозяйка?
Олег ничего не ответил. Только хмуро взглянул на сливы на боку Свинтуса и почему-то вспомнил хокку так любимого им Еса Бусона:
Зелёную сливу
Красавица надкусила…
Нахмурила брови.

Когда они вдвоём вошли в подошедший лифт, Олег опустил глаза вниз.
Стало неловко.
Не годился он на роль Леона-киллера.

…Корпоратив был традиционно скучен.
Хотя сегодняшний «утренник», как его называл Олег, показался ему ещё более чем обычно удушающее-фальшивым.
Он, будто назло кому-то, почти не закусывая, накачивался водкой, рассеянным взглядом лишь отмечая отдельные пазлы разворачивающегося действа.
Энергично-оптимистичные тосты вождей и вожаков, трогательно-подобострастные попытки вассалов и другого «планктона» лизнуть вышестоящих наилучшим и запоминающимся образом, простодушные попытки некоторых, уже хвативших лишку «хомячков» обратить внимание начальства на свои трудовые подвиги.
Ещё не разнузданное, но уже заметно раскрепощённое поведение «лучшей половины» человечества, тем или иным, причём похоже, что явно иным образом попавших в их фирму, начавших очередное - будто рабочего времени им мало, «перемалывание косточек» всех и вся, бережно оберегая при этом свой статус и позиционирование в иерархии коллектива.
Красные лица, громкие голоса, плоские шутки, осмелевшие мужские руки на женских талиях и бёдрах, откровенные, флиртующие взгляды.
- Но и ты, Брут, - неизвестно кому сказал Олег, махнул очередную рюмку, и поднявшись из-за стола, неожиданно подошёл к лихо отплясывающим коллегам.

Сначала на Олега никто не обратил внимания.
Ну, вышел из-за стола, да и вышел.
Когда он вошел в круг танцующих, и размахивая руками, начал показывать, что ему нужно пространство для танца, народ несколько опешил.
Но затем послушно отошел в сторону, освобождая требуемое Олегом место.
Олег дождался, когда музыка кончилась.
И только когда раздались первые аккорды новой вещи, которая оказалась «быстрой», Олег начал танцевать.
Потом многие задавали друг другу вопрос, - Что это было?
Ибо зрелище было незабываемым и можно даже сказать, где-то феерическим.
В эклектичном танце Олега непостижимым образом сошлись самые что ни на есть различные танцевальные па и элементы.
И русские народно-хороводные а-ля «Во поле березонька стояла», и шейк, и твист, и ламбада, и брейк-денс, и клубная трясучка, и, при сильном воображении, правда, очень сильном, можно было даже увидеть элементы гангайм-стайла.
Глядя на его танец, в равной степени можно было вспомнить как Юрия Богатырёва.в «Родне», так и Моргунова, профессионально обучающего народные массы твисту, так и Дали, в голом виде пробегающего перед Арамом Хачатуряном под «Танец с саблями», так и Траволту с Урмой в «Криминальном чтиве», так и, наконец, Бориса Николаевича, залихвастски танцующего нечто современное, в его представлении, конечно, на предвыборной сцене.
Вершиной, конечно, а может даже апофеозом, стала финальная часть, чем-то неуловимым напоминающая известный классический танец маленьких лебедей.
Только в исполнении уже немолодого и хорошо пощипанного жизнью селезня.
Не нашедшего чего-то в жизни.
Или потерявшего.
Вот только «пачка» у Олега была…Если честно - никакая.

Одним словом, своё неприятие вопиющих недостатков окружающей действительности Олег передал.
Или донёс.
Иносказательно, конечно.
Как настоящий интеллигент.
Под конец он уже не танцевал, а только подпрыгивал.
Как это делают кенийские масаи в своем знаменитом ритуальном танце.
Но при этом совсем не на масайском зачем-то громко кричал самую популярную хохляцкую речёвку уходящего года, - Хто не скачэ, той москаль!
Потом он подошёл к своему стулу за праздничным столом.
Сел.
И сразу упал.
Нет, не со стула.
Нет, он не ударил лицом в грязь. Он ударил им об стол. Едва не угодив в большую тарелку салата с символичным названием «Цезарь».
- Бобик сдох. Допрыгался, - неодобрительно поджав губы, резюмировала сольное выступление Олега Инна Аркадьевна, главный бухгалтер фирмы.

…Пошатываясь, Олег вышел из лифта. Первым, на кого наткнулся его взгляд, был поросёнок.
- Ну что, брат? - невнятно промычал Олег.
- Какой я тебе теперь брат? - обиженно смотрел поросёнок.
Причем смотрел Свин-сан на Олега будто с немым укором - Что же ты, сволочь, так по-свински со мной поступил? И кто из нас теперь свинтус?
Олег почему-то громко шмыгнул носом.
Как хрюкнул.
Стал на цыпочки, взял тяжёлого и холодного поросёнка на руки.
И понёс его в квартиру.
Домой.
В прихожей, даже не раздевшись, опять встал на цыпочки и поставил свинёнка на его родное место, на верхнюю полку в стенном платяном шкафу.
Свин-сан стал на своё место, в родной уголок, как влитой.
Кормить Свин-сана Олег не стал, потому что знал, что монеты всё равно не влезут.
- Ну и пусть! - подумал, - Как там в финале «В джазе только девушки» Филдинг Третий красиво и мудро подытоживает всё и вся, - У каждого свои недостатки.