: Шаман

ремарко: продолжение вот этого вот: http://litprom.ru/thread53025.html

Слово "шаман" переводится с тунгусского как возбужденный трансовый человек.

***

Егорча шаманил.

Сидел на самой дальней от избы островной косе. Каменная гряда уходила полого в воду, выгибаясь чуть влево, словно гигантский хвост доисторического зверя. Вечер был безветренным, озеро зеркальной гладью лежало подле ног, простиралось вдаль. Чуть левее горбатился тёмным холмом сумрачных елей Эхо-остров. От него будто тянуло постоянно ощущением промозглой сырости и неясного по своему происхождению холода. Даже при жаркой летней погоде. Егорча знал место на своём острове, с которого следовало кричать слова. Если при этом обернуться в сторону Эхо-острова, то причудливым эхом обратно возвращались даже длинные фразы, порой чуть искажаясь в конце. Поначалу это было особенно жутко.

Подле Егорчи на плоском камне курился дымком костерок из можжевелового лапника.

Скрестив ноги и чуть раскачиваясь, Егорча словно парил над гладью озера, уносясь мысленно в далёкие воспоминания из своего прежнего прошлого, когда он ещё был Егором Балазейкиным. Постепенно стирались из памяти многие моменты тех лет, что столько времени мучали Егорчу кошмарами. Особенно долгими зимними ночами сквозь тревожный сон под треск поленьев в печи.

Лешего прошлой осенью Егорча всё же похоронил. Нашёл в себе силы вернуться на то место на следующий день. Сперва разделал и вывез сохатого, после долго копал яму возле покойника. Превозмогая тошноту и отвращение, спихнул Лешего палкой, наскоро закидал землёй и больше в то место не возвращался. Старался обходить стороной даже ближайшие окрестности, выбираясь зимой на лыжах вглубь материка для охоты.

Егорча рассказал после Пахому про этот случай, указал даже примерное место, где закопал Лешего. Пахом задумчиво кивал головой.

- Это ты молодец, паря. Справедливость, можно сказать, восстановил что ли.
- Страшно, Пахом. Спать не мог потом неделю почти. Боялся чего-то.
- Ну а ты как думал, Егорча. Это тебе не по дичи дробью садить.
- Ага.

В тот вечер они долго сидели с Пахомом в избушке за столом. Стоял морозный декабрь, самое преддверие Нового Года, и Пахом привёз с собой водки. Выпивали далеко за полночь. Пахом пришёл на буране, разведать насчёт берлог. На следующий день пошли на лыжах, и Егорча указал ему по своим приметкам пару на близлежащих островах.

Как раз ближе к весне и задрал Пахома шатун. Мужики после рассказали Егорче. Толком никто из них не ведал подробностей, однако выходило так, что Пахом в одиночку да с похмелья ушёл в лес, да так и не вернулся. Нашли уже после, спустя неделю. Ладно, хоть жил бобылём, горевать особо некому.

С тех пор Егорча вовсе отшельничал. Ни с кем из местных такой дружбы, как с Пахомом, он не водил. Встречался если только случайно. В мае, примерно раз в неделю, стрекотали в островье моторки. Местные приезжали на нерест щуки.


***

Генка Щукин вышел с поезда и огляделся. Раннее утро, заспанная станция. Никого. Оставалось ещё километров восемьдесят пути. Придётся выходить на дорогу и ловить попутку. Возможно, кто из лесовозов подберёт. Раньше ходил рейсовый автобус, сперва ежедневно, это ещё в Генкином детстве, потом всего пару раз в неделю. Четыре года не ездил Генка в деревню. С тех пор как умерли бабушка с дедушкой. Да и жизнь мегаполиса засосала, что называется. Закинув на плечо сумку с нехитрым скарбом, Генка в последний раз оглянулся на уходящую вдаль нитку железной дороги, отсвечивающую в рассветных солнечных лучах, повернулся и зашагал к просёлку. Если удачно попасть на попутку, то часа через два три он будет на месте.

Генка бежал. Бежал от того, что окончательно запутался. В первую очередь в себе. Не складывалась личная жизнь у Генки уже который год. Последние полгода ругались со Светкой отчаянно. Поздние возвращения с работы, постоянные командировки, постоянная нехватка денег. Генка не находил в себе сил объяснять, что для того, чтобы хоть что-то получить, надо сначала постараться. То ли Светка не хотела понимать, то ли действительно не понимала, но Генка каждый вечер слушал одно и то же про кучу успешных знакомых. Начинал срываться, кричал, чтобы нашла уже себе другого, поуспешнее так сказать, и перестала его пилить. В общем, скандалы ещё те.

А вчера Генка переполнился после очередной бессонной ночи с криками и швырянием посуды. Наскоро оформил недельный отпуск на работе, взял билеты на поезд и отправился прочь из города. В родные места далёкого детства. План был таков: приехать неожиданно к троюродному дядьке, взять моторку и на острова, где когда-то рыбачили с дедом. Отдохнуть в тиши и забвении. Подумать.

Генка не прошёл и двух километров по дороге в сторону деревни, как его, несмотря на раннее утро, нагнал уазик. «Летучка» из гаража леспромхоза. Везла запчасти из райцентра.

Выйдя возле дядькиного дома, Генка в первый раз за долгое время по-настоящему улыбнулся. Дядька сидел на крыльце с утренней папиросой.

- Племяш! Здорово! Какими судьбами?
- Да вот. Собрался, дядь. Давно не был.
- Давно, давно. Молодец племяш. Ну проходи, чаи гонять будем. Надолго ли?
- На недельку, дядь.
- И то хорошо.

Сидели у дядьки на кухне, пили чай из огромных кружек.

- Ты, Генка, могилки-то посети стариков своих. Помнишь, где лежат?
- Помню, дядь. Сегодня и отправлюсь. Моторку дашь мне? На острова хочу сгонять на несколько дней.
- Дам конечно, какой разговор. Замотался поди совсем в своих городах? Вид нездоровый у тебя, Ген, честно говорю.
- Не то слово, дядь. За тишиной приехал. Устал, сил нет.
- Оно и видно. К завтраму соберём тебе всё в лучшем виде. Поедешь хоть порыбачишь как в стародавние времена с дедом. Я-то не могу, видишь, на неделе, работа, мать её. Да и сам давно не ездил на острова-то. Поблизости сети кидаю.
- Спасибо, дядь.
- Места-то помнишь?
- Конечно.
- Ну, добро.

Генка выступил утром, как и планировал. Дядька собрал ему тушёнки, картошки, заварки. Сети, удочки, мазь от комаров. С бани принёс завёрнутую в плащ старенькую двустволку.

- На Медвежьем заночуешь?
- Ага. Изба там стоит ещё? Обычно там с дедом ночевали.
- Стоит, полагаю, куда ей деться-то. Я, правда и не знаю, кто из наших туда наведывается. Раньше вроде Пахом на тех островах промышлял, дак нет Пахома теперь. Так-то у него бы спросить как раз.
- Да ладно, разберусь, дядь. Места знакомые всё же.
- Ну, давай. Когда обратно будешь?
- Денька через три четыре вернусь.
- Добро.

На озере было спокойно. Лёгкая рябь. Утреннее солнце бликовало на воде, а Генка был счастлив. Так и мчал, крепко сжимая румпель мотора и улыбаясь. Вот и большое озеро позади. Впереди маячат очертания островов. Давно тут не был, ох, как давно. Генка сбавил ход, вошёл в проливы, вспоминая про гряды и отмели, которые когда-то ещё показывал дед. Петлял проливами к Медвежьему острову. Проверить избушку, пройтись по острову. Потом можно и удочку покидать. Ушицы сварганить. Красота.

Генка приглушил мотор метрах в пятидесяти от берега, притабанил на вёслах, чтобы ненароком не наскочить винтом на прибрежный камень. Выскочил на мелководье, подтянул лодку. Вроде здесь должна быть изба. Чуток углубиться в чащу, а там и она, скрытая от постороннего глаза. Если не знать, то и с берега никак не увидеть. Подхватил с переднего сиденья ружьишко. Пойти проведать, а после за скарбом вернуться.

Избушка стояла. Надёжно укрытая в окружении густолапых вековых елей. Однако, судя по всему, изба не пустовала. На тёплой с ночи печке Генка обнаружил сковородку с жареной щукой, посуда на столе, чья-то тёплая одежда, прочая утварь. Такое чувство, что в избе кто-то живёт постоянно. Хотя, сколько себя помнил Генка, когда они раньше с дедом приезжали сюда с ночёвкой, избушка была прибежищем немногочисленных рыбаков и охотников из местных. И то только тех, кто про неё ведал.

Странно. Генка осторожно открыл дверь, шагнул наружу и замер. Прямо в лицо ему смотрело дуло автомата.


***

Особое внимание Егорча уделял практике огня. Происходило это как раз на каменистом мысу вдали от избы. Вечерами, когда гладь озера зеркалом простиралась вдаль и бликовала в лучах закатного солнца. В такие моменты Егорча позволял себе ничего не делать некоторое время. Представлялось, словно внутреннее освобождается от любой заботы и от любой мысли. Освобождение достигало нужного, когда исчезало ощущение собственного тела. Словно не сидишь на плоском камне, нагретом за день солнечным теплом. В таком состоянии Егорча начинал с острой чёткостью ощущать, будто он невесомо парит над землёй, над озером. И словно нет ни одной мысли, которая могла бы его отяготить или отвлечь. В такой момент Егорча протягивал руки к бездымному пламени. Костёр из сушняка он загодя разводил тут же, подле ног, на камне. По первости удавалось лишь чуть касаться быстрых языков пламени и то совсем ненадолго. Со временем практика позволила Егорче словно окунать руки в огнище. Жара не чувствовалось, скорее доброе тепло, дающее какую-то особую внутреннюю силу.

Сегодня Егорча возвращался с уткой. Снял её с автомата одним выстрелом в протоках. Ощипать, осмолить, выпотрошить и на костёр. Славное варево будет к обеду.

Стрёкот пока ещё далёкой моторки Егорча заслышал загодя. Благо день был тихий. Пока шёл к избе, прислушивался. Мотор на средних оборотах приближался. Кто-то точно проливами, аккуратно пробирался к Егорчиному острову. Похоже, не из местных, если с опаской идёт промеж частых каменистых гряд, полого уходящих под воду с частых островных мысов.

Последний взгорок Егорча преодолел почти бегом, петляя чуть заметной тропой меж вековых светлых сосен. Так и есть. Сквозь деревья внизу моторка. Один человек в ней. И точно к приплеску, от которого, если ведать, до избы рукой подать сквозь прибрежное густолесье. Егорча перехватил автомат под правую руку и стал осторожно спускаться вниз, к заимке.

Точно, видать, не из местных. Мотор заглушил загодя, по мелководью на гребях, осторожно. Движения какие-то угловатые. Сразу видно, что не привыкший лодку затягивать, без сноровки управляется. Все это Егорча наблюдал скрытно, укрываясь в прибрежном ельнике и отчего-то не торопясь выходить навстречу непрошенному гостю. Вот он вразвалочку пошёл точно к заимке, видно, что не в первый раз – ведает, где должна быть. Может кто-либо из тех, что иной раз возвращаются в родную деревню навестить памятные места, связанные с воспоминаниями детства и юности.

Укрываясь в густом прибрежном ельнике, Егорча проследил за тем, как незнакомец, насвистывая, дошёл до заимки. Стоял, оглядывался, словно вспоминая что-то. Аккуратно открыл дверь, зашёл внутрь. Звякнула посуда внутри.

«Это перебор» - подумал Егорча, осторожно подбираясь к самой избушке. Приезжий, не ведая обычая, нагло хозяйничал внутри, осматривая чужие вещи как свои после долгой отлучки. Неслышным скользящим шагом Егорча преодолел последние метры и остановился напротив двери. Как раз в тот момент как пришелец посунулся было наружу. Немая сцена длилась секунд пять.

- Кто такой? – спросил Егорча, не собираясь покуда опускать автомат.
- Я это. Генка я. Приехал вот. Места навестить.
- А почто хозяйствуешь?
- Дак это. С дедом ездили сюда. В детстве ещё. Вот приехал. Отдохнуть.

Голос незваного гостя срывался, вздрагивал. Егорча вдруг устыдился его столь явного страха. Опустив автомат, кивнул в сторону костровища:

- Ладно. Ты это. Пойдём, чаю попьём. Расскажешь, что к чему.

Егорча споро развёл костерок, плеснул воды из ведра в закопчённый чайник. Генка бросился было помогать.

- Сиди уж, ладно. Гость, будем считать. – улыбнулся в первый раз Егорча.
- Ладно. – Генка тоже несмело улыбнулся, присел на краешек скамьи подле стола, возле костровища.
- Сам-то откуда? – спросил Егорча после минутного молчания, глядя на разгорающиеся язычки пламени под чайником.
- Дак с Москвы. По отцу-то родня отсюда, с деревни. Вот, мелким был, в гости к деду возили летом в эти места. Рыбалили вместе. На эту избу как раз, бывало, заезжали ночевать.
- А сейчас что? Детство вспомнить приехал. Отпуск, поди?
- Да, типа того вроде. Сбежал, знаешь. Дядька у меня тут остался в деревне. К нему приехал, моторку взял и на острова.
- От чего бежал-то? – спросил Егорча, чувствуя, как поднимаются, откуда-то из памяти его собственные воспоминания двухлетней давности.
- Да устал, знаешь, от сложностей. Не ладится в городе последнее время. С женой опять же нелады. По работе. В смысле из-за работы пилит. Устал.
- Бабы, бабы. Одно и то же, по сути. Меня, кстати, Егорчей кличут.
- Давно ты здесь?
- Три года. Четвёртый скоро пойдёт. Отшельничаю.
- Ого.
- Да. Свои причины.
- Ясно, Егорча. Ты прости, что я уж так. Нарушил покой, что ли. Не знал.
- Да ладно.
- Дядька говорил, Пахом вроде последние годы за избой присматривал.
- Шатун задрал Пахома по весне. Помогал он мне. Хороший мужик был.
- Хороший, ага.

Сидели, потягивали чай из алюминиевых кружек, прихватив через рукава. Генка рассказывал о себе. Рассказывал взахлёб, будто найдя отдушину, чтоб выговориться. Егорча слушал, не перебивая, попутно вспоминая себя. В чем-то они были, конечно, очень схожи с Генкой.

- Слушай, Егорча, а откуда автомат у тебя?
- Дезертиров нашёл как-то. По осени. В прошлом году. Частей-то много погранцовых вокруг.
- И что? Отобрал что ли? Или выменял?
- Да не. То ли самострелы, то ли друг друга. Непонятно было.
- Ничего себе. Я-то, конечно реально пересрался, как ты меня встретил.
- Ладно. Давай утку сготовим, поедим. Сколько будешь?
- Да я, Егорча, думал дня три четыре.
- Добро. К вечеру сети проставим. На яму окунёвую можно будет сходить на донки. За мысом гряда как раз. Натягаем на печево. Давно не рыбачил-то?
- Пять лет назад последний раз здесь был.
- Ну вот. Подкинь пока дровишек в костёр. Утку осмолить надо будет.
- Ага.

Егорча привычно ощипал утку, укрепил на рогатине. Генка сидел рядом. Утка шипела на огне.

- Ген, возьми ведро, воды наберём. Я пока дичину выпотрошу. Да картошки захвати заодно. В корзине, в сенях слева. Почистим на варево.

Дошли до побережья. Генка уселся чистить картоху. Егорча пока вычистил требуху, промыл утку.

Освежили костёр. Бездымные языки пламени лизали дно закопчённого котелка. Уже вечерело. Егорча время от времени снимал ложкой накипь от варева по краям котелка. Генка, казалось, совсем впал в нирвану. Сидел с отсутствующей улыбкой, вдыхал жадно носом.

«Ослабило парня» - думал Егорча, искоса поглядывая.

- Сейчас, пока поедим, миски ошкурим песком. Сети рядом проставим, по грядам. На сига, пожалуй, да на лосося, мало ли. Мелочёвку с плотвы да корби не будем брать. А то чистить устанем на утро, да и промыслу не время.
- Хорошо, Егорча.
- После как раз на яму окунёвую встанем с тобой. Тут рядом, на гребях. Натягаем лаптей на печево.
- Меня, Егорча, дядька ведь тоже сетями снабдил.
- Оставь пока. Моими обойдёмся. Напоследок проставим все. Дядьке рыбы завезёшь, себе заберёшь. В дорогу-то. А то и, глядишь, коль удачно будет, красной тебе засолим.

К вечеру вышли на гряду. Закинули донки. С большого озера ощутимо тянуло предночной прохладой. Яма на то и яма, что хороший окунь берёт разом. Попеременно вытягивали лаптей с донки. Егорча только усмехался детской радости Генкиной.

- Ты резко подсекай, Ген. Чуть дёрнуло в первый раз, уже, считай, заглотил. Тяни сразу. Окунь-лапоть, это тебе не мелочь какая. Коли заглотил, так не отпустит уже. Не как плотва, поди, мусолит червя. Сразу до брюха крючок засаживает себе.
- Хорошо-то как, Егорча.
- Знамо дело.
- Слушай, Егорча. Спросить хочу вот всё. А как вышло, что ты тут оказался? Если удобно, конечно. Рассказать.
- Да что ж неудобного, Ген. Рассказать-то можно.

Егорча поддёрнул донку. Солнце уже осело за изломанную линию елей на той стороне озера.

- Расскажу, Ген.

Сидели далеко за полночь. Пламя бездымного, на сушняке, костра освещало неровными всполохами лица Генки и Егорчи, бликовало жёлтым на стволах стоящих вокруг сосен. Генка внимательно слушал, а Егорча, рассказывая, как он оказался на острове, словно окунался в себя давным-давно забытого. Казалось, всё произошедшее было не с ним, а совсем с другим Егорчей.

На следующий день встали с донками на гряде. Гряда – «коро» по-карельски. Тягали темнобоких окуней.

- То есть ты, можно сказать, только здесь и нашёл себя, да, Егорча?
- Видимо так, Ген. Это ты со вчера что ли переваривал всё это время наш разговор? – усмехнулся Егорча.
- Да. Как-то, знаешь, параллели некоторые есть в наших историях. У меня, конечно, не такой треш, как у тебя, но потенциал есть. – здесь уже заржали оба.

На исходе четвёртого дня, как и договаривались, проставили все сети.

- Завтра обратно. – вздохнул Генка.
- Отдохнул?
- Ну, вроде.
- Вот этим и живи. А не вздохами. Настоящим живи.
- Это верно.
- Ну вот. А ты себя обратно тянешь. В проблемы свои. Живи тем, что кончились они. А там и новые подтянутся. – Егорча усмехнулся, взглянул на Генку.
- Прав ты, Егорча. Дровишек подкинуть?
- Кидай.

Наутро Егорча с Генкой сняли богатый улов сетями и попрощались.
- Ну, Егорча, коль будешь в Москве, то номер свой я тебе оставил.
- Добро. Удачи тебе, Ген.
- Ага. Спасибо. За разговор спасибо. Помог ты мне, Егорча. Очень помог.
- Бывай.

Егорча долго стоял на берегу, слушая стрёкот удаляющейся Генкиной моторки. Волны лениво плескались о прибрежный песок. Близилась четвёртая по счёту осень Егорчи на острове.