рапана : Писк (по мотивам

Понаехали тут, паразиты. Спасу от них нет. Сверху писатели, внизу писатели.
Что тех, что этих - до бениной мамы.
Кого нет, так это читателей.
Зона, она и в тырнете – зона.
Пользователи друг друга читать не хотят, хотят пользовать. «Даешь про еблю», как у той. Шикарная женщина или мужчина, не важно, главное – живое тело ещё и при деньгах.

Сверху – писатели, снизу – писатели.
Сейчас паразиты сойдутся на словесную перепалку – на мордобой.
Мертвая зона. Надо выслушать обе стороны: публичную, приватную.
Победит, как всегда, одна, один или никто – тот, что с кнопкой.
Остальные авторы, не живые, не мертвые под угрозой расстрела: «тебе мой профиль в рот не влезет» перейдут в ранг читателя.
Кто откажется быть читателем, тому батарейку в задницу и пытку «белым шумом» пока не загнется, не уткнется в монитор и не выучит наизусть все творчество победителя.
В качестве поощрение для бунтаря – один стакан водки в месяц, одни сиськи и очки в формате три дэ. Хочешь бушевать, бушуй, но внутри.

- Гы-гы-ы! А ну ещё раз, пискни! И пусть подавится!
«Да здравствует победитель – покровитель дрочеров, защитник обездоленных, кормящий грудью сирот и алкоголиков. Как в капле отражается солнце, так в каждом из них отражается стих».
Так в каждом из нас отражается глас.

Это же сколько надо иметь своих и быть при своих?
А тот, что с кнопкой сказал: «Сядешь в будку». Сам же, скот, не гавкает. Сразу глотку грызет.
Хочешь, не хочешь – электронные будки наше всё.
Пусть в будке стен нет, зато обои мокрые висят.
Нет, вру – сырые. От слова «сырьё».

Сырьё электронное. Товар фальшивый. Слюни текут. Языка нет, снаружи.

Язык внутри. Говори, не говори – слова мягкие, жеванные, пережеванные.
Полный рот мяса и микробов. Надо кричать, чтоб избавиться, чтобы заразить, зажечь, разжечь.
Кричать так, чтобы глаза надорвались у тех, кто будет глас, читая, слышать.

Дан приказ ему – на запад, ей – в другую сторону.
Тем, кто воздержался – молчать, сопеть, дышать через тряпочку и любоваться обоями.

На обоях мокрый, беззубый младенец в люльке. Кричит, что кабан резаный. Кровь в жилах стынет. А хуле младенцу не кричать. Мужик. Он маму зовет. Он сиську хочет.

Тридцать лет спустя:
«Шо вы кричите, мама, я понимаю слов!»

Ну, это он понимает, у него в детстве сиська была; а тот, кому не повезло, кто опоздал, протупил, воздержался, тому - решать проблемы.
Но вот беда – не видит он проблем. Оглох, сука! Ослеп, онемел. Любуется собой на фоне заката.

Круг замкнулся. Не разорвать. Что делать? – Углубляться. Чем глубже, тем шире. Там, в глубине болота - тишина, там леший бродит и ебёт все что шевелится. Да ещё как, до визга, до писка, до звона.

Слышишь, звенит в ушах? Вот, это он – выход.

Ты уже заострён на этот крик – звон, зов. «Единственный, почти беззвучный, который уловил вдруг, узнал и понял. Крик, с которым все отлетает, все растворяется и поэтому звенит. Внутри звенит, в тебе самом, и звона этого последнего ты уже никогда не забудешь».